Жизнь Исуса Христа - Фаррар Фредерик Вильям - Страница 38

К самому раннему периоду Иисусова учения принадлежат эти странствования, посещения городов и деревень галилейских, поучения, проповеди и дела милосердия, о которых повествуют три первые евангелиста, в особенности св. Лука[246]. И ходил Иисус по всей Галилее, высказывает св. Иоанн***. Иоан. 7, 1. Это был самый светлый, полный надежд и деятельности эпизод в жизни Спасителя. Представим же себе, что мы стоим в стороне, видим Его и со всем смирением и почтением посмотрим, каков Он был.

Народ ожидал Его всюду во множестве, и толпы встречали на каждом перекрестке. Вообразим же себя на котором-нибудь из них и станем глядеть на Него, подобно тем толпам, как на человека земного.

Вот мы находимся в небольшой долине Асохис (ныне же Эль Буттауф), которая тянется между хребтами Завулоновым и Невфалимовым, почти что между деревнями Кефр-Кенна и так называемой Канаэль-Джалиль. Нас окружает море пожелтевших пажитей, почти готовых к жатве, бесчисленное множество ярких цветов, рас инувшихся гуще близ дороги, чем около жилья. Путь, на котором мы стоим, идет в одну сторону к Акре и морским берегам, в другую — к вершине Гаттина и к Галилейскому озеру. Земля сияет всей прелестью вешнего палестинского дня, но толпа, в средине которой мы стоим, слишком занята одной всепоглощающей мыслью, не замечает этих красот природы; потому что некоторые слепы, другие сухи, иные хромы. Они не знают, — нынче ли прикоснется к ним милостивый перст, — нынче ли услышат они слово исцеления. — нынче ли одно прикосновение к одежде незнаемого Пророка, когда Он будет проходить мимо, изменит и исполнит радости всю остальную жизнь их. В небольшом расстоянии сзади толпы среди пшеницы стоит несколько робких искалеченных, покрытых гнусным рубищем фигур с закрытыми губами. Они предостерегают каждого приближающегося к ним криком: Тамэ! Тамэ!! (нечистый) В них мы с содроганием узнаем прокаженных.

Народ сошелся сюда вследствие различных причин. Между ним были и такие, которые пришли только из любопытства или просто вследствие увлечения всеобщим энтузиазмом, в котором сами не могли дать себе отчета. Дивные рассказы об Иисусе, об Его милосердии, могуществе, милостивых словах и чудесных деяниях переходили из уст в уста, перемешиваясь, без сомнения, с подозрениями и клеветами. Один или два книжника и фарисея тут же передают друг другу шепотом о своем поражении, негодовании и тревогах.

Вдруг над самой дорогой, в недальнем расстоянии видится облако пыли, которое возвещает приход новой толпы. Отрок из Магдалы или Вифсаиды, не обращая внимания на насмешливые возгласы книжников, является в этом направлении и, быстро подвигаясь вперед кричит Малька Месихаг! Царь Мессия! Этот возглас даже из уст отрока заставляет забиться сильнее простые сердца галилеян.

Но вот толпа приближается. Ее составляет множество молодых и стариков, принадлежащих по большей части к земледельческому классу, но между ними мелькают и люди высокого звания: здесь похмурый фарисей, там разгульный царедворец Иродов, нашептывающий греческому купцу или римскому воину свои насмешливые замечания на народный энтузиазм. Но таких было немного. Взоры всей разнохарактерной толпы по большей части постоянно устремлены на Того, который стоит в центре отдельной группы.

Впереди этой небольшой группы ходят некоторые из вновь избранных апостолов, а позади их другие, между которыми замечается тот, чей беспокойный взгляд и мрачный вид мало согласуются с открытым и непорочным взглядом, отличающим прочих апостолов. Некоторые, глядя на него, узнают в нем Иуду Искариотского, единственного в то время последователя Христова не из Галилеи. Немного далее сзади виднеется четыре или пять женщин, которые или шли пешком, или ехали на мулах, а среди них, хотя они были под покрывалами, некоторые узнавали некогда богатую и безнравственную, а теперь раскаявшуюся Магдалину, возле нее жену рыбака Зеведея Саломию и за ней известную по своему богатству и положению в свете Иоанну, жену Хузы, управителя Ирода Антипы.

