Эфиоп, или Последний из КГБ. Книга II - Штерн Борис Гедальевич - Страница 17

• Предыдущая
• 17/77
• Следующая

В официальном окружении папы римского состояли только служители-мужчины. Но были и приближенные, те, кто имел право войти в покои Апостольского дворца. Пятеро папских камергеров обязательно были итальянцами, а вот пятеро женщин, обслуживавших понтифика, могли происходить из других стран. За папскую кухню отвечала сестра Джермена. Сестра Ферианда распоряжалась его личными деньгами, за что ее называли «папским кошельком». Сестра Матильда ведала гардеробом, а сестра Ефросинья — писарь папы — вела интимные записи мыслей дона Карлеоне. Во главе всех монахинь «третьего этажа» Апостольского дворца стояла самая старшая — мать Тобиана, знавшая понтифика еще по спортивно-мафиозным временам его молодости. Старенькая сестра Ефросинья недавно сломала ногу и дышала на ладан, и папа Карел подыскивал на ее место надежную женщину. Русская графиня была то, что надо для этого дела.

«Какие радости в раю? — раздумывал папа Карел. — Конкретный образ жизни? Покой и успокоение от трудов, непричастность к печалям и страданиям; возлежание и общение с ангелами и пророками; стояние пред престолом Агнца, прославление его и служение ему; лицезрение бога. Не скучновато ли?» — отметил папа Карел. «Будет и деятельность, соответствующая блаженному состоянию, — служение Богу и исполнение его воли». По Талмуду жители Эдема едят и пьют. Фрукты, «палестинские хлеба», мясо рыбы Левиафана, быка, бегемота — и все животные воскресают после съедения. Вино. Можно. Гроздь над шатром дает не менее 30 мехов вина. Кстати, есть склад вина, которое бог создал сразу в дни творения. «Очень благоразумно», — отметил папа. С плотскими отношениями в раю неясно. «В царстве небесном не женятся и не посягают». Предположим. Но: «Жена остается относительно своего мужа женой, ее права на это при ней». «Душа сохраняет пол свой». Будут или не будут продолжаться супружеские отношения? — раздумывал папа Карел. Да или пет? Блаженный Августин: «Природа будет продолжать существование в своих женских членах не для прежнего употребления, но Для нового украшения и никогда не будет возбуждать похоти того, кто будет созерцать сие». Сексуальная жизнь: полового влечения нет, по мужчины живут отдельно от женщин. Что-то все же есть, думал дон Карлеоне. Вот и в Коране: тенистый сад, прохладные реки из воды непортящейся, или из молока, или из вина, или из меду очищенного. В садах вечности приятная прохлада без солнца и мороза. Праведники возлежат на ложах с подругами — последние иногда именуются супругами, а чаще «сверстницами». Это хорошо. Они «скромноокие», «точно яхонт и жемчуг», которых не коснулся ни человек, ни джинн, «с потупленными взорами», «полногрудые», с таким прозрачным телом, что сквозь него видна анатомия. «Не очень-то аппетитное зрелище, — подумал дон Карлеоне, — когда видны кости и внутренности. От. Но не будем придираться».

Но что с графиней? Русская графиня — то, что надо для этого дела — на земле, а не в небе.

— Che mala fortunal! — тихо подходя, сказал папский нунций. — Они не выполнили требований террористки. Дуче сказал: «Какое несчастье!» Взрыв в комиссариате. Много жертв.

— Негодяй. Властитель — как огонь: куда ни кинется, все пожирает, — ответил папа.

Папа Карел-Павел, глядя вниз с балкона Апостольского дворца, увидел на освещенной Луной мостовой длинную тень от сидящей на крыше дворца химеры. Химера шевелилась, купидон натягивал лук. Папа не подумал, что химера ему почудилась. Папа Карел был тайным лунатиком и полез па крышу — посмотреть: кто там сидит? Нунций от удивления не пытался ему помешать. Внизу катила кавалькада велосипедистов. Постоянные тренировки итальянских велосипедистов вокруг Ватикана. Ни днем ни ночью покоя нет. Муссолини разрешил, пусть. Тур де Ватикан. Велосипед — это два колеса. Велосипед — это здоровье и крепкие ноги нации, так сказал Муссолини.

