К вопросу о природе семейного счастья - Шумилов Павел Робертович - Страница 3

• Предыдущая
• 3/11
• Следующая

– … Что такого? Повезло кобелю. Она тоже счастлива будет.

Бор не кобель. И никогда им не был. Это она со злости. Но я не знал, что он подонок. Или это свежеприобретенное?

– Но Бор и Мета на ножах!

– Это раньше. А теперь будут жить душа в душу.

– Ты бы пошла?

– Смотря с кем. С Ником – с радостью. Хоть сейчас. Я серьезно говорю.

– А со мной пойдешь? – Сом пристраивается сбоку и элегантно сгибает в локте руку.

– У тебя зубов лишних много?

– Лань, ты наглоталась стимуляторов, – говорит Ген, – тебе сейчас море по колено, вот и хорохоришься.

– Я наглоталась стимуляторов, мне море по колено, и поэтому я осмелилась при всех сказать, что если не подхожу Нику такая, как есть, то готова пройти «психушку».

Словно холодный еж в горле застрял. Слишком много всего для одного дня. Два финиша за два часа – уже перебор. Но такое! При всех. Кем же я теперь буду в их глазах?

– Лань, я никогда не женюсь на десантнице. Я тогда не смогу работать эндером, понимаешь?

– Но у меня контракт… Срок не кончился.

В дверях появляется Мета. Вовремя. Растерянная Мета. Редкое зрелище. Все взгляды – на ней, в глазах, естественно, вопрос.

– Вы на мне дырку протрете. Говорю сразу, все помню. Почему-то боялась, что всех вас перезабуду.

Лань уже рядом с ней, гладит по плечу.

– Тут, пока тебя не было, Ник новый прием изобрел, – сообщает Ген. Мете не до новых приемов. Хмурит брови, оглядывается, неуверенно дотрагивается кончиками пальцев до мебели. Все смотрят на нее, поэтому никто не замечает, как входит Бор.

– Как себя чувствуешь?

Мета, словно сомнамбула, идет к нему, берет за руку, прижимает его ладонь к своей щеке. Целует пальцы. Бор, похоже, удивлен.

– Разденься.

Мета стаскивает куртку и выжидающе замирает.

– Полностью.

Мета начинает раздеваться.

– Бор ты что! – восклицает Лань. – Это не ей, это тебе стыдно будет! – Но Бор поднимает предостерегающе руку, и девушка замолкает.

Мета уже стоит обнаженная. Весь правый бок и правая грудь в старых шрамах. Словно кто-то граблями провел. Бор поднимает руку и гладит пальцами искалеченную грудь.

– Подпорченный товар достался? Извини, какой есть, – говорит Мета. – Лактация нормальная.

Бор накидывает ей на плечи свою куртку.

– Отвернитесь, парни. Дайте человеку одеться.

– Зачем ты это сделал? – спрашиваю я, изучая обои.

– Проверка, – отвечает Бор. – Иногда у сильных, волевых личностей психопрофиль не приживается. Тогда бы я получил правым в челюсть и сапогом по яйцам.

– Это и сейчас не поздно. Только попроси, – всхлипывает Мета. Оборачиваюсь. Она уже одета. Стоят обнявшись, и Бор гладит ее по волосам. Изменилась девушка.

Поднимаюсь и выхожу. Помещение для расслабления, мать твою! Лучше уж за пультом отдыхать.

Не пройдет и четверти минуты, как из релаксационной выйдет Лань. И отправится разыскивать меня. Именно в пультовую. Чтобы извинться. Поэтому сворачиваю в первую же дверь и машинально отсчитываю секунды. Привычка – вторая натура. Зажигаю свет. Это хранилище кассет. Все, что происходит в функциональных помещениях базы, фиксируется на случай аварии. И поступает сюда. Инструкции Флота. Не помню, чтоб на базе кто-то хоть раз воспользовался записью. Хотя, нет, было. В спортзале, во время эстафеты. Фотофиниш. По записи определяли, кто пришел вторым, кто третьим. Из моей каюты, кстати, тоже идет запись. Я – ценное имущество. Не салага какая-то. Почетно, но противно.

Еще от двери вижу, что на стеллаже с пустыми кассетами лежит одна. Встаю на цыпочки, нащупываю, снимаю. Недавно лежит, еще пылью не покрылась. Никаких пометок ни на футляре, ни на самой кассете. Чистая? Нет, индикатор показывает, на четверть заполнена. Видимо, поэтому и попала на шкаф. Оператор заметил непорядок и взял другую.

