Любавины - Шукшин Василий Макарович - Страница 26
- Предыдущая
- 26/122
- Следующая
– Сколько дворов обошел? – спросил Платоныч, утомленно откинувшись на спинку стула и глядя на Кузьму поверх очков (он хотел помириться с племянником, но хотел также, чтобы тот понял, что в этой истории с арестом не прав Кузьма).
Кузьма развернул тетрадный листок.
– Двадцать семь.
Платоныч устало прикрыл глаза, с минуту сидел, наслаждаясь покоем. Потом захлопнул тетрадку и встал.
– Пошли. Ты делай так: почувствуешь, что мужик может рассказать про соседа, – зови сюда. Только вежливо, не пугай.
Оделись… Кузьма погасил лампу.
Вышли в темные сени. Платоныч шел первым.
Едва он открыл сеничную дверь, с улицы, из тьмы, полыхнул сухой, гулкий выстрел. Платонычу показалось, что его хлестнули по глазам красной рубахой… Мир бесшумно качнулся перед ним. Он схватился за косяк и стал медленно садиться.
Кузьма несколько раз наугад выстрелил. В ответ из ближайших дворов громче залаяли собаки. Кузьма кинулся в улицу… Пробежал несколько шагов, прислушался. Никого. Тьма. Только гремят цепями кобели да где-то тоскливо мычит корова, – наверно, телится.
Кузьма бегом вернулся к крыльцу.
Платоныч умирал, зажав руками лицо, обезображенное выстрелом.
Кузьма приподнял его:
– Дядя Вася!…
Платоныч вздохнул раз-другой и сразу как-то отяжелел в руках… Голова запрокинулась.
Кузьма бережно положил его на пол, сдавил ладонями виски и сел рядом.
Тесная Михеюшкина избушка ходуном ходит. Дым коромыслом. Рев. Грохот.
Несколько человек, обнявшись, топчутся на кругу, сотрясая слабенький пол. Поют хором:
Жарко. С плясунов – пот градом. Но тут важно пластаться до конца – пока не поведет с ног.
Михеюшка в углу рассказывает сам себе:
– …Ну, тут я, конечно, сробел. Думаю: видно, нечистая сила играется. Да. Снял шапку, перекрестился. «Господи, говорю, господи, спаси, сохрани меня, раба грешного!» Только я так скажи, а сзади меня кэ-эк захохочут… ну, я и…
Кто– то захлестнул вожжами чувал камелька.
– Давай-ай, эй! (обычай такой: на свадьбе разваливают хозяевам чувал).
Ухватились за вожжи, потянули.
– Р-ра-аз!
Чувал выпучился и сыпанул градом кирпичей на пол. Пыль заполонила избу. Взрыв хохота. Но все это покрыл вдруг могучий рев:
– Кто-о?! Кто натворил?! – кому-то не понравилось, что разорили у Михеюшки печку – Заче-ем?!
На кругу, по кирпичам, все топчутся плясуны.
Закревский весь вечер кружил около Марьи, все заглядывал ей в глаза, улыбался. Она тоже улыбалась – потому что приятно кружилась голова, потому что рядом красивый, сильный муж и кругом веселые и вовсе не страшные люди…
Воспользовавшись тем, что Егор вышел с мужиками из избушки, Закревский подскочил к Марье, жарко дохнул сзади в шею:
– Там с Егором… плохо, пойдем.
– Где? – вскинулась Марья.
– Пойдем.
…В лесу, неподалеку слышались голоса мужиков, Марья кинулась было туда, но Закревский схватил ее за руку и потащил в сторону.
– Вот сюда, сюда вот… Здесь…
В другое время Марья услышала бы, что голос Закревского подсекается, дрожит, почувствовала бы, как маленькая трепетная рука его вспотела и сделалась горячей. Но сейчас она думала о Егоре и забыла даже спросить, что с ним.
У первых сосен Закревский остановился… Обнял Марью. Она забилась, как перепелка в силке, – пыталась вырваться. Тонкие цепкие руки держали крепко.
– Зачем ты? Ты что это?… – Марья напрягала все силы, колотила Закревского, царапалась.
Закревский жадно хватал ртом мягкие девичьи губы. Бессвязно мычал.
– Егор! Ег…ор! Пусти, змей подколодный! Ег…
Закревский зажимал Марье рот, пытался повалить.
