Альпийская рапсодия - Эштон Элизабет - Страница 23

Эми была в своей комнате, и Ивлин не стала беспокоить ее, зная, что тетушка не одобряла ее решения поехать на концерт, а увидев племянницу в новом платье, Эми окончательно бы расстроилась.

Решив подождать Макса в гостиной, Ивлин начала спускаться вниз по лестнице, когда в холл вихрем влетели Бобби и Джейн. Увидев Ивлин, они замерли на месте. Бобби узнал ее и удивленно воскликнул:

— Ой, это же «призрак»!

— Сейчас она не призрак, она вся сияет, — возразила Джейн.

Ивлин с улыбкой посмотрела на обращенные к ней детские лица. Их восторженная реакция на изменения ее внешности доставила ей удовольствие. Спустившись на несколько ступенек, она с улыбкой спросила:

— Почему вы называете меня призраком?

— Потому что вы всегда одеты в черное или белое и выглядите очень бледной, — откровенно признался Бобби.

— Тише! — возмущенно воскликнула Джейн. — Мама не велела так говорить, это невежливо. Эта леди такая добрая, она купила нам подарки. — Девочка с беспокойством посмотрела на Ивлин. — Вы не сердитесь?

— Нет. Тебе нравится мое платье?

Ивлин почему-то очень хотелось из уст этих детей услышать слова одобрения.

Бобби уже потерял всякий интерес к происходящему и искал, чем бы ему еще заняться, но Джейн восторженно произнесла:

— Оно просто чудесное. Когда я буду взрослой леди, у меня обязательно будет такое же. Я очень люблю длинные платья, но пока мне приходится ходить в коротких или просто в брюках.

— Представляю себе, как ты будешь выглядеть в платье до полу, фыркнул Бобби.

Джейн надулась.

— Противный! Мне ведь пойдет длинное платье, верно?

— Конечно, но сейчас они не в моде для маленьких девочек, — дипломатично заметила Ивлин. — Ты сможешь носить такие платья, когда станешь старше. — Потом она обратилась к Бобби: — Как у тебя дела с немецким?

— Не очень хорошо, danke schön, — грустно ответил Бобби, но напоминание о немецком увело его мысли в совершенно другом направлении. — Вы ждете господина, который дарит мороженое? — с надеждой в голосе спросил мальчик.

— Да, но сегодня раздачи мороженого не будет, — поспешно ответила Ивлин.

— А вам он дарит много порций мороженого? — с легкой завистью спросила Джейн.

— Не говори глупости, — презрительно одернул ее брат. — Мужчины не дарят дамам мороженое, они дарят им цветы. Он принесет вам цветы?

— Мы собираемся на концерт, и цветы там будут мешать, — объяснила Ивлин.

— Я люблю концерты, — заявил Бобби, — особенно когда выступают комики. Попросите господина взять и нас с собой?

— Я уверена, он согласится, — вставила Джейн, — он такой добрый и очень любит детей.

Ивлин решила, что эта парочка может показаться Максу несколько назойливой, но избавиться от них можно было только одним способом, хотя и не совсем педагогичным. Она открыла свою сумочку.

— Она золотая? — восхищенно спросила Джейн.

— Нет, это не золото. — Ивлин достала деньги. — Магазины еще работают?

— Кафе работает… О, это нам? — Бобби с радостью взял протянутые деньги. — Прошу прощения, что назвал вас призраком, вы теперь на него нисколько не похожи. Пошли, Джейн!

Дети чуть было не столкнулись с входящим Максом, но получив деньги на мороженое, потеряли к нему всякий интерес. Ивлин увидела, что Макс был в смокинге, и поняла, что предстоящий концерт должен стать весьма торжественным событием. Девушка порадовалась, что купила себе новое платье.

В смокинге, безупречно сидевшем на нем, Макс выглядел очень импозантно. Сегодня он сверх обычного был тщательно выбрит и причесан. У Ивлин на мгновение мелькнула мысль о том, кто же он на самом деле и чем занимается, потому что сейчас он вполне мог сойти за одного из великих князей прошлого столетия.

Макс увидел Ивлин, стоявшую на нижней ступеньке лестницы — ее золотистое платье сверкало в свете ламп, — и замер на месте. Удивленное выражение на его лице постепенно сменилось восхищением.

