Жизнь Исуса Христа - Фаррар Фредерик Вильям - Страница 17

Чрезвычайная тонкость и типичная общность каждого из искушений служит самым строгим доказательством подлинности и божественного происхождения этого рассказа. Они не только не сходны с грубыми и простыми историями об искушениях, которые бывали с великими из святых мужей, но в них замечается ясность взгляда, своеобразность понимания, которая превосходит всякую силу изобретения. Это было искушение чувств, обращение к низшим, но тем не менее сильным потребностям человека, которые у него одинаковы со всеми животными. Но не переходя в простую, грубую форму, это обращение прикрыто тысячью тонких покровов. Израиль почувствовал голод в пустыне, и в этой крайней нужде Господь напитал его манной, которая была пищей ангельской, хлебом небесным. Почему же Сын Божий не может достать Сам Себе пищу в пустыне? Он может сделать это, если захочет, и зачем будет раздумывать? Если ангел указал блуждающей Агари источник; если ангел тронулся голодом Илии и указал ему пищу; для чего ожидать услуги ангелов Тому, кто в ней не нуждается, но кому, если бы Он только пожелал, с такой радостью готовы были послужить ангелы?

И как глубока была мудрость ответа Иисусова! Обращаясь к той истине, которой поучало ниспослание манны, и приводя одно из превосходнейших выражений Ветхого Завета, Господь ответствовал: написано не хлебом одним будет жить человек, но всяким словом, исходящим из уст Божиих[108]. И какой урок для нас, подтвержденный великим примером! Мы отсюда поучаемся, что человек не должен руководиться требованиями только общей с животными природы; что он не должен злоупотреблять этими низшими потребностями, считая их единственной поддержкой и удовольствиями жизни; что мы не принадлежим самим себе и не можем делать всего, что захотим, с тем, что считаем даже своей собственностью; что и те вещи, которые позволительны, не всегда приличны; что у человека существуют более высокие правила жизни, — нечто возвышеннейшее, чем его бренный состав и его материальная поддержка. Кто воображает, что живет одним хлебом, кто ставит хлеб главной целью жизни, обладание им высшей ценностью, тот, не стараясь снискать для себя божественной пищи, погибнет с голоду среди изобилия. Но кто знает, что человек живет не одним хлебом, тот, даже для спасения временной жизни, не утратит того, что делает самую жизнь драгоценной; тот будет верить, что, исполняя только свой долг, получит от Бога все необходимое для поддержания тела, которое Он сотворил; тот будет усиленно искать хлеба небесного и той живой воды, пивший которую не возжаждет вовеки.

Первое искушение по форме своей чрезвычайно сходно с последней насмешкой, обращенной к Иисусу в то время, когда Он был на кресте: если Ты Сын Божий, сойди с креста[109]. Но с креста Спаситель не дал ответа, а здесь Он отвечал для того, чтобы высказать великое вечное правило. Он не сказал однако же: «Я Сын Божий». В глубине Своего смирения, при величайшем самопожертвовании, Он не пожелал выставить свое равенство с Богом, хотя, будучи образом Божиим, не почитал хищением быть равным Богу[110].

2. Порядок искушений у евангелистов Матфея и Луки не один и тот же: у первого искушение на крыле храма прежде видения с горы царств мира. Так как оба порядка не могут быть справедливыми, то легко может статься, что св. Лука переместил события под влиянием той мысли, что искушение духовной гордости и произвольного приложения чудодейственной силы гораздо тоньше, а потому сильнее, чем искушение пасть ниц и признать силу злобы. Прибавление у ев. Матфея слов «потом», «опять», «тогда» указывает, что он держался истинного порядка событий; обстоятельство, что Он был в числе апостолов, сопровождавших Иисуса в течение земной Его жизни, а потому мог слышать личный рассказ Спасителя, придаст еще большую важность принятому им порядку изложения.

