Теория и история. Интерпретация социально-экономической эволюции - фон Мизес Людвиг - Страница 20

Физиологи проводят различие между мочой химически нормального состава и другими типами мочи. Отклонение от нормального состава объясняется определёнными отклонениями физического состояния тела или функционирования органов тела от того, что считается нормальным и здоровым. Эти отклонения также следуют регулярным моделям. Определённое ненормальное или патологическое состояние тела отражается в соответствующем изменении химического состава мочи. Усвоение определённых продуктов, напитков и лекарств вызывает соответствующие явления в составе мочи. У здоровых людей, тех, что обычно называют нормальными, моча, в определённых узких границах, имеет одинаковую химическую природу.

С мыслями и идеями всё обстоит совсем иначе. Относительно них не возникает вопроса нормальности и отклонений от нормальности, следующих определённым моделям. Некоторые телесные повреждения или усвоение некоторых лекарств и напитков затрудняет и расстраивает способность человека мыслить.. Но даже эти расстройства не протекают одинаково у разных людей. Разные люди имеют разные идеи, и ни одному материалисту ещё не удалось свести эти различия к факторам, которые можно описать на языке физики, химии или психологии. Любые ссылки на естественные науки и на материальные факторы, с которыми они имеют дело, бесполезны когда мы задаёмся вопросом, почему одни люди голосуют за республиканцев, а другие – за демократов.

По крайней мере до сегодняшнего дня естественным наукам не удалось обнаружить какие-либо телесные или материальные свойства, наличию или отсутствию которых можно приписать содержание идей и мыслей. Фактически, проблема разнообразия содержания идей и мыслей никогда не ставилась в естественных науках. Они могут изучать только объекты, которые влияют на чувственные ощущения или модифицируют их. Но идеи и мысли не оказывают прямого влияния на ощущения. Они характеризуются смыслом, а для постижения смысла методы естественных наук не годятся.

Идеи оказывают влияние друг на друга, они стимулируют появление новых идей, они вытесняют или трансформируют другие идеи. Всё, что материалисты могут предложить для трактовки идей – это метафорические ссылки на понятие инфицирования. Это сравнение поверхностно и ничего не объясняет. От тела к телу заболевания передаются посредством миграции бактерий и вирусов. Никому ничего не известно о миграции агента, который передавал бы мысли от человека к человеку.

Материализм возник как реакция на первобытную дуалистическую интерпретацию бытия и сущностной природы человека. В свете этих верований живой человек был соединением двух отдельных частей: смертного тела и бессмертной души. Смерть разделяет эти две части. Душа исчезает из поля зрения живых и подобно тени продолжает существовать вне досягаемости земных сил в царстве мёртвых. В исключительных случаях душе позволяется ненадолго вновь появиться в чувственном мире живых, а ещё живому человеку нанести короткий визит в загробное царство.

Эти грубые представления были облагорожены религиозными доктринами и идеалистической философией. Если примитивные описания царства душ и активности его обитателей не выдерживают критической проверки, и их легко подвергнуть осмеянию, то утончённые догматы религий не в силах убедительно опровергнуть ни априорные рассуждения, ни естественные науки. История может разрушить исторические повествования теологической литературы. Но это никак не отражается на сути веры. Разум не может ни доказать, ни опровергнуть фундаментальных религиозных доктрин.

Но материализм в том виде, как он возник в XVIII в. во Франции, был не просто научной доктриной. Он был также частью словаря реформаторов, которые боролись против злоупотреблений «старого режима» [15]. Прелаты церкви в королевской Франции за небольшим исключением принадлежали к аристократии. Их больше интересовали придворные интриги, чем исполнение церковных обязанностей. Их заслуженная непопулярность сделала популярными антирелигиозные тенденции.

Дебаты о материализме утихли бы к середине XIX в., если бы к ним не примешивалось никаких политических проблем. Люди осознали бы, что современная наука ничего не внесла в прояснение и анализ психологических процессов, генерирующих определённые идеи, и, сомнительно, будут ли будущие учёные удачливее в решении этой задачи. Материалистическая догма рассматривалась бы как предположение о проблеме, удовлетворительное решение которой, по-видимому, по крайней мере в настоящее время, не досягаемо для человеческого поиска знаний. Её сторонники не могли бы считать её неопровержимой научной истиной и не смели бы обвинять её критиков в мракобесии, невежестве и суеверии. Материализм был бы заменён агностицизмом.

Однако в большинстве европейских и латиноамериканских стран христианские Церкви сотрудничали, по крайней мере в определённой степени, с силами, которые противостояли представительному правительству и всем институтам, обеспечивающим свободу. В этих странах вряд ли можно было избежать критики религии, если бы кто-либо вознамерился реализовать программу, в общем и целом соответствующую идеалам Джефферсона и Линкольна. Политический подтекст спора о материализме не позволил ему увянуть. Отчаянные попытки спасти политически очень удобный лозунг «материализм» делались не из эпистемологических, философских или научных соображений, а по чисто политическим причинам. В то время как тип материализма, процветавший до середины XIX в., отошёл на задний план, уступив дорогу агностицизму, и уже не мог быть возрождён такими сырыми и наивными работами, как работы Геккеля, Карл Маркс разработал новый тип материализма под названием диалектический материализм.

Диалектический материализм Карла Маркса и Фридриха Энгельса является самой популярной метафизической доктриной нашей эпохи. Сегодня это официальная философия советской империи и всех школ марксизма за её пределами. Она доминирует в идеях многих людей, не считающих себя марксистами, и даже многих авторов и партий, считающих себя антимарксистами и антикоммунистами. Именно эту доктрину подразумевают большинство наших современников, когда обращается к материализму и детерминизму.

Во времена молодости Маркса в германской мысли господствовали две метафизические доктрины, учения которых были несовместимы друг с другом. Одной был гегельянский спиритуализм, официальная доктрина прусского государства и прусских университетов. Второй был материализм, доктрина оппозиции, склонной к революционному свержению политической системы Меттерниха и христианской ортодоксии. Маркс попытался смешать их в единое соединение, чтобы доказать, что социализм обязан наступить с «неумолимостью закона природы».

В философии Гегеля логика, метафизика и онтология в сущности тождественны. Процесс реального становления – это аспект логического процесса мышления. Схватывая законы логики при помощи априорного мышления, разум обретает точное знание реальности. Не существует дороги к истине, кроме той, которая обеспечивается изучением логики.

Специфическим принципом логики Гегеля является диалектический метод. Мышление движется трехчастным путём. От тезиса к антитезису, т.е. к отрицанию тезиса, а от антитезиса к синтезу, т.е. к отрицанию отрицания Тот же самый тройственный принцип проявляется и в реальном становлении. Ибо единственной реальной вещью во Вселенной является Geist (разум или дух). Материальные вещи не обладают для себя бытием. Субстанция материи находится вне её, дух есть у себя бытие. То, что называется действительностью – помимо разума и божественного действия – в свете этой философии есть нечто гнилое или косное (ein Faules), которое может казаться, но не является в себе действительным <см.: Гегель Г. Философия истории. – СПб.: Наука, 1993. С. 70–73, 87>.