Разбрасываю мысли - Налимов Василий Васильевич - Страница 8
- Предыдущая
- 8/24
- Следующая
4. Кант. Он стоит у истоков нашей – современной – философии. Занимаясь сознанием, часто приходится обращаться к его представлению о Разуме. И сейчас мне кажется уместным обстоятельно сопоставить предлагаемую мной концепцию с его позицией. Задача эта рискованная – идеи Канта о сознании (или, точнее, о мышлении) не сформулированы в виде отчетливой концепции, но разбросаны по страницам его главного труда. Ниже мы выделим близкие нам представления Канта и приведем относящиеся сюда фрагменты из Критики чистого разума [1964].
Двоичность сознания и спонтанность. Прежде всего хочется обратить внимание на мысль Канта о двоичности сознания. Одно из проявлений сознания – чувственность, другое – рассудок. В первом случае речь идет о чувственном созерцании, что в какой-то степени похоже на разработанное нами представление о семантическом вакууме. Во втором – идет речь о мышлении, характеризующемся спонтанностью. В моей концепции, как уже говорилось, раскрытие смыслов происходит также спонтанно. Приведем соответствующие цитаты из вышеупомянутой книги:
…существуют два основных ствола человеческого познания, вырастающие, быть может, из одного общего, но неизвестного нам корня, а именно чувственность и рассудок: посредством чувственности предметы нам даются, рассудком же они мыслятся (с. 123–124).
Восприимчивость нашей души, [т. е.] способность ее получать представления, поскольку она каким-то образом подвергается воздействию, мы будем называть чувственностью; рассудок же есть способность самостоятельно производить представления, т. е. спонтанность познания. Наша природа такова, что созерцания могут быть только чувственными, т. е. содержат в себе лишь способ, каким предметы воздействуют на нас. Способность же мыслить предмет чувственного созерцания есть рассудок. Ни одну из этих способностей нельзя предпочесть другой. Без чувственности ни один предмет не был бы нам дан, а без рассудка ни один нельзя было бы мыслить. Мысли без содержания пусты, созерцания без понятий слепы (с. 155).
Тайна. Занимаясь проблемой сознания, я постоянно встречаюсь с Тайной. Удивительно, что с этой проблемой столкнулся уже и Кант, хотя в те годы проблема сознания, казалось бы, еще не раскрылась во всей своей сложности. Вот относящиеся сюда цитаты [Кант, 1964]:
Наблюдение и анализ явлений проникают внутрь природы, и неизвестно, как далеко мы со временем продвинемся в этом. Но если даже вся природа раскрылась бы перед нами, мы никогда не были бы в состоянии ответить на трансцендентальные вопросы, выходящие за пределы природы, так как даже и свою собственную душу нам не дано наблюдать с помощью каких-либо иных созерцаний, кроме тех, которые доставляются нам нашим внутренним чувством, а между тем в ней заложена тайна происхождения нашей чувственности (с. 326).
Нечувственная причина этих представлений совершенно неизвестна нам, и потому мы не можем созерцать ее как объект, так как подобный предмет мы должны были бы представить себе не в пространстве и не во времени (составляющих лишь условия чувственного представления), а между тем без этих условий мы не можем иметь никакого созерцания (с. 453).
Обращение к математике. Развиваемая мною философская концепция базируется на теоретико-вероятностных представлениях, и я отдаю должное тому, что Кант, еще в далекое от нас время, со всей отчетливостью оценил роль математического мышления, следуя за древними греками. Вот его высказывания [1964]:
Само достоинство математики (этой гордости человеческого разума) основывается на том, что она гораздо больше, чем можно ожидать от опирающейся на обыденный опыт философии, научает разум усматривать в великом и малом порядок и правильность природы, а также удивительное единство ее движущих сил и тем самым дает разуму повод и стимул для применения, выходящего за пределы всякого опыта, и, кроме того, дает философии, занимающейся этими вопросами, превосходный материал, подкрепляющий ее исследования, насколько это допускает их характер, соответствующими созерцаниями (с. 433).