Увлеченные борьбой, не заметили, как в пяти шагах от них подхватился с земли (на корточках сидел) мужик и, поддерживая штаны, побежал в избушку.
…В шуме и гомоне свальной попойки прорезался веселый, радостный голос:
– А иде женихало-то наш?! Там его бабу… Х-хэк!… Чуток не наступил на их.
Егора (он был в избушке уже) обдало как из лохани помоями. Он выскочил на крыльцо… И увидел под ближними соснами белую рубаху Закревского.
…Закревский успел немного отбежать, но споткнулся и упал. Егор навалился на него. Под руку сразу, как нарочно, попало горло Закревского, зобастое, липкое от пота. Егор даванул. Горло податливо хрустнуло в кулаке, как яйцо. Закревский захрипел. Егор поднял его и трахнул об землю. Еще раз поднял и еще раз с силой обрушил… Закревский икнул, вытянулся и перестал шевелиться.
Марья стояла у сосны ни живая ни мертвая – ждала. Слышала возню и страшных два – тупых, тяжких – удара тела о землю. Подошел Егор. Дышал тяжело.
Марья инстинктивно оградила рукой голову.
– Егор, я невинная… Егор, – заговорила торопливо, – он сказал, что тебе плохо…
– Было или нет? – странно спокойно спросил Егор.
– Да нет, нет… Нет, Егор, – Марья заплакала, стала вытирать рукавами глаза. Кофта, разодранная спереди, распахнулась (до этого она придерживала ее рукой). Матово забелели полные молодые груди.
Егора охватил приступ бешенства, какого он в жизни не испытывал. Он сел, почти упал, обхватил руками колени:
– Уходи… Скорей! Уйди от греха!
Марья торопливо пошла к избушке.
Егор вскочил, догнал ее, схватил сзади за косу.
– А зачем вышла? Сука… – едва сдерживаясь, чтоб не ударить по голове, толканул в плечо.
Марья упала.
– Зачем вышла?!
– Да обманул он… Сказал, что плохо тебе…
– Чего мне плохо?! Чего плохо?!
– Не знаю, – Марья опять заплакала. – Не было ничего, Егор. Невинная я…
– Уйди. Иди куда-нибудь!… Скорей!
Марья поднялась и, придерживая кофту, пошла к избушке.
А Егор широко зашагал в лес. По дороге. Ни о чем не думал. Немного тошнило.
Долго шел так, совсем трезвый.
Впереди послышался конский топот пары лошадей. А через некоторое время – стало видно – смутно замаячили два всадника. Егор сошел с дороги, остановился.
Ехали Макар с Васей, Макар – впереди. Негромко пел:
Егор окликнул его. Макар придержал коня.
– Эт ты, Егор? Ты што?
Егор подошел к нему.
– Ехай, я рядом пойду.
Двинулись неторопким шагом.
– За Игната я расквитался, – сказал Макар. – Я их теперь уничтожать буду всех подряд.
– Я дружка твоего… тоже уничтожил, – негромко, без всякого выражения сказал Егор.
– Какого дружка? Кирьку?
– Кирьку.
– Как?… Не понимаю…
– Убил.
Макар натянул поводья.
– За што?
Сзади наехал Вася, Егор не сказал при нем.
– Трогай. Сейчас расскажу.
До самой поляны молчали.
Еще издали слышно было, как гудит и содрогается избушка.
– Гуляют наши! – с восхищением сказал Вася. – Умеют, гады!
Расседлали коней.
Вася потер ладони, тоненько засмеялся и вприпрыжку побежал в избушку – наверстывать упущенное.
Егор повел брата в лес. Остановились над Закревским. Макар зажег спичку, склонился к мертвому лицу. Долго смотрел, пока не погасла спичка. Потом поднялся и сказал печально:
– Отпрыгался… Кирилл Закревский. Жалко все-таки.
Егор закурил, отошел в сторонку.
Макар подошел к нему.
– За што ты его?
Егор кашлянул, как будто в горло попала табачинка… Ответил не сразу, неохотно:
– С Манькой поймал…
Макар взялся за голову и наигранно, больше дурачась, но все-таки изумленно воскликнул:
– Мамочка родимая!… Вот змей, а! Прямо на свадьбе?… Так успел или нет? Манька-то что говорит?
– Говорит – нет, – Егор сплюнул.
- Предыдущая
- 26/122
- Следующая