Крадущийся кот - Дуглас Кэрол Нельсон - Страница 34

Он явно собирался поспорить, но тут ее, наконец, вызвали. Мэтт сжал ее руку, и Темпл пошла, провожаемая взглядами других больных, в кабинет врача.

Она не хромала, но ее походка была уже не та. Вместо задорного цоканья каблуков ее шаги издавали еле слышное шарканье. Бесшумной, как у Черныша Луи, поступью Темпл была обязана своим серебристо-розовым кроссовкам. Они заставляли ее чувствовать себя каким-то ребенком, точно так же, как те двое нападавших заставили ее чувствовать себя совершенно беспомощной, также, как заботливость Мэтта заставила ее чувствовать себя безнадежно зависимым подростком, так же, как присутствие Молины заставило ее чувствовать себя раскрытой и обнаруженной… Беспомощность и безнадежность, вот что она испытывала.

— Я это все ненавижу, — пробурчала Темпл сквозь стиснутые зубы, и тут медсестра с ее анкетой в руках раскрыла перед ней дверь кабинета.

— Пойдемте со мной, детка, — медсестра была пухленькая и жизнерадостная. Ее светлые волосы были очень коротко пострижены по последней панковской моде, только у основания шеи был оставлен крысиный хвостик, спускающийся на воротник белого халата, натянувшегося на ее широкой спине.

Она измерила Темпл давление и записала результаты в анкету. Потом протянула больничную рубашку:

— Разденьтесь до пояса. Застежка на спине.

Она уже почти скрылась за дверью, когда Темпл вспомнила позорную подробность:

— Э-э… подождите, пожалуйста! Вам придется помочь мне… У меня рука не двигается.

— Ну, конечно, — сказала медсестра, возвращаясь. — Я совсем забыла! Вы же написали про плечо. Ужасно, что такие вещи случаются.

Она бросила на Темпл быстрый взгляд из-под накрашенных голубым век, и в ее глазах было что-то похожее на осуждение.

Завернутая медсестрой в просторную больничную рубаху и, наконец, оставленная в одиночестве, Темпл сидела на краю кушетки, покрытой одноразовой бумажной простыней, сменявшейся перед каждым пациентом. Ее ноги не доставали до пола, и она чувствовала себя униженной, несчастной и беззащитной. Ей хватило времени, чтобы испить эту чашу до дна, поскольку врач пришел только через двенадцать минут. Ее анкета со всей подноготной теперь перешла в его руки. Он был индус, с тонкими чертами лица, кожей цвета коричневого обувного крема и иссиня-черными волосами. Как многие жители Индии, доктор чем-то напоминал симпатичную копию Ганди. Его звали доктор Расти.

— Пльечо, рюка, чельюсть и животь, — перечислил он ее травмы добродушной скороговоркой. — Бедненькая девушька, такайа неудачья. Ну, давайтье посмотьрим.

Больничная рубаха постепенно являла миру сокрытые тайны, пока руки доктора сантиметр за сантиметром ощупывали, мяли и тыкали во все болевые точки.

— Грабитьели, ви говоритье?

Темпл кивнула. Она хотела написать «автомобильная авария», но тогда полиция заинтересовалась бы, почему эта авария не зарегистрирована в дорожной службе. К тому же, ее травмы были не похожи на ушибы от руля и приборной доски, даже она это знала.

Доктор Расти сделал длинную запись в ее анкете и озвучил диагноз. Он не отличался от диагноза Мэтта: серьезных повреждений («сериозьных поврежьденьий», — прочирикал он, как доброжелательный скворец) нет, только синяки и ушибы. Рентген не нужен, нужен лед и покой, и рецепт на обезболивающее. Если симптомы будут сильно беспокоить, следует позвонить своему врачу.

— Чьто касается здесь, — он постучал по белому халату на своей собственной груди, — будут сильные синьяки, дискомьфорьт. Но это пройдет.

Он нахмурился и покачал головой, склонившись над анкетой:

— Грабитьели — очень плёхо. Больше одного? Темпл кивнула.

— Дьва? Крупьние, злие? Темпл кивнула.

Доктор Расти опять покачал головой и заключил:

— Очень плёхо. Я позову сестру заходить. Нужьна еще одна маленькая весчь.

Темпл вздохнула, и, когда он вышел, начала натягивать свой лифчик. Вошедшая сестра застегнула его на спине и помогла ей надеть кофточку. Потом взяла анкету, отдала Темпл рецепт на обезболивающее и, наконец, достала какую-то брошюру.