Таким образом Иисус победил и отверг первое искушение выражением безвозвратной надежды на Бога. С чрезвычайной тонкостью, применяясь к этому образу мыслей, дьявол при втором искушении обращается непосредственно уже к этому полному упованию, требует ясного его заявления не только в избавлении себя от обыкновенной телесной нужды, но в отвращении угрожающей опасности. Потом берет его диавол во святый город, говорит евангелист, и поставляет Его на крыле храма[111], которые были так высоки, что, например, по описанию современников, с крыши на Стоа Базиликэ, или царском портике, на южной стороне храма, обращенной в глубокую долину Кедронскую, невозможно было глядеть вниз без головокружения. И говорит Ему: если Ты Сын Божий, бросься вниз, для возбуждения гордости, повторяя свое сомнение относительно Его божественного происхождения, дьявол испытывает Его упование на Бога. Ты будешь в опасности; спасись от нее, если Ты можешь, и докажи этим Твою божественную власть и природу. Ибо написано: ангелам Своим заповедает о Тебе, и на руках понесут Тебя, да непреткнешься о камень ногою Твоею[112]. Докажи же Сам на деле Твое упование и надежду на Бога. В этом искушении не было ничего себялюбивого или чувственного. Оно было обращением не к природным потребностям, а к извращенным духовным инстинктам. Не доказывает ли нам история сект, партий, церквей и людей с высокими духовными дарованиями, что найдутся тысячи людей, не погрязших в топях чувственности и державших себя высоко в самых крайних опасностях, но летевших стремглав с крыла духовной гордости? Но как спокоен, как осторожен был этот простой отверг Иисуса. Написано также: не искушай Господа Бога твоего[113]. Таким образом из слов Спасителя вытекает, что человек не должен испытывать до конца божественную волю; что он не должен дерзать на все, с уверенностью, что Бог все сделает для него; что он не должен требовать или просить чудесного, божественного вмешательства во все свои собственные предначертания и самодурства; что он не должен подвергать Его силу и власть испытанию для своего в них удостоверения. Если Ты идешь путем долга, возложи на Бога все свое упование, но не слушай этого высокомерного шепота: вы, будете, как боги[114] и не дозволяй ничего самовольного и капризного в твоих просьбах о помощи: тогда над тобой сбудется то, что дьявол умышленно пропустил из псалма: ты будешь сохранен во всех путях твоих[115]. В самых словах искусителя «бросься вниз» слышится сознание его бессилия. С этой ужасной высоты он не посмел сбросить Того, кто был храним Богом. Св. Писание, которое он приводит, истинно, хотя он представил его в превратном виде. Никакое сильное искушение не может обусловливать необходимость греха: Господь указывает пути для его избежания.

3. Уничтоженный при обращении к натуральным потребностям и при желании возбудить гордость, искуситель обращается к последней слабости благородных душ. С высокой горы он показывает Иисусу все царства мира и славу их[116] и, как князь мира, предлагает их Тому, Который был деревенским плотником, взамен одного действия признательности. Он говорит Иисусу: все это дам Тебе, если, падши, поклонишься мне. «Царства мира и славу их!» Есть люди, которые говорят, что их не соблазнит никакое царство. Легко может статься; потому что не нужно царства; достаточно гораздо меньшего. Только Христос был искушаем таким образом; Его великая душа не могла быть искушаема чем бы то ни было маловажным. Но для нас этого не было, потому что мы ценим себя гораздо ниже, продаем наш товар за всякую подходящую цену. Можно купить нас задешево. Не надо возводить на горную высоту, довольно крыла на храм, довольно невысокой колокольни, какая найдется в городе, но что говорить далее? довольно поставить нас у окна или у дверей наших домов и пообещать дать то, что мы видим, — и мы поддадимся искушению, и будем благодарить искусителя. Ничтожная монета, пара сапог, всякая безделица могут заставить нас преклонить колена перед дьяволом. Но Иисус думал: какая польза человеку, если он приобретет весь мир и душе своей повредит?[117]