Моника (ЛП) - Адамс Браво Каридад - Страница 28

• Предыдущая
• 28/65
• Следующая

Моника почувствовала, что краснеет, и избежала искреннего взгляда Сегундо Дуэлоса, наивного силой своей честности. Она едва выдерживала категоричную форму, с которой остальные связывали ее с Хуаном, как клейменное железом животное, как какую-то необычайную собственность. Но нет, это было не совсем так. На губах Сегундо Дуэлоса была товарищеская улыбка, почти сообщническая, и дружелюбно он извинился: – Сеньора знает прекрасно еще, что капитан лучше хлеба.

- Хуан хороший? Вы хотите сказать, что с остальными, с вами…

- Он достаточно суров, но никто не сможет упрекнуть в лицо Хуана Дьявола, ведь он может сделать что угодно быстрее и лучше всех. С ним мы чувствуем уверенность. Когда он приказывает, мы не спрашиваем, почему, да зачем. Мы думаем: «Он знает». И он всегда знает. Только когда он привез вас. Ладно, простите, у меня всегда был недостаток много болтать.

- Я бы хотела, чтобы вы говорили со мной откровенно.

- Ну, на откровенность, думаю, вы не рассчитывали. Да простит меня сеньора, как и капитан. Но на Люцифере такого еще не было. Ясно, еще до настоящего момента капитан не собирался жениться и не позволял подниматься женщине на борт Люцифера. Капитан был в отчаянии, потому что вы заболели в свадебном путешествии. Он был вне себя, и поскольку я совершил глупость помешать ему. Но теперь вы хорошо себя чувствуете, и все мы очень довольны.

Он искренне улыбнулся. Было что-то простодушное и наивное в этой улыбке и неожиданно Моника почувствовала себя утешенной, уверенной, спокойной, и хотела опереться на него.

- Вы хотите, чтобы я вам показал деревню, хозяйка?

- Нет; я немного устала. Почему бы нам не пойти прямо в то место, куда нам указал Хуан? В таверну. Это далеко?

- Это внизу. И это не совсем таверна. Это как маленькая гостиница, очень красивая и чистая. Вон там, где заканчиваются деревья.

- Пойдем искать Хуана.

- Хочешь, я понесу тебя на руках? Пройдемся немного, как все добираются до пляжа. Вспомни, это было там, где мы оставили нашу лодку.

- Нет… Нет… Мне хорошо. Не нужно.

- Ну тогда в путь.

Медленно, опираясь белой рукой о руку Хуана, позволяя вести себя по дороге вниз, по узкой каменной тропинке, спускалась Моника с вершины Саба, пока наступал вечер. Она выпила бокал благородного вина и новый жар бежал по ее крови, новый луч показался в ее ясных глазах. Это было странное и глубокое чувство, которое почти казалось радостью, которое она не ощущала уже долгие годы, а возможно никогда. Да, теплое вино, пахнущее корицей и гвоздикой, имело магический секрет. Она уже не чувствовала стыда от обнаженных рук, цветастой юбки, светлых волос за спиной. Она словно плыла, и поверхность, по которой она ступала, имела особую мягкость.

- Какой же это красивый остров! Все, кто здесь живет, кажутся счастливыми. Кажется, нет ненависти и амбиций.

- Конечно же есть. Где есть человек, у которого нет недостатков?

- Вы думаете, что люди плохие?

- Да. И женщины тоже не исключение. Люди плохие, потому что страдают, потому что несчастны. Другие, потому что эгоисты, и не хотят страдать ни за кого и ни за что. Другие, потому что им нравится плохое, потому что наслаждаются вредом и распространяют горе там, где проходят.

- Но вы не из таких, Хуан, – живо отвергла Моника. – Вы не из таких, правда?

- Я, кто знает!

Они остановились на полпути. Совсем рядом был пустынный пляж, куда они причалили. Мягко Моника отдалилась на несколько шагов от него, повернула голову, чтобы взглянуть на последний луч уходящего солнца, и не могла сдержаться, чтобы не спросить:

- Вы страдали много, когда были ребенком, Хуан?

- Лучше не говорить об этом.

- Почему? Оно еще причиняет вам вред? Оно было таким беспощадным, правда? Вы не хотите вспоминать?

- Я помню достаточно. Я вспоминаю о нем каждый день, за исключением этого дня. Не знаю почему, но так даже лучше.