Тем временем Ивлин спустилась вниз и сделала реверанс.

— Ну как я вас не скомпрометирую?

Макс шагнул вперед, щелкнул каблуками и поклонился ей с преувеличенной галантностью.

— «Ослепительнейшая, прелестнейшая и несравненнейшая красавица», — процитировал он Шекспира, и Ивлин весело рассмеялась.

— Это «Двенадцатая ночь», но ведь Висла на самом деле так не считала.

— Нет, но так написал Орсино; это было его мнение, и мое тоже, — сказал Макс. — «А если музыка дает пищу любви, играй», — добавил он. — Сегодня нас ждет музыка, Иви.

— Но между нами нет любви, которая нуждалась бы в пище, — беспечно сказала она, хотя ее сердце учащенно забилось. Если она начинает любить этого человека, и, кажется, это происходит слишком быстро, то ее любовь нужно уморить голодом — и как можно скорее. — Откуда ты так хорошо знаешь Шекспира? — Макс не впервые цитировал великого англичанина.

— Я всегда любил его творчество. Мне кажется, что его больше ценят за границей, чем на родине. Немцы даже пытались доказать его германское происхождение, придумав ему новую родословную.

Снаружи донеслись голоса вернувшихся с экскурсии постояльцев пансиона. Макс предложил Ивлин руку.

— Пойдем, нам пора отправляться в путь.

Он взял ее под руку, и девушка почувствовала, как ее волнение усиливается.

— Я чувствую, что сегодня будет незабываемый вечер, — неосторожно произнесла она.

Макс повернул к ней голову и посмотрел ей в глаза таким многозначительным взглядом, что у Ивлин замерло сердце.

— Я искренне надеюсь на это, — серьезно произнес он.

Охваченная внезапной паникой, Ивлин попыталась высвободить свою руку. Ей не следовало ехать с ним, она, наверное, сошла с ума. Музыка и Макс — это слишком опасное сочетание. Но он прижал ее руку к себе и быстро повел девушку к выходу. Как будто почувствовав ее сомнения, он твердо заявил:

— Теперь уже поздно отступать.

Ивлин послушно позволила ему проводить себя к машине. На самом деле она вовсе не хотела возвращаться.

Дорога на север до границы проходила через Шарниц и Порта-Клаудиа, откуда виднелись вершины Веттерштайн с одной стороны и Карвендель — с другой. В Шарнице они с Максом увидели на домах прекрасные образцы настенной росписи. Ивлин высказала предположение, что многие английские дома от украшения такой росписью выиграли бы, и стала придумывать подходящие сюжеты для известных ей зданий. Например, скромный дом викария в родной деревне Эми очень оживился бы, если бы на его стенах были изображены святые, каких она видела в церквах Австрии. Макс помогал Ивлин фантазировать, и им было очень весело.

Макс выбрал дорогу через Гармиш-Партенкирхен. Отсюда хорошо была видна гора Цугшпитце, самая высокая в Германии. Постепенно горы остались позади; теперь их путь лежал по равнинной, поросшей лесом местности, которая после Альп казалась менее интересной.

По мере приближения к Мюнхену Ивлин все чаще замолкала; в ней вновь проснулось опасение, что она подвергает себя слишком большому испытанию. Ей случалось бывать на концертах, в которых она сама не принимала участия, чаще всего с кем-нибудь из своих педагогов. Гарри никогда не ходил с ней, считая «музыку для высоколобых» непонятной и скучной. Поэтому вся гамма мыслей и чувств, которую вызывала в Ивлин музыка, никак не была связана с Гарри, так что ее не должны были тревожить воспоминания о нем, но сама музыка всегда глубоко ее волновала. Ей было бы ужасно стыдно, если бы она вдруг потеряла над собой контроль. Макс уже видел, как она плачет и падает в обморок, но неизвестно, как он отнесется к внезапной перемене ее настроения, возникшей без всякой причины.

Макс тоже был занят своими мыслями и не нарушал ее молчания. Ивлин не имела понятия, осознает ли ее спутник, через какое испытание ей предстоит пройти, и не догадывалась, имелись ли у него причины подвергать ее этому испытанию.

Их путь уже лежал через городские окраины. Они ничем не отличались от окраин любого другого крупного европейского города. Нарушив молчание, Макс сказал: