Две половинки (Просто о любви) - Алюшина Татьяна Александровна - Страница 39
- Предыдущая
- 39/49
- Следующая
– Да! – ответила Стаська исходившемуся в припадке телефону, сверкнув глазами на Степана, и, не удержавшись, рассмеялась.
Княгинюшка помолчала, анализируя услышанный счастливый Стаськин смех, и решила уточнить:
– Мне показалось?
– Нет! – звенела счастьем Стаська. – Я тебе потом перезвоню!
– Не переусердствуй! – усмехнулась Сима.
– Набирая твой номер? – смеялась Стаська.
– И в этом тоже! – продолжая улыбаться, посоветовала княгинюшка.
И отключилась без лишних слов.
Стаська закинула куда-то, не глядя, телефон, и, освещая пространство вокруг сияющей счастливой улыбкой, предложила:
– Давай, что ли, на кровать перейдем, на полу холодно!
– Минут десять назад тебе так не казалось! – поднимаясь с пола, заметил Больших.
Они не спали ночь.
Переходя от поцелуев к разговорам, тихим и неспешным, Степан рассказывал ей о сестре и родителях, о зяте, которого уважал по-мужски, и о Дениске, в свои полгода уже проявляющем характер, о работе и о Вере. Стаська – о княгинюшке, о родителях и своей работе.
Им очень многое надо было поведать друг другу, но они не торопились. Зачем? Теперь расскажут, подробно и в деталях – у них все время впереди!
– А как там Василий Федорович? – спросил Степан. – Перст, можно сказать, судьбы, который нас свел! Я Лешке давно звонил, с неделю назад, узнавал о состоянии больного.
– Вчера выписали из больницы. Асокины его к себе в Москву забрали до полного выздоровления. Он родной брат их домработницы, а она член семьи. Я к нему в больницу не ходила. Княгинюшка навещала, а я от нее все новости узнавала.
– И почему не ходила? – предполагая ответ, спросил Степан.
– Тебя боялась встретить и знала, что не удержусь и начну Василия Федоровича о тебе расспрашивать! – поражала честностью Стаська.
– Понятно, как говорит наш Лев Гурьевич.
К полудню они все же уснули, обессиленные, не в состоянии ни разговаривать, ни целоваться, переплетясь руками-ногами, выключились в один момент, словно в омут ухнули. Часа в три Степан проснулся и стал собираться. Стаська, не до конца проснувшись, все не могла понять, куда и зачем ему надо ехать.
– Ты спи, – поцеловал ее в висок полностью одетый и готовый к выходу Степан. – Мне надо Ане продукты купить, она не успевает, и отвезти ее в больницу к Юре и обратно, а вечером я вернусь.
– Гумм-м… – поерзала Стаська головой по подушке, что, видимо, означало понимание.
– Тебе придется встать и закрыть за мной дверь, – поцеловав девушку еще раз, с сожалением объяснил Степан, так не хотелось ему будить ее окончательно.
Стаська сонно отозвалась, не открывая глаз:
– В верхнем ящике тумбочки, в прихожей, вторые ключи. Возьми и закрой сам.
– Спи, – сказал он, улыбаясь, и поцеловал еще раз.
Напоследок.
Улыбка воцарилась на его лице и в душе основательно, он никак не мог перестать улыбаться, и когда сел в машину, и когда осторожно выезжал из загроможденного автомобилями двора на проезжую часть. Невозможно было перестать улыбаться и чувствовать звенящее счастьем тело, разум, сердце, когда перед глазами проносились кадр за кадром их ночь и Стаськины то смешливые, то потрясенные, то наполняющиеся слезами от переживаемого глаза цвета темного меда.
Зазвонил один из сотовых, выложенных на торпеду. Неслужебный.
И на том спасибо – сейчас и в «бой» Степану, мягко говоря, не потянуть!
Он посмотрел на определитель номера, и улыбка потухла сама собой – звонили с Вериного домашнего телефона.
– Да! – ответил Степан.
– Степан Сергеевич? – спросила Ольга Львовна осторожно.
– Да, – предчувствуя нехорошее, помрачнел Степан.
– Степан Сергеевич, вчера Веру увезли на «Скорой» в больницу, – разрыдалась Ольга Львовна. – Ей совсем плохо стало, она сознание потеряла, я и вызвала. Я с дочерью поехать не могла, Ёжика оставить не с кем, а по телефону они справок не дают. И до вас я никак не могла дозвониться!