В коридоре процокали торопливые шаги. Лань пошла искать меня. Восемнадцать секунд. Не подвела интуиция. Что за эндер без интуиции.

Выхожу в коридор и иду в противоположную сторону. Кассету – в карман. Просмотрю на дежурстве. Все не так скучно.

Прошел мимо нее и лег на койку лицом вниз. Мой дом – моя крепость? Даже замок не поврежден. Разве может замок остановить десантницу?

– Глупый. Ничего не изменилось. – Села рядом и начала массировать мне спину. – Я дана тебе на радость, а не на горе.

– Думаешь, ты единственная моя проблема?

– Может, и нет, но я – самая животрепещущая. А как зовут другую?

– Бор. Мне теперь будет очень трудно его вытаскивать.

– Никакой проблемы. Бор всегда финиширует в кругу.

– А если…

– Никаких если. Ты просто вспомнишь, что он очень нужен Мете. И все будет хорошо. Представь, что рядом с ним – Мета. И вытаскивай двоих.

А потом мы занялись любовью.

– Ты мой якорь. Моя финишная ленточка, моя Белая Скала, – горячо шепчет Лань, терзая мою спину коротко подстриженными ногтями. Подстригание ногтей – это у нас обязательный ритуал. Очень уж она горячая в любви. Белая Скала – это что-то из фольклера десантников. Все забываю спросить.

Утром мы опять занялись любовью. Это больше смахивало на мазохизм. Действие стимуляторов кончилось, и у Лани болели все мышцы. Она стонала, и рычала, и требовала «еще!». Не знаю, получила ли удовольствие, но инициатива исходила от нее. Я никогда не подгребаю к десантнице первым. Ни одна десантница не откажет эндеру. Они считают, что близость с эндером устанавливает какой-то астральный контакт, который помогает ему в работе. Маразм. Ни в одной другой профессии нет такого числа примет и суеверий.

Потом я подал ей завтрак в постель и помассировал спинку. Наполнил ванну горячей водой, отнес туда девушку и оставил отмокать. Сам пошел проведать диспетчерскую.

– … опоздал к самому интересному.

– ???

– Бор сел на фонтан. И Мета села на фонтан. Никогда не ладили, чего им взбрело в голову жениться?

– Успокойся. Теперь они отлично ладят. Не могут не ладить.

– Ха! Они так ладят, что Бумер дважды из своей будки через стекло вылетал.

Это мне показалось интересным. Бумер сам был десантником, пока ногу не потерял. Теперь ходит на протезе, но по внешнему виду об этом не догадаешься. И с тех пор, как он сел в свое кресло, серьезных споров между десантом и администрацией не было. Я остановился и прислонил салагу к стенке.

– Рассказывай. Со всеми подробностями.

– А я что делаю? Утром Бор врывается и прет как лавовый поток прямо в будку Бумера. О чем говорят, конечно, не слышно, но видно, что на повышенных тонах. Потом вдруг Бумер делает сальто, и спиной вперед вылетает из будки вместе со стулом. Сбивает два стола, девочки визжат, а он встает как ни в чем не бывало и говорит: «Черт возьми, Бор, я не думал, что это для тебя так серьезно. Но какую формулировку я дам?» А Бор отвечает: «Выводится из десанта в связи с изменившимся семейным положением». Ну и дальше уже на обычных тонах идет торг типа кто нужней десанту: Бор или Мета. Бор уходит, техники ставят новое стекло, вдруг врывается Мета и летит прямо в будку. Не проходит и минуты, как Бумер вновь вылетает сквозь стекло, правда без стула. Тут появляется Бор и начинается интересная мизансцена. На Бумера никто внимания не обращает, они собачатся между собой.

– Ты ничего не путаешь?

– Что тут можно перепутать? Бор кричит, что Мета больше в драйв не идет, а Мета заявляет, что идет, причем вместе с ним. Лань переходит в группу Пана, а она, Мета, на ее место.

– И Бор уступил?

– Ты видел, чтоб Бор хоть раз отступал? Но тут я ничего не понял. Мета тянет из сапога ножик, приставляет к груди и говорит, что за ним восемьдесят пять, но за ней пятнадцать. И за эти пятнадцать она будет зубами держаться. Считает до трех, потом втыкает. А на блузке уже пятно крови расплывается. Вот тогда Бор и уступил. Бумер, красный как рак, вылезает из-под столов, орет на них матом, а они стоят и целуются.

• Предыдущая
• 3/11
• Следующая