- Это лучше, да, уже вижу. Я всегда думала, что ваша симпатия и жалость к Колибри исходят из этого. Грустная история, которая казалась своей. До этого вы странно намекнули. Вы сказали, что… не знаю, но должна спросить, хотя вы и сказали ясно. Достаточно ясно, но не осмеливаюсь понять это так, как вы сказали. Я поняла, что вы и Ренато. Но если вы сын…

- Ничей. Я Хуан без фамилии, один. Не спрашивай, не порть этот прекрасный день. Для чего? Я Хуан Дьявол, Хуан без фамилии, Хуан Хуана, как меня зовут некоторые. Я не Бог и не Дьявол. Я такой, какой есть. В конце концов, какое значение имеет то, от кого родился каждый человек? Разве спрашивают у деревьев, из какого семечка они выросли? Нет, не спрашивают, никого это не интересует. Это не растения в саду, ни розы в теплицах, они вырастают дикие и свободные, и от этого они не менее сильные, не менее красивые. И остается лишь благословлять их, что они дают нам тень, правда?

- Правда, Хуан. Вы так красиво сказали. Никогда я так не думала, но это так красиво.

- Вернемся на Люцифер, Святая Моника?

Лодка пересекала ясные зеркальные воды, чистые, голубые, почти золотящиеся от отдаленной вспышки сумерек. Но Моника не смотрела на небо и море. Она смотрела на мужественное лицо, снова грустное, в темные горящие и выразительные глаза, она созерцала сына Джины Бертолоци, словно видела впервые.

9.

- София! Рад вас снова видеть, вы пришли в такой удачный момент.

Его Превосходительство, генерал-губернатор Мартиники встретил сеньору Д`Отремон, церемонно наклонился и поцеловал протянутую руку. Это был один из просторных залов дома губернатора Сен-Пьера, с балконами, которые выделялись в той части города и порта, откуда виднелись море и небо. Ответив натянутой улыбкой важной особе, София беспокойно посмотрела на дверь, отделявшую зал от прихожей; наблюдая за ней, кабальеро, казалось, угадал ее мысли:

- Вы пришли с кем-то?

- Каталина де Мольнар. Если можно, сначала я бы хотела поговорить с вами наедине.

- Как пожелаете. Но повторяю, события связаны. Я собирался послать почту специально в Кампо Реаль на ваше имя письмо для сеньоры Мольнар от доктора Фабера, которого, кажется припоминаю, как давнего знакомого с острова Гваделупе. Присаживайтесь и поведайте причину вашего визита. Думаю, вы не были лет двадцать в Сен-Пьере.

- Меньше. Я была здесь, когда посадила на корабль Ренато, отправляя его во Францию.

- Действительно. Я был несколько дней в Сен-Пьере, когда меня поставили на эту должность, как раз оставленную родственником Мольнар. Он особо доверил мне обходительную кузину, и я еще не имел возможности что-нибудь сделать для нее.

- Теперь имеете, губернатор. Я приехала не ради себя, а ради несчастной матери. Дело очень личное, деликатное, и оно ее мучает.

- Это касается ее дочери Моники? К сожалению, до меня дошли слухи, которые истолковываются предвзято, что естественно, и я бы не поверил в это, если бы не любопытнейшее письмо от доктора Фабера.

- Что? Это в связи с…?

- Доктор Фабер написал ее матери, от имени Моники. Девушка очень больна. Согласно его диагнозу, мне стало понятно, что речь идет о злокачественной лихорадке.

- О нет, нет! – возмутилась София. – Кто знает, что с ней сделал этот пират, этот дикарь?

- Доктор Фабер хорошо говорил о нем. И простите София, но меня уверили, что свадьба была именно в Кампо Реаль, и что ваш сын был шафером на этой неравной свадьбе.

- Это правда. Мой сын сделал это ради жены. Что можно было поделать? Но никто не думал, что этот человек поведет себя так. Каталина де Мольнар в отчаянии. Я умоляю вас, во имя нашей старой дружбы, нужно, чтобы не навредили репутации моего сына, чтобы не сплетничали по причине родства. Умоляю вас. Я хочу спасти от скандала сына и Айме. Она же Д`Отремон, вы понимаете? Я не хочу, чтобы по какому-либо поводу или причине, злые пересуды втягивали бы ее во все это. Каталина де Мольнар просит вас задержать шхуну Хуана Дьявола. Бог знает, куда уведет горе и отчаяние матери. Бог знает, до какого предела оно может дойти, чтобы добиться от вас желаемого.

• Предыдущая
• 28/65
• Следующая