Английская Утопия - Мортон Артур Лесли - Страница 42

Этот отрывок отчасти отражает обычную вражду британского тори к американской, да и ко всякой другой демократии, ненависть особенно острую в годы, следовавшие сразу после гражданской войны. И в «Грядущей расе» Литтон, конечно, не упускает случая напасть на демократию и унизить ее как худшую форму правления. Но он также показывает, какая большая перемена произошла с тех пор, как Блейк, Пейн и Колридж приветствовали революционную демократию Америки как новое откровение, когда в течение нескольких лет казалось, что Америка и Утопия слились в одно. Поездка Диккенса в Америку (1843) и опубликование его «Мартина Чезлвита» показывает, что испорченность этой демократии, сопровождавшей рост капитализма, была всем очевидной, а около 1870 года стали развиваться монополии и разыгрался ряд громких скандалов, разоблачивших американский образ жизни и наглядно обнаруживших его неприглядную изнанку. Не нужно было быть тори, чтобы видеть, что «чисто» буржуазная демократия в Соединенных Штатах была столь же испорченной и хищной, как и различные сочетания феодального и капиталистического общества, какими являлись страны Европы. Стало очевидным, что свободное предпринимательство, просвещенное применение разума и эгоизм, хотя бы и без вмешательства королей, священников и дворянства, никогда не приведут к Утопии вопреки самым твердым ожиданиям.

Литтон не мог, конечно, искать решения в будущем, в социализме. Он мыслит некую форму общества, в которой торизм сочетается с годвинским анархизмом. Тот и другой исходят из того, что каждый член патриархального общества будет знать свое место и охотно довольствоваться им, как это бывает в дружной семье. Вследствие этого отпадает всякая надобность в правительстве и принуждении. Литтон полностью соглашался с Годвином, считавшим, что организованная на такой базе коммуна должна быть по необходимости небольших размеров: численность племен врилиев редко превышала 50 тысяч человек.

Фабула «Грядущей расы» очень проста. Герой ее, богатый американец, открывает при обследовании рудника обширную подземную страну. Ее населяют частично врилии — народ высокой цивилизации и частично другие, гораздо более многочисленные племена, стоящие на разных ступенях демократического варварства. Отличительным свойством врилиев, от которого они получили свое название, является обладание «врилем» — силой, во многих отношениях сравнимой с атомной энергией, но столь прекрасно освоенной, что она заключена в легком футляре, который каждый врилий носит с собой. Эту силу можно по желанию использовать для целей созидания и разрушения. Именно благодаря «врилю» изменилась жизнь этого народа: войны прекратились, правительство стало ненужным и даже невозможным, поскольку каждое лицо, стоит ему только захотеть, обладает достаточной силой, чтобы в одно мгновение истребить весь народ. Тот же «вриль» обеспечивает народ таким огромным запасом созидательной энергии, что царит век изобилия. Большинство работ производится сложными машинами или роботами, приведенными в действие «врилем», но все остающиеся грязные и неприятные работы выполняются как и в фаланстерах Фурье, детьми. Поскольку искусство и литература также перестают существовать в сколько- нибудь крупных масштабах, остается загадочным, как проводят время взрослые врилии.

В книге уделяется больше всего места описанию обычаев, истории и верований. Как я уже сказал, здесь получается смесь Годвина, Оуэна, Фурье и Кабэ. Едва Литтон отходит от традиционных утопических описаний, как тотчас обнаруживает бедность и запутанность своих идей. Несмотря на некоторые поверхностные «социалистические» детали Утопии, перед нами наивная торийско-капиталистическая идиллия: частная собственность сохранена, но эксплуатация и бедность сглажены, и богатые люди слишком благородны, чтобы смотреть на свое богатство иначе, чем на источник каких-то обременительных обязательств. Хозяин, у которого гостит герой, важно объясняет:

Точно так же, хотя отношения между полами несколько видоизменены, мужчины и женщины поменялись ролями, но в целом картина получается мало отличная от той, которую можно было наблюдать в великосветской викторианской гостиной. Герой рассказывает про бал:

Право женщин в этой подземной Утопии проявлять инициативу в отношениях с мужчинами приводит повествование к соответствующей развязке. Две гайи (семи футов ростом) предпринимают весьма решительные шаги, чтобы залучить себе нашего героя. Пожалуй, это могло бы напугать его, даже если бы он не знал, что, уступи он их настояниям, и его превратят в порошок при помощи того же «вриля», чтобы не испортить отборную расу врилиев низшей породой. Ему удается вырваться на поверхность земли. Он смертельно напуган и полон мрачных предчувствий, размышляя о времени, когда врилии вырвутся на поверхность земли и, истребив всех земных жителей, завладеют миром.

Во многих отношениях «Грядущая раса» пошлая книга. Она интересна как иллюстрация того, насколько вульгаризировали рационалистический радикализм просветителей. За столетие капиталистического развития он лишился своего революционного содержания. «Эреуон», напечатанный всего два года спустя, хотя и кажется на первый взгляд произведением значительно более современным и аргументация в нем совсем на другом уровне, но носит тот же средневикторианский отпечаток, разве несколько иного оттенка. Это — проект Утопии, увиденной из окна кабинета в доме деревенского священника глазами его блистательного и оригинального сына. Одним из качеств этого талантливого юноши является то, что он умеет ощущать себя отрешенным от своего окружения, оставаясь при этом составной его частью. Именно в таком же двойственном плане сложилась и жизнь Сэмюэля Батлера, и это придает его «Эреуону» совершенно особенный аромат.

В мире состоятельного духовенства, к которому Батлер принадлежал по рождению, жили люди с хорошим достатком и значительными частными доходами. Однако это был мир чрезвычайно замкнутый. Деньги духовенства не пахли; тут нигде не было видимых точек соприкосновения с производственным процессом; оно никогда не сталкивалось с рабочим классом, зная лишь слуг или почтительно раскланивающихся крестьян. Но даже такой мир был неприемлем для Батлера, и он захотел немедленно от него освободиться.

Батлер всю жизнь ссорился не только со своей семьей, но и с любой религиозной, научной или литературной организацией, встречавшейся на его пути.

И все же он всегда к ним возвращался, а в его «Записных книжках» за главой «Бунтарство» следует «Примирение». Он ссорился с семьей, но так и не порвал с ней до смерти, точно так же, как его критика общества никогда не касалась базиса, на котором комфортабельно разместился средний класс, а в своих нападках на религию он никогда не дошел до атеизма, который показал бы всю нелепость его уютных академических теорий. Он любил шокировать и встревожить, однако не настолько, что бы его сочли окончательно неприемлемым. Весьма характерно то, что, огорчив своего отца отказом принять сан, он согласился ехать в Новую Зеландию, чтобы там, в этой наиболее англиканской и чопорной из колоний, попытать счастья в овцеводстве. Как бы ни было, именно в Новой Зеландии он оказался на достаточном расстоянии от метрополии, и взор его обострился настолько, что он смог увидеть Англию в другом свете. И Новая Зеландия и пасторат нашли свое отражение в «Эреуоне». Батлер оказался превосходным фермером, и деятельность поселенца пришлась ему по вкусу. В то время колония находилась на восточном побережье острова и отделялась от него цепью Западных гор. В поисках новых пастбищ для овец колонисты все время стремились проникнуть за эти горы. Батлера манила неизвестность, и он принимал активное участие во всех экспедициях.