Записки динозавра - Штерн Борис Гедальевич - Страница 37

• Предыдущая
• 37/37

– Хочу ровно через год в этот день появиться живым на годовщине собственной смерти. И получить от этого удовольствие.

– О! – восклицает фигура. – Это уже кое-что! На день ожить, и всех насмерть перепугать! С таким последним желанием можно входить для доклада.

Фигура подходит к отопительной батарее, ощупывает гусиные крылышки и говорит голосом Дроздова:

– Не высохли… Ты не знаешь, где тут ночью можно водку достать?

– У обходчика на переезде.

– Понял, спасибо. Кстати, я этот рубль себе заберу, не возражаешь?

Все равно на полу валяется. Но ты ЕМУ об рубле не говори, у НЕГО с этим строго. Ну, мне пора. Ты спи, а я сейчас с НИМ посоветуюсь и вернусь. Я недолго.

Фигура устремляется к форточке.

– Крылья забыл! – кричу я вдогонку.

– Пусть сушатся. Это так… бутафория, – отвечает фигура, выдуваясь в форточку.

Лежу, жду…

Фигура возвращается с бутылкой водки подмышкой.

– Поздравляю! Можно. Разрешил. Вышла тебе амнистия. Прежний твой жизненный срок ОН зачеркнул и самолично вписал новую судьбу. Готовься. Сейчас я заправлюсь и отправимся. Все произойдет безболезненно, не бойся.

– А ОН свое слово сдержит? – спрашиваю я.

– У НЕГО без обману.

– Хотелось бы договор подписать.

– У НЕГО без бумажек. Это тебе не издательства, – фигура пытается содрать с бутылки «белую головку».

– А если ОН слово не сдержит?

Фигура ухмыляется и вышибает «белую головку» ударом пустого рукава.

– Ну, предположим, теоретически.

– Если не сдержит… – задумывается фигура и маленьким глоточком пробует водку. – Если не сдержит, тогда ОН потеряет право на твою эту самую…

– Душу?

– Это слово не произносим, – фигура одним громадным глотком засасывает всю водку и грустно говорит дроздовским голосом: – Что-то во мне заело… Обходчик, подлец, за водку четвертной требует, а я ему серебряный рубль сую. Он на меня посмотрел, понял, закричал, побежал, водку в сугроб выбросил… Я подобрал. Так вот. Пойдем, что ли?

– Куда пойдем? – усмехаюсь я. – Вот я ЕГО и надул. Он своего обещания никак не выполнит.

– Это почему?

– Ровно через год в этот день ОН меня воскресить не сможет.

– Как так?! – удивляется фигура, а я показываю на листок от 29 февраля.

– Уел!!! – хохочет фигура голосом моего учителя академика Эн. -

Уел!!! Ой, не могу! Обвел вокруг пальца!

От слез с его усов слезает позолота.

– Ты не смотри, что я смеюсь. Тут не до смеха. Мне смешно, но я на тебя сердит. ОН нам за это знаешь какой фитиль может вставить? Ты как мальчишка себя ведешь. С тобой серьезно, а ты позволяешь себе какой-то базар-вокзал! Я тебе помочь хотел, думал, что тебе жить надоело, а ты… жизнелюб, оказывается? Уел! Обманул! Кого? САМОГО! ОН тебя уважает, а ты? Несолидно. ОН узнает и плюнет. Тьфу! Чего же ты хочешь, спросит ОН. Хочешь жить? Живи. Но не обманывай! Как Чехов сказал: дави в себе швейцара! Стыдно мне за тебя. Боюсь, я ЕМУ доложу, и бросит ОН тебя на произвол судьбы без всякой программы.

– У НЕГО и такая графа есть? – удивляюсь я.

– Есть, – подтверждает фигура и впервые глядит на меня сотнями глаз. Если все эти глаза начнут плакать, наступит всемирный потоп. – Есть у НЕГО такая графа: бросить на произвол судьбы.

– Как будет, так и будет? – уточняю я.

– Так и будет.

– И чтоб никто за мной не ходил.

– Не будут ходить.

– А моя душа?

– Вернется, – отвечает Ангел Смерти.

Татьяна с марсианином затихли и спят. Утром у них начинается Большая Игра.

– Понял я, чего ты хочешь. Я ЕМУ сейчас доложу. Думаю, ОН согласится. Будь здоров! Спи.

Ангел Смерти уходит в форточку, пристегивая на ходу крылья и бросая меня на произвол судьбы.

– Будь здоров! – отвечаю я и ожидаю, когда к форточке подлетит волнистый попугайчик Леша, но вдруг открывается дверь, в номер заглядывает голова мальчишки и спрашивает:

– А где космонавт?

1985 – 1988

• Предыдущая
• 37/37