С правой стороны Иисуса строгий Петр из Вифсаиды, а с левой — молодой и любвеобильный Иоанн. Но взоры всех поглощены одним Иисусом, который находится в центре толпы. Он одет не в виссон и пурпур, как царедворцы Иродовы или роскошные друзья прокуратора Пилата; Он не носит белого ефуда левитов или длинного платья книжников; у Него ни на руке, ни на челе нет тефилина, который фарисеи старались сделать побольше и повиднее; каждый из краев одежды его обшит белой каймой и голубой лентой, но заметно, что это сделано в исполнение предписаний закона, а не напоказ, чтобы все видели мелочное, наружное фарисейское послушание. Одежда на Нем приличная времени и стране. Он не с открытой головой, как изображают Его живописцы, потому что ходить или стоять под солнцем сирийским с непокрытой головой не представляется никакой возможности, — но белый кеффих, какой носят и доселе, покрывает Его волосы, придерживаемые вокруг темени агалом, или сеткой, и затем ниспадающие сзади на шею и плечи. Широкий, голубой, чистый талиф, или верхнее платье, из простейшей ткани покрывает Его стан и разве случайно на ходу открывает кетонеф, (хиттон), нешвенную шерстяную общеупотребительную между жителями востока тунику из обыкновенной полосатой ткани, которая около талии схватывалась поясом и покрывала человека с плеч до самых ног, обутых в сандалии. Но простая одежда не скрывала Царя. Хотя в Его обращении не было ничего, что выказывало бы спесь заносчивых раввинов, но, по своему природному величию и неизысканной прелести, оно было таково, что заставляло мгновенно замолчать всякий грубый язык, приводило в страх всякую нечестивую душу.

Каков был Его вид? Он был среднего роста; тридцати с чем-нибудь лет; на лице Его читалась непорочность с глубокомыслием и достоинством возмужалости. Светло-русые волосы ниспадали с головы вниз по шее. Цвет лица Его бы а нежнее, и подходил к типу греческому гораздо более, чем загорелые на солнце оливковые лица смелых рыбаков, Его апостолов; но сквозь эти черты просвечивалась какая-то печаль. Глаза, которых чистый и неописанный взгляд читал тайны сердечные, нередко омрачались слезой, но ни один человек, душа которого заражена грехом и самолюбием, не мог глядеть без страха и благоговения на божественное выражение этого лица, в котором светились покой и терпение. Да, таков был Тот, о котором говорили Моисей и пророки, — Иисус из Назарета, — Сын Марии и Сын Давидов, — Сын человеческий и Сын Божий. Глаза наши видят Царя во всем Его величии. Мы видим славу Его, славу как единородного от Отца, исполненного благодатью и истиною. А, видевши, мы можем понять, почему во время одной из проповедей Его какая-то женщина из толпы, возвысивши голос, воскликнула: Блаженно чрево, носившее тебя, и сосцы, тебя питавшие. Блаженнее те, — отвечал Он словами, исполненными глубокой и дивной тайны, — которые слушают слово Божие и исполняют его[247].

Из всего, что мы рассказали прежде, можно вывести следующее заключение о Его жизни.

Во-первых, это была жизнь в бедности. Некоторые из древних пророчеств о Мессии[248], значение которых евреи вообще мало понимали, указывали на Его свободное подчинение смиренному жребию: Он был богат, но ради нас потерпел нищету. Он родился в хлеве постоялого двора; колыбелью Его были ясли. Мать принесла в очистительную жертву голубей, как неимущая. Бегство в Египет без сомнения сопровождалось многими затруднениями и, когда Он возвратился, то жил как простой плотник, сын плотника в презренном провинциальном городке. В настоящее время Он был бедный, странствующий учитель, не имеющий на столько достатка, чтобы пройти через всю страну. Проповедь Его на горе начиналась: блаженны нищие духом; главным знамением закона откровения было то, что Евангелие проповедуется нищему, самым ясным признаком Его бедности, что спустя три года Его общественного учения Он оценен был одним из своих собственных апостолов в тридцать сиклей (около 27 рублей), представлявших цену самого ничтожного из рабов.