Слуги зла - Далин Максим Андреевич - Страница 2

Мелкий подал голос именно тогда, когда Клык счел его уже заснувшим.

– Слушай, старик, – сказал он сипло, открыв глаза и глядя на вожака умоляюще, – у тебя остался бальзам? Дай мне…

Клык перехватил и зашвырнул на дно души мгновенную вспышку жалости к мальчишке, еще не научившемуся держать себя в руках.

– Бальзам кончается, – отрезал он, отложив ятаган и теперь отчищая от чужой крови наконечники оставшихся стрел. – А среди нас есть кое-кто, кому хуже, чем тебе. Тебе просто больно, а от боли не дохнут. Прекрати выть.

Мелкий смущенно замолчал. Он отследил направление взгляда Клыка и теперь испытывал сильный стыд.

В крохотной естественной нише лежал, свернувшись клубком, Вьюга, старый боевой товарищ Клыка. Для Мелкого было нерешаемой загадкой, как Вьюга вообще мог бежать вместе с отрядом столько миль, не отставая и не сбивая дыхания: в последнем отчаянном бою он получил два удара мечом, от такого чаще всего умирают на месте. Теперь на Вьюге не было панциря, тащить который на себе у раненого не хватало сил, а рубаха насквозь пропиталась кровью; глубокие раны на плече у шеи и под ребрами стягивали заскорузлые от крови тряпки. Мелкий мог только догадываться, какова физическая сила Вьюги и с какой невероятной цепкостью он держится за уходящую жизнь – возможно, лишь остатки обезболивающего бальзама, бережно хранимые Клыком, позволяли Вьюге следовать за командой, чтобы не умереть среди врагов.

Мелкий подумал, что Вьюга спит, но тот впал в темное беспамятство, как только его воля перестала заставлять тело двигаться.

Рядом с ним, у самого огня, сидя, прислонившись спиной к стене, открыв рот и всхлипывая во сне, пристроился закадычный приятель самого Мелкого, молодой боец по кличке Красавчик, любимчик женщин, который доселе отличался просто фантастическим везением. В лучшие времена Мелкий, глядя на него, порой испытывал нечто вроде досады, вызванной, вероятно, легкой завистью. Вальяжный шарм, мускулы вроде бычьих, движения, одинаково легкие в бою и на марше, чудная реакция, позволяющая ловить стрелы в полете, – и так достаточно богатые подарки судьбы. Чего б еще желать… А Красавчик к тому же был действительно мил внешне, мил редкостно, даже инженерши таяли, не говоря уж о простеньких боевых подружках. Еще бы! Не у всякого такие крупные уши – на острых кончиках жесткая шерсть чуть ли не кисточками, и волосы он специально завязывает сзади шнурком, оставляя уши открытыми, разумеется, чтобы случайная девочка, бросив случайный взгляд, представила, как нежно укусит за это ухо… Лицо лоснится, кожа темная и гладкая, с явственной прозеленью, нос, правда, маленький, зато подбородок выдается далеко вперед, нижняя челюсть жестко очерчена и великолепные белые клыки на добрых полмизинца выступают над верхней губой. Сногсшибательная ухмылочка. И узкие острые глаза – редкостного, совиного, золотисто-желтого цвета. Конечно, любая потянется обнюхать. Просто живется с такой внешностью… Волей-неволей позавидуешь, когда так хорош, бродяга… был.

Команда еще по-прежнему, по старой привычке, звала его Красавчиком – в самом скором времени это имя поменяется на Одноглазого. Только благословенная реакция спасла бойцу жизнь – он отпрянул от удара в последний миг, и чужой клинок не рассек его череп надвое, а лишь скользнул по лицу, от середины лба до скулы. Милейшая физиономия превратилась в опухшую, черно-красно-зеленую маску с багровой бороздой через скулу и бровь, с зияющей красной дырой на месте вытекшего глаза. Мелкий хорошо представлял себе, что чувствует его друг – на марше Красавчика то и дело начинало рвать, время от времени он едва не падал, виновато усмехаясь: «Башка закружилась». Но о бальзаме даже разговор не заводил – если, мол, глаз выбили, то новый не вырастет.