Химера выстрелила, и папа, сраженный стрелой купидона, полетел с крыши прямо в несущийся пелетон. Последнее, что увидел папа Карел, — голову гонщика в танковом шлеме. Лицо гонщика показалось папе знакомым. Это вытаращенное лицо падало на папу вместе с велосипедом «Кольнаго» и страшно материлось по-русски:

— Бережись, ыбеиамать!

Потом последовал взрыв, и гонка Тур де Ватикан па этом закончилась. Произошло расследование. Похоже, что кто-то из гонщиков возил с собой бомбу — как видно, решено было убить Муссолини, метнув бомбу с велосипеда во время гонки Тур де Италия, когда Муссолини будет присутствовать при старте или награждении. Но эта бомба досталась другому итальянцу — папе Карелу-Павлу Первому. Тело одного эритрейского гонщика так и не нашли, но коллеги символически похоронили его в очередном этапе гонки без борьбы — спокойный проезд, никто никого не обгонял.

Папу римского похоронили само собой.

«Папа Римский? А сколько у папы дивизий?» — поинтересовался Муссолини.

«Вооруженные силы Ватикана — сотня швейцарских гвардейцев, одетых вот уже 400 лет в костюмы от Микеланджело», — ответили ему на следующий день.

«В лето, от, февраля. После изгнания из Киева Гайдамака подлетал к поверхности Земли по касательной, наподобие Тунгусского болида, ломая лес и с тихим гулом. Он падал и думал о Боге, ибо, как говорил князь Мономах, „едучи на копе и не имея никакого дела, думай о Боге, нежели думать безлепицу, ездя, от“. С огнем и грохотом Гайдамака обрушился оземь за Уральскими горами в районе среднего течения Оби неподалеку от нынешнего Нижневартовска (в тот год никакой нижней варты здесь еще не существовало, и Обью река еще не называлась, а назвал ее так через пятьсот лет сам богатырь Ермак Тимофеевич, впервые выйдя с разбойной дружиной на этакий простор и матерно выругавшись от восхищения: „Ебь твою мать!“ — так по первому слову и назвали), — итак, упал Сашко с превеликим шумом, образовав большой, по неглубокий кратер, — сам же не рассыпался на куски, а пробурился сквозь вечную мерзлоту в глубь Земли до нефтяной залежи, которая с воем бросилась наверх и выплеснулась на тундру черным фонтаном — и потому утверждается, что первое нефтяное месторождение в Западной Сибири было открыто Гайдамакой еще в эпоху Киевской Руси.

Но далее: он продолжал тонуть в этом подземном нефтяном озере, как с привязанным камнем, и, дойдя до самого дна, угодил в вонючейший кипяток, на котором нефть плавала. Запаху такого ядреного Гайдамака больше никогда не нюхал — кипяток этот сильно вонял сероводородом. Делать нечего — воротя нос, он начал в нем томиться и свариваться; его уже можно было солить по вкусу, протыкать серебряной вилкой и пробовать на предмет сготовки; его передергивало от подземного гула и каких-то металлических гаечных лязгов; как вдруг прямо над ухом раздался истошный крик:

«Прорвало!!!»

Гайдамака сильно перепугался — но не от страха, а от неожиданности. Потом кто-то по-собачьи взвизгнул, а еще кто-то командирским голосом закричал:

«Куда?! Куда побежал, дракона пасть! Назад! Краны закручивай! Саня, беги к лифтам! Посмотри, чего там, а я здесь!»

Гайдамака услышал топот, потом заскрипела железная дверь, потом загудело, его подхватило восходящим водоворотом, и он начал куда-то всплывать, как пельмень в кастрюле. Вскоре вода из сероводородного кипятка превратилась в родниковую и ледяную, и Гайдамака, пребольно ударившись головой, разломил ею тонкий лед и всплыл под мостом посреди Невы напротив Зимнего дворца.

По мосту на Невский проспект шла революция. Гайдамаку не замечали или делали вид, никому не было дела до какого-то тонущего индивидуума, а он никак не мог выбраться из проруби, лед проламывался под ним, он уже замерзал, с блаженством вспоминая, как несколько минут назад чуть не сварился в кипятке.

Но вот какой-то дурак с моста заорал:

— Гля! Бля! Тело!

Второй завопил:

• Предыдущая
• 17/77
• Следующая