Да, неслужебный телефон Степан отключил, когда они со Стаськой перебирались с дивана на кровать, а включил только сегодня, когда одевался в прихожей и привычно проверял содержимое карманов.
– Ольга Львовна, вы успокойтесь. А то Ваньку совсем напугаете. В какую больницу ее увезли?
Она назвала номер больницы и продиктовала ненужные ему номера справочных телефонов. Он выслушал не перебивая.
– А вы сказали врачам со «Скорой», что Вера обследовалась в другой больнице у конкретного врача? Ее бы госпитализировали туда.
– Она не ходила! – призналась Ольга Львовна и начала по новой всхлипывать, успокоившись было. – И вам не призналась! Говорит, незачем понапрасну беспокоить знакомых Степана и его самого! Сходила в нашу поликлинику, ей терапевт дала направления на анализы.
– Диагноз тоже терапевт ставила? – суровым докторским тоном расспрашивал Степан.
– Да, только сказала, что надо бы уточнить, и выписала направление на УЗИ и к урологу, но Верочка не успела сходить…
«Твою мать! – выругался про себя Степан – Ну, твою же мать! Надо же быть такой идиоткой твердолобой!»
– Ладно, Ольга Львовна, я все узнаю и позвоню. А дальше решим, как действовать, в зависимости от обстоятельств.
– Степан Сергеевич, Верочка вам не призналась, стеснялась и не хотела, чтобы вы видели в ней больную или пациентку, но она давно, где-то с полгода мучалась болями. Скрывала от всех и от меня тоже, последнее время совсем уж ее прихватило, пришлось ей мне рассказать, а вам говорить она запретила. Вы уж не сердитесь на нее.
– Ольга Львовна, а она за эти полгода хоть раз у врача была?
– Нет, пока вы не настояли, не была, думала, обойдется.
– Ну да! Рассосется само собой! Идиотизм! – не выдержал Больших.
– Вы уж простите нас…
– Да при чем здесь мое прощение, не прощение или обиды какие-то! Речь идет о ее здоровье и жизни! Все, Ольга Львовна, – сбавил он напор, – чего теперь об этом говорить. Я позвоню.
В негодовании он нажал кнопку отбоя и швырнул телефон на торпеду, осмотрелся, где едет, прикидывая, как лучше и быстрей добраться до больницы.
«А что ты разошелся? Ты врач, ты что не видел ее состояния, симптоматики? Или не хотел замечать? Полгода? Или так тебе она до фонаря, то бишь безразлична, что ты и не смотрел с излишней внимательностью?»
Еще больше раздражаясь, теперь уже на самого себя, Больших посигналил и нагло нарушая, перестроившись через два ряда, свернул налево под мигающую зеленую стрелку.
«Что ж теперь виниться-то? – размышлял он, понемногу остывая – не замечал я Вериного состояния. И не выглядела она больной, и ни разу не то что не пожаловалась, не застонала и не поморщилась при мне. И намека на недомогание не было! Если бы я жил с ними или больше времени проводил с ней, заметил бы! А так… Кого теперь обвинять! Только себя! Она-то ладно, чем она там руководствовалась, какими извращенными правилами поведения с мужчинами и надуманными приличиями – ее выбор! А ты-то, доктор хренов! Спал с женщиной и не видел, что она больна?!»
И, в один момент успокоившись, Больших принял всю вину на себя. Ну, неумная женщина со странностями, но ведь он профессионал, врач!
«Не видел, не понял. Я виноват. А кто еще?»
В больнице, пробившись через приемное отделение и справочную к назначенному Вере лечащему врачу, Больших, уже осудивший себя и вынесший приговор, начал разговор, представившись.
– Вы родственник, муж? – спросил недовольно доктор.
– Нет, – таким же докторским тоном ответил Больших. – Семья Веры – очень близкие и давние друзья моей семьи. Как родственники.
– Ну, может, так оно и лучше, – устало сказал доктор. – И родственникам вы все объясните. Вы врач, смотрите сами, картина ясная без вариантов!
Он подвел Степана к настенной панели для просмотра рентгеновских снимков, включил установку, вставил Верин снимок, демонстрируя коллеге.
– А вот ее УЗИ. И анализы, те, что она сдавала в поликлинике, и наши.
- Предыдущая
- 39/49
- Следующая