Математика дает самый блестящий пример чистого разума, удачно расширяющегося самопроизвольно, без помощи опыта (с. 599).
Но современная – традиционная – философия все же не встала на путь, предложенный Кантом. Почему? Парадокс. Чтобы сказать что-то новое, я обратился к прошлому – к рекомендациям Канта.
Неустойчивость языка. Разработанная мною вероятностная модель языка позволяет описать размытость смыслов в слове. «Вибрируемость» смыслов (в зависимости от ситуации – внутренней или внешней) отметил Кант, хотя еще и крайне наивно. Сошлемся снова на выше цитированную книгу [Кант, 1964]:
Замечу только, что нередко и в обыденной речи, и в сочинениях путем сравнения мыслей, высказываемых автором о своем предмете, мы понимаем его лучше, чем он сам себя, если он недостаточно точно определил свое понятие и из-за этого иногда говорил или даже думал несогласно со своими собственными намерениями (с. 350).
Как робко прозвучала тогда эта проблема, но все же философ не мог ее не заметить.
Априори. По-видимому, наиболее важным вкладом Канта в философию является учение о чистых (не зависящих от опыта) априорных формах чувственности (пространство и время) и, соответственно, о 12 априорных синтетических категориях (общих понятиях). Среди них: причинность и зависимость, возможность – невозможность, необходимость – случайность и пр.
Таким образом, мы видим, что Человек приходит на Землю не пустым, но хорошо экипированным для взаимодействия с миром. Его «наполненность» и составляет тайну. Величайшую неразгаданную тайну Человека. Мы не поймем природу Человека, пока не разгадаем эту тайну.
Сейчас, читая Канта, я готов к 12 априорным категориям добавить число (во всем его многообразии), логику (в ее различных проявлениях), вероятность (вместо всеобъемлющей причинности), метафизику, мистику и еще, наверное, многое другое. Важным мне кажется также высказывание Канта о возможном априорном познании:
Что же касается предметов, которые мыслятся только разумом, и притом необходимо, но которые (по крайней мере так, как их мыслит разум) вовсе не могут быть даны в опыте, то попытки мыслить их (ведь должны же они быть мыслимы) дадут нам затем превосходный критерий того, чтó мы считаем измененным методом мышления, а именно что мы a priori познаем в вещах лишь то, чтó вложено в них нами самими (с. 88).
Из сказанного следует, что развитие – это непрестанное вду-мывание в cамого себя, хотя мы и не знаем, кто есть Человек. Вот так я воспринимаю Канта. Это не значит, что он так думал, – думаю так я, читая его тексты.
Мне кажется, Кант был первым философом, поднявшим со всей серьезностью проблему сознания. Хватит ли у нас смелости продолжать идти по намеченной им дороге?
5. Теперь наш век. Здесь, прежде всего, нужно обратить внимание на квантовую механику, созданную еще в 20—30-е годы плеядой физиков – Л. де Бройлем, В. Гейзенбергом, Н. Бором и др.
Перед нами серьезный вопрос: квантовая теория, сделавшая столь многое в современной микрофизике, может ли быть использована и в изучении сознания? Если сознание связано с телесностью Человека, то эта связь должна быть реализуема через микрочастицы, описываемые квантовой теорией. Но достаточна ли такая аргументация?
Квантовая механика. Посмотрим, хотя бы поверхностно, на структуру квантовой механики [Медведев, Ширков, 1990]:
По современным представлениям, квантовое поле является наиболее фундаментальной и универсальной формой материи, лежащей в основе всех ее конкретных проявлений…
Истоком общего понятия квантового поля явилась волновая функция частицы Ψ (x, t), которая является не самостоятельной физической величиной, а амплитудой[18] состояния частицы: вероятности любых, относящихся к частице физических величин выражаются через билинейные по Ψ выражения. Таким образом, в квантовой механике с каждой материальной частицей оказалось связано новое поле – поле амплитуд вероятностей (с. 300).
- Предыдущая
- 8/24
- Следующая
