Наследие. Трилогия (ЛП) - Джемисин Нора Кейта - Страница 9

Он говорил так, словно всплывал из глубин сна и еще не разбирал, явь перед ним или морок.

— Теперь она не станет нам доверять.

— Ты не виноват, — с несчастным видом возразил Сиэй. — Давай ей все объясним! Она все поймет, я уверен!

Нахадот поглядел на меня, и я опять — в который раз — подпрыгнула на месте: такая разительная с ним приключилась перемена. От безумия не осталось ни следа. От того, другого Нахадота, который держал мою залитую кровью сердца руку и шептал нежные и горькие слова, — тоже. А поцелуй… нет, поцелуй мне пригрезился. Это становилось очевидным при одном взгляде на Ночного хозяина: тот сидел и смотрел на меня совершенно бесстрастно и даже на коленях выглядел царственно. И еще он источал холодное презрение. Прямо как Декарта. Отвратительное воспоминание…

— Ну так что? Поймешь? — насмешливо поинтересовался он.

В ответ я непроизвольно отступила еще на шаг. Нахадот разочарованно покачал головой и поднялся на ноги. И отвесил грациозный поклон женщине, которую Сиэй назвал Чжаккой. И хотя Чжакка нависала над Ночным хозяином, как над мальчишкой, вопроса о том, кто здесь главный, а кто подчиненный, как-то не возникало.

— У нас нет времени на долгие разговоры, — жестко проговорил Нахадот. — Вирейн наверняка уже ищет ее. Поставь знак, и хватит на сегодня.

Чжакка кивнула и шагнула ко мне. Я в третий раз попятилась — как-то она очень со значением смотрела на меня, намереваясь что-то такое со мной проделать.

Сиэй встал между нами — ни дать ни взять блоха, пытающаяся отогнать собаку. Его макушка едва доставала Чжакке до пояса.

— Мы так не договаривались! Мы хотели честно переманить ее на свою сторону!

— Сейчас это невозможно, — отрезал Нахадот.

— А что, если она все расскажет Вирейну? — И Сиэй выразительно прихлопнул ладошками рот.

Чжакка терпеливо ждала, когда эти двое закончат спорить. Обо мне забыли, моим мнением никто не интересовался, — и правильно, передо мной целых три бога, чего им обо мне вспоминать. Обычно их называли «бывшие боги», но в данный конкретный момент язык как-то не поворачивался выговорить такую чушь. Бывшие они, как же…

На лице Нахадота изобразилось нечто, отдаленно напоминающее улыбку.

— Расскажешь все Вирейну — убью, — сказал он мне.

И снова обратился к Сиэю:

— Ну что, доволен?

Я так устала за сегодняшний вечер, что очередная угроза не произвела на меня ровно никакого впечатления.

Сиэй нахмурился и осуждающе покачал головой, но сошел с пути Чжакки.

— Мы же планировали действовать иначе! — сварливо пробормотал он.

— План поменялся, — отрезала Чжакка.

Она уже стояла прямо передо мной.

— Что это вы хотите со мной сделать? — поинтересовалась я.

Несмотря на устрашающие размеры, Чжакка совсем меня не пугала. Не то что Нахадот.

— Я оттисну у тебя на лбу сигилу, — ответила она. — Невидимую — для них. Благодаря ей сигила, которую хочет нарисовать тебе Вирейн, не подействует. Ты будешь выглядеть как все, но на самом деле останешься свободной.

— Выходит, они… — Кстати, кто — они? Все, помеченные сигилой Арамери? Кого она имела в виду? — Не свободны?

— Они такие же рабы, как и мы, хоть и мнят себя свободными, — сказал Нахадот.

И тут выражение его глаз на мгновение смягчилось — прямо как тогда, во время схватки. Но он сразу отвернулся.

— Поторопись.

Чжакка дотронулась кончиком пальца до моего лба. Кулаки у нее были величиной с суповую тарелку, а палец жег как раскаленный добела прут. Я заорала и попыталась оттолкнуть ручищу, но она успела отвести ее, и я промахнулась. Дело сделано, читалось у нее на лице.

Сиэй, довольный и веселый, вгляделся в место, куда уперся Чжаккин палец, и с важным видом кивнул:

— У-гу. Отличная работа.

— Тогда веди ее к Вирейну, — отозвалась Чжакка.

Она вежливо поклонилась мне на прощание и присоединилась к Нахадоту.