Вообще, команду сильно потрепали. Только Крыса с Пыреем совсем целые, у всех остальных что-нибудь да болит. Вот Хорек заметно хромал, лодыжка распухла, Пауку Клык левый локоть вправил, а спят, будто им и ничего… Оглядывая спящих бойцов, Мелкий думал, какое чудесное везение – выжить в подобной переделке. Особая милость судьбы и Матери-Земли. «Раны – действительно пустяки, – думал он, отвлекаясь от нестерпимой боли. Раны залижем. Поживем где-нибудь в тихом месте, где можно охотиться, где есть речка… Каждый день жизни – подарок. Хорошо-то как… Вот у меня плечо болит – и дивно, что я это чувствую. Дымились бы мои кости в их поганом костре, небось ничего бы не болело и ничего бы я больше не чувствовал и не понимал, вот это была бы жалость…»

«Нет, хорошо, – размышлял Мелкий, стараясь не разгонять движениями пробивающуюся сквозь боль приятную сонную истому. – Ишь, как Шпилька спит. Завтра скажу ей, что она пахнет приятно, давно пора сказать, а то она и не смотрит в мою сторону, ребенком считает, что ли… Левый клык ей выбили, чуть не плакала, дура… будто это так уж важно – иметь смазливую рожу. Ее и без клыка кто угодно согреет, сама она огонь-девчонка, стрелой стрелу раскалывает… ну, рукопашная, конечно, тяжела для женщин, силенки у них не те все-таки… Хотя против людей хватает. Люди сравнительно с нами – слабаки. Человеческие женщины, к примеру, вообще никогда не воюют, а эльфийские – тем более, хотя их самки, если верить слухам, вовсе ничего не стоят и ни на что не годятся».

Мелкий невольно ухмыльнулся в полудреме. Наши – лучше всех. Наши – сильные, везде пройдут, наши бояться не умеют. Вон эти, Пырей и Крыса, интересно, издалека пришли вместе? Издалека небось, и все с боями… шикарная парочка. «Спят в обнимку, – подумал он грустно. – Вдвоем теплее… Крыса моложе Шпильки, но и худее, лицом куда проще, на язык остра и никого не подпускает близко, только с Пыреем и греется… кстати, надо будет у Пырея спросить, где это он так навострился метать ножи, загляденье смотреть… и дерутся – спина к спине… у Шпильки мускулы на ногах, будто у горного оленя… вот интересно, если лизнуть ее в ухо, что она станет…»

Голова Мелкого свесилась на грудь, но он видел не песок, освещенный костром, а глубокое горное небо с размазанными ветром облаками. Молодая арша с кисточками жестких шерстинок на очаровательно оттопыренных ушах, скуластая, с зелеными глазами, подруга-греза, немного Шпилька, немного Крыса, немного случайная подружка в крепости убитого лорда, немного – мечта без примеси, ухмылялась ему, Мелкому, давая в подробностях рассмотреть прекрасные клыки, которые хотелось тут же облизать, а кругом рос орешник и цвели нарциссы… но Мелкий не мог позволить себе спокойствия: всюду притаились лучники, к тому же он чувствовал, что вот-вот с небес обрушится ревущий поток грязной воды и затопит аршу, его, горы до самых вершин и весь мир…

Боль на время отошла в сторону, уступив место тревожному сну…

Тишина стояла всю ночь, добрая тишина земли, не обитаемой никем, кроме диких зверей. Ветер выл между камнями, дождь шуршал, трещали догорающие сучья в костре – и все это были хорошие звуки, добрые, безопасные звуки. Под такие звуки приятно спать, отпустив нервы, всласть и вволю.

Небо в проломе камня начало сереть, потом побелело. Шел пасмурный день, но дождь утих; резко пахло сыростью, мокрым песком и зеленью. Костер догорел. Зола остывала, стало холодно. Бойцы начали просыпаться от холода стынущего камня, который заползал в их утомленные тела.

Красавчик спросонья ткнул себя кулаком в выбитый глаз, скрипнул зубами и выругался:

– Задница демона! Никак не запомню…

Шпилька хихикнула:

– Не ори, придурок. Вход в чрево мира всегда рядом, услышит тебя демон какой-нибудь – мало не покажется. Вот окажешься как раз у него в заднице – через пасть…

Красавчик оскалился и обозначил стремительную атаку. Шпилька шарахнулась назад, наступила на только что проснувшегося Паука – тот мгновенно сгреб ее в охапку и закопался носом в волосы.

– Тепленькая! – проурчал он восторженно и укусил ее за шею. – Моя вкусненькая…

Шпилька выкрутилась стремительным движением и за две-три секунды успела укусить Паука в щеку и врезать ему кулаком под ребра с радостным воплем: