Хуан Дьявол (ЛП) - Адамс Браво Каридад - Страница 1
- 1/60
- Следующая
КАРИДАД БРАВО АДАМС
Трилогия «Дикое сердце»
КНИГА ТРЕТЬЯ «ХУАН ДЬЯВОЛ»
Перевод с испанского сделала Людмила Александровна Яхина
1.
«Формальный обет одеть монашеское одеяние, постричься в Монастыре Божьих Рабынь Воплощенного Слова, так скоро, как разрешится аннулирование уз брака», – читал Ренато. И с удивлением спросил мать:
- Что это? Ты объяснишь, мама?
- Это объяснится само по себе, Ренато. Я лишь хотела, чтобы ты успокоился. Моника считает, что таким путем она разрешит свои проблемы. Это копия прошения к Святому Отцу, и мы уже передали оригинал, подписанный должным образом, церковной власти, которая уполномочена отправить его в Ватикан.
Раздраженный и подрагивающий, готовый вот-вот взорваться, Ренато судорожно смял копию документа, который вручила мать, словно давая принять сильнодействующее лекарство для его больной души. Они были в просторной и неприбранной библиотеке, где Ренато в одиночестве заперся на целый день. На столе рядом с ним стояла бутылка с остатками коньяка, которую он пил в одиночестве, глоток за глотком, пытаясь разорвать досадный порочный круг, сжимавшийся все сильнее. Однако этот удар был последним; он удивился, поняв, до какой степени это ранит, приводит в отчаяние, мучает его. Но внезапно боль сменилась свирепой злобой, и он воскликнул:
- Это была идея Айме, не так ли?
- Насколько я знаю, идея самой Моники.
- Нет, я не могу поверить! Ведь она окончательно отказалась от религиозного призвания. Уверен, сама она этого не делала. Кто-то приказал ей. Снова искупительная жертва несовершенных грехов, и я прекрасно знаю, откуда это идет, кто сделал, и кто может пойти коротким путем.
- Куда ты, Ренато?
- Куда же, как не поговорить с ней?
В этот момент, крадущаяся тень прошла большой задний двор, прячась за деревьями. Она дошла до потаенной калитки, повернула ключ и улыбнулась, разглядев стройную фигуру, приближающуюся к ней, и сделала жест замолчать:
- Ни слова! Рядом люди. Я не хочу сплетен от слуг.
Она взяла его за руку, увлекая по пустынной улице; когда старые стены особняка остались уже позади, она подняла черную кружевную маску, многообещающе улыбнувшись бесстыдными губами:
- Вы никогда не забудете последнюю ночь на Мартинике, лейтенант Бриттон. Я беру на себя смелость сделать ее незабываемой.
- Я думаю, что живу во сне, обладая невозможным! Вы… Вы… Но что же я сделал, чтобы заслужить…?
- Иногда ничего не нужно делать. Удача сама приходит. Говорю на случай, если решили, что вам повезло разделить со мной последние часы на мартиникской земле.
- Я не нахожу слов, чтобы выразить благодарность. Мое волнение и удивление столь велики, что боюсь, они покажутся вам смешными. Я не нахожу слов, но если бы вы могли видеть мое сердце.
- Попытаюсь представить, – пошутила Айме. – Вам не кажется, что мы должны найти хоть какой-нибудь экипаж? Вы же не хотите, чтобы я задерживалась в этом возмутительном районе.
- Я взял с собой экипаж, он ждет на другой улице. Я не осмелился привезти его сюда, боясь неосмотрительности…
- Правильно сделали. Хорошо еще, что последовали здравому смыслу…
- Не смейтесь надо мной. Разве смешно говорить о любви?
- Пока еще рано, и скорее всего ошибочно, – кокетничала Айме. – Любовь состоит не только из слов.
- Я докажу ее жертвой, которую хочу совершить. Она кажется мне такой огромной, если вы оцените и поймете то, что переполняет мою душу… Я уже не принадлежу себе, Айме. Я ваш… телом и душой… Я люблю вас… люблю…!
Он прижал ее, сразу нашел губы, одновременно прохладные и горячие, влажные и сладострастные, и она почувствовала, что в ней поднимается огонь от поцелуя, а все вокруг исчезает.
- Черт побери! – воскликнула удовлетворенная Айме. – Вы целуетесь как знаток, а не новичок. Хорошо, что так. А то я уж испугалась, что вы один из тех, кто много говорит.
- Ана… Ана…! Айме! Айме!
С еле сдерживаемым гневом Ренато прошел в прихожую, переходящую в спальню Айме и яростно заколотил в запертую на ключ дверь. Волна злобы окрасила в пурпур бледные щеки; когда наконец среди занавесок высунулось пепельное от испуга лицо служанки, та пробормотала:
- Мой… хозяин… мой хозяин…
- Где твоя сеньора?
- А где ей быть, сеньор? – солгала Ана, мертвея от страха. – Там… там, в комнате…
- Лжешь! – разъярился Ренато. И с силой стуча в дверь, завопил: – Айме! Айме! Это я! Открой немедленно!
- Сеньора сказала, что ничего не хочет знать о вас, и чтобы ей никто не мешал, она закрыла дверь на два оборота и села там. И велела сказать вам, что не откроет дверь, будь что будет…
С большим усилием Ренато Д`Отремон наконец отреагировал. В тумане разума, в вспышке злобы до него дошел смысл слов и воспоминание последней сцены с Айме в библиотеке. Он пил весь вечер, но не опьянел. Сильнее алкоголя было брожение страстей, кипящих внутри него: ненависть, ярость, любовь, отчаянное желание женщины, от которой все отвернулись, и свирепая злоба к женщине, которой он дал свое имя… злоба, которую теперь сдерживает под влиянием угрызений совести.
- Сеньора очень храбрая и поэтому сказала, что никому не будет отвечать. Вы же знаете, какая она.
- Да, знаю. Довольно хорошо знаю, но это… это… Это идет от нее, и поэтому она должна немедленно объясниться. Айме! Айме! Открой немедленно!
- Ренато, прошу тебя… – пробовала увещевать София, приближаясь к сыну.
- Это я должен просить оставить меня сейчас, мама! Это личное между мной и женой!
- К сожалению, в этом доме уже нет личного. Позабыта даже тень приличия, крики и вопли перед слугами, и все эти грязные следы на добром имени дома.
София гневно посмотрела на занавески, где только что, пользуясь случаем, скрылась Ана. Затем, смягчившись, подошла и взяла его за руку:
- Ренато, оставь Айме. Не думаю, что она могла принимать участие в прошении сестры. Прошу, послушай. Нужно прекратить скандал. Каталина со мной согласна. Когда мы пришли поговорить с Моникой, то были приятно удивлены, что она добровольно подписала прошение. Думаю, это лучшее, что могло случиться. Разорвать путы бесчестного брака, принять постриг, и мы попытаемся позабыть о существовании бандита, которого зовут Хуан Дьявол.
- Я не забуду и не позволю, чтобы Моника снова стала жертвой. Несправедливо, что все ее подталкивают, упорно стремятся очистить преступление, которого она не совершала. Говоришь, она добровольно приняла прошение? Не верю, мама. Я вижу в этом руку Айме. Я начал понимать, что она притворщица и интриганка…
- Она твоя жена и будет матерью твоему сыну. Если ты уже не можешь любить и уважать ее, то по крайней мере не настаивай на разговоре в таком состоянии, как сейчас. Уверяю тебя, Моника согласна. Если не веришь, поговори с Каталиной… Я оставила ее в своей спальне. Спросишь ее и убедишься, что никто не пытается принести ее в жертву. Пойдем к Каталине. Я постараюсь, чтобы Айме мне открыла, и не буду препятствовать тебе поговорить с ней, когда ты успокоишься. Иди… Прошу тебя, Ренато…
По властной просьбе матери, Ренато отошел. Теперь одна в прихожей, перед дрожащей служанкой, которая вышла из-за занавесок, София убрала маску сурового достоинства, ее губы скривились от злобы, а глаза засверкали, уверенно говоря:
- Твоей хозяйки нет дома, не так ли?
- Как это нет? Она там…
- Не лги больше! Перед моим сыном нужно притворяться, но не передо мной. Она вышла в твоей одежде. Ее видели и подумали, что это ты. Понимаешь? Мне сказали, что ты вышла, но увидев тебя, я поняла. Это была она… она… а ты отвратительная сообщница…!
- 1/60
- Следующая