Сиэй взял меня за руку. Я была настолько растеряна и измучена, что даже не сопротивлялась, когда он повел меня к ближайшей стене. Но обернулась, всего один раз. И увидела, как Ночной хозяин быстрым шагом выходит из зала.

*

Моя мама была самой красивой женщиной на свете. Причем я это говорю не потому, что я ее дочь, и не потому, что она была высокой и изящной, а волосы ее отливали бледным золотом, прямо как скрытое облаками солнце. Я говорю это, потому что она была сильной. Возможно, это из-за даррской крови, но я всегда считала, что сила духа — признак красоты.

Люди в наших краях маму не жаловали. В лицо отцу, конечно, ничего такого сказать не осмеливались, но шепотки за спиной во время прогулок по Арребайе я помню. «Амнийская шлюха». «Белобрысая ведьма». Они плевали ей вслед, чтобы смыть с мостовой следы женщины из мерзостного рода Арамери. Несмотря на все это, она хранила гордое достоинство и всегда отвечала ледяной вежливостью людям, которые не утруждали себя соблюдением манер. Я мало помню об отце, но одно воспоминание сохранилось весьма отчетливо: он говорил, что такое поведение мамы показывает, что она лучше тех, кто ее ругает.

Не знаю уж, почему я это помню и почему сейчас рассказываю, но уверена, что это важно.

*

Выйдя из мертвого пространства, я, по настоянию Сиэя, перешла на бег: в лабораторию Вирейна нужно влетать запыхавшейся и растрепанной.

Вирейн отворил дверь только после третьего, весьма настойчивого стука и выглядел при этом крайне недовольным. Сегодня этот беловолосый человек в аудиенц-зале презрительно обронил про меня — «небезнадежна».

— Сиэй? Какого черта?.. Ох.

Он увидел меня, и брови его поползли вверх.

— Хм, я-то думал, куда вы с Теврилом подевались. Солнце уже час как село.

— Симина натравила на нее Наху, — пояснил Сиэй.

И покосился на меня:

— Но теперь ты в безопасности. Здесь тебя уже никто не может тронуть, поняла?

Поняла, поняла. Увидела Ночного хозяина, испугалась до смерти, помчалась со всех ног прямо к дяде Вирейну. Такова официальная версия событий.

— Да, мне Теврил так и сказал, — пробормотала я, боязливо оглядывая коридор.

Притворялась, конечно, но после всего пережитого изображать страх получалось на удивление легко.

— Симина, наверно, сообщила ему ваши приметы, — пояснил Вирейн — словно это могло меня утешить. — Она знает, на что он способен в таком состоянии. Пойдемте, леди Йейнэ.

И отступил в сторону, пропуская меня в комнату. Если бы не превышающая всякие силы усталость, я бы застыла на месте с разинутым ртом — комната поражала воображение. Таких я еще не видала. Длинная, овальной формы, с огромными, от пола до потолка, окнами по обеим стенам. Вдоль них тянулись два ряда рабочих столов, заваленных книгами, флаконами и какими-то невероятно хитроумными штуками. У дальней стены громоздились клетки с кроликами и птицами. А в центре комнаты на низкой подставке возвышался здоровенный белый шар ростом с меня. Его затягивала молочная муть.

— Сюда, — обронил Вирейн, направляясь к столу.

К нему придвинуты были два высоких стула. На один он взобрался сам, а по другому приглашающе похлопал — мол, и ты садись. Я подошла, но на стул не села.

— Боюсь, сэр, вы сейчас в лучшем положении, нежели я.

Он удивленно обернулся, улыбнулся и отвесил мне не слишком церемонный, но и не вовсе насмешливый полупоклон.

— Ах, я совсем забыл о манерах. Меня зовут Вирейн, я здешний писец. А также ваш родственник, миледи, — впрочем, не просите меня объяснить, в каком колене и в какой степени, это слишком давнее и запутанное дело. Но так или иначе, лорд Декарта счел возможным причислить меня к Главной Семье.

И он многозначительно постучал по черному кругу у себя на лбу.

Писец, значит. Писцами называли амнийских ученых, которые изучали письменность богов. Но этот писец не походил на сурового аскета с ледяным взором — а именно так я себе этих ученых мужей и представляла. Он выглядел весьма молодо, пожалуй, даже на несколько лет моложе матери — если бы та осталась жива… Но уж точно не настолько старым, чтобы поседеть до такой совершенной белизны. Возможно, он, как и мы с Теврилом, родился от брачного союза амнийца и женщины из каких-то дальних и экзотических краев.