— Итак, мисс Барр, — она облизнула губы, — доктор Расти очень обеспокоен. Ваши травмы… короче, они совсем не характерны для уличных грабителей. Обычно это сбитые колени или ободранные локти. А ваши травмы — результат избиения. Вот брошюра Общества защиты женщин от домашнего насилия…

— Но это не было домашнее насилие!

— Иногда и не скажешь, в чем разница. Порой женщине бывает трудно признаться. Во всяком случае, пожалуйста, обратитесь в Общество защиты женщин. Позвоните, у них есть телефон доверия. Вам не нужно даже называть свое имя. Просто поговорите с ними.

— Спасибо, но мне не надо. Я не являюсь жертвой… домашнего насилия.

— Никто не хочет признаваться в таких вещах. Когда мы кого-то любим, трудно быть объективным. Мы знаем, что они не хотели, мы верим, что они сожалеют, потому что они попросили прощения. Главное, они и правда сожалеют. Но никто не может гарантировать, что все не повторится снова. И снова. И снова. Это бесконечный цикл. Вы должны что-то предпринять, чтобы он закончился.

— Говорю же вам, мне не надо! Ну, ладно, я возьму вашу брошюру. Но, надеюсь, мы живем в свободной стране, и я могу идти?

— Возможно, я могу чем-то помочь, — раздался голос из приемной.

Этот голос Темпл знала слишком хорошо. Она чуть не умерла. В комнату вошла лейтенант Молина со своим обычным деловым видом. Когда она увидела Темпл, профессионально-жесткое выражение ее лица сползло, как маска, и лицо сделалось таким, каким Темпл не имела удовольствия видеть его никогда раньше: изумленным и даже растерянным.

Две женщины смотрели друг на друга, одинаково замерев от неожиданности.

Молина пришла в себя первой, но это потому, что она стояла на ногах и не была полураздета.

— Я займусь этим, — сказала она медсестре, снова беря ситуацию в свои руки.

— Спасибо, лейтенант, — сестра замешкалась с брошюрой, но Молина молча протянула руку и взяла у нее брошюру и анкету. Теперь вся личная информация Темпл была в ее распоряжении. «Радуйся!» — подумала Темпл, вне себя от злости.

— Понятно теперь, — пробормотала она, — почему бедные люди не желают обращаться в «скорую». Их здесь не столько лечат, сколько унижают.

— Регистрировать случаи избиения очень важно, — Молина просматривала анкету, ее тяжелые брови поднялись раз и другой по мере чтения. Она подняла глаза на Темпл. — Вас здорово отделали.

— Да, здорово, и я не нуждаюсь в том, чтобы меня теперь еще и словесно истязали.

— Доктор и медсестра выполняют свою работу. Любой | профессиональный медик или полицейский сразу опре- I делит, что вы — жертва целенаправленного избиения.

— «Жертва». Какой великолепный бюрократический термин!

— Успокойтесь. Я знаю, что вы круты. Я знаю, что вы упрямы. Так что можете не притворяться, что вы сильнее, чем есть на самом деле.

— Нет, я буду, потому что я не дылда под два метра ростом и не ношу пистолет и полицейский жетон!

Молина замерла на секунду, потом пожала плечами и отвернулась, а потом сделала нечто несусветное: сбросила свои туфли на низком каблуке и стала на пару сантиметров ниже.

— Так лучше?

Злость, клокотавшая внутри у Темпл, внезапно иссякла, не найдя выхода.

— Чуть-чуть. Слушайте. Если бы я подвергалась домашнему насилию, я бы первая разоралась на всю вселенную. Честно. Но это были совершенно незнакомые люди.

— Уличные грабители отбирают кошелек, угрожая оружием, или толкают, срывают сумку и убегают. Но никогда не топчутся вокруг, обрабатывая ограбленного кулаками.

— Может, это были грабители-садисты.

— Оставьте эту чушь при себе. Что это за парень с вами?

— Я же говорила — сосед. Что такого, что он подвез меня до больницы? Если бы он не настоял, я бы вообще сюда не поехала — и теперь его же еще подозревают в насилии?! Вот и делай после этого добро людям!

— Мы обязаны задавать вопросы, — сказала Молина терпеливо. — Врачи, медсестры и полицейские в прошлом не делали этого — а расплачивались женщины и дети. Вы знаете, что треть всех женщин, обращающихся в «скорую», являются жертвами домашнего насилия?