Тусовка класса «Люкс» - Шрефер Элиот - Страница 44

• Предыдущая
• 44/73
• Следующая

– Мои поздравления. – Ной отступил в сторону, давая пройти устремившемуся к двери доктору Тейеру.

– Пустяки, – ответил тот, – спустя какое-то время это уже надоедает. Побеседуем, когда я вернусь, хорошо?

Он говорил с ним как с ровней, как если бы Ной был не репетитором, а гендиректором или председателем или на худой конец членом совета директоров. Это «побеседуем», возможно, значило в коммуникационной системе мистера Тейера то же, что у других людей «до свидания». Ной кивнул, ему импонировало такое обращение. Дверь захлопнулась.

– Ну что, Таскани, я познакомился с твоим отцом, – объявил Ной посреди занятия. Таскани отодвинула стул и начала чистить ногти и ощупывать бедра – верный признак того, что пора сделать перерыв.

– С моим отцом! – скривилась Таскани. – Дейл был здесь?

– Похоже, что так. Я разговаривал с ним возле входной двери.

– А, – она снова занялась ногтями, – странно.

– Он собрался лететь в Лондон, на презентацию компании.

– Обычное дело.

– А чем он занимается?

Таскани раскрыла пачку «Парламента», ударив по коробке ребром ладони.

– Понятия не имею. У него куча журналов и еще всякие разные компании, которые ни черта не делают. Он все время покупает и продает всякое не пойми чего, что на самом деле вроде как не существует. Какие-то ценные бумаги, предметы быта, всякую хрень. Я этого не понимаю.

Снова заскучав, Таскани притащила сверху фирменную сумку из магазина одежды.

– Смотрите, что я купила для нашего путешествия!

Она вынула жакет – по всей видимости, плод совместного творчества «Коламбии» и «Тайны Виктории», с перекрещивающимися на груди лентами из овечьей шерсти. Ной подумал, что дизайнер, который это создал, по крайней мере предназначал свое творение для прогулок под открытым небом. Он показал большие пальцы.

– И вот еще!

Таскани достала полиэстровые брюки, широкие, влагоотталкивающие, преобразующиеся в шорты, – прекрасная идея для недельного путешествия. На этом, однако, создатели не остановились: от промежности диагональю тянулись две молнии – шорты преобразовывались в бикини.

– Здорово, да?

– С ума сойти, – сказал Ной.

– Короче, я готова! – Она затолкала последнее достижение дизайнерской мысли под стол. – Как ваши дела? У вас такое озабоченное лицо.

Ной никак не мог сообразить, как бы ему половчее задать вопрос, вертевшийся на кончике языка.

– Послушай, Таскани, – сказал он наконец, – а что, Дилана до сих пор готовят к СЭТу?

– Понятия не имею. Мне-то откуда знать? Мне никто ничего не говорит.

Вот и все.

Вечером, вернувшись домой, Ной сразу почуял запах подгоревшего оливкового масла. Сотейник шипел и фыркал, Гера даже не услышала, как Ной вошел и положил свою сумку. Но пристроившаяся на диванчике Олена сразу его заметила. Она закрыла книгу и улыбнулась ему.

– Ну что, как ваш поход по магазинам ? – поинтересовался он.

Олена глянула на мать, на Ноя и заговорщицки зашептала:

– Ужасно. Целых шесть часов, Ной, шесть часов выбирали шмотки. Это был ужас. Или надо говорить «ужасть» ? Нет, ужас.

Ной улыбнулся:

– Ужасть – это просторечие.

Олена кивнула:

– Спасибо. Нет, правда, я бы предпочла остаться дома и учить грамматику, или работать в химчистке, чем смотреть, как девицы гогочут и рвутся в примерочные. Две вошли в кабинку рядом со мной, и одна говорит другой: «Я даже натянуть их до конца не могу!» – а другая ей: «Ну и что ? Покупай, по крайней мере можешь сказать, что у тебя есть настоящие „дизеля“!» Это было так глупо!

– А какие у тебя планы на вечер ? – смеясь, спросил Ной.

– А какие у меня могут быть планы? Друзей у меня здесь нет, дождусь, пока мама окончательно спалит ужин, и буду читать. Выбор невелик.

– Я собираюсь поужинать со своими друзьями. Можешь присоединиться к нам.

Олена отложила книгу и насмешливо подняла брови:

– Федерико только сегодня жаловался мне, что ты не хочешь познакомить его со своими принстонскими друзьями. А я чем лучше, а?

– Мне просто кажется, что тебе они понравятся.

– О… Может быть. – Она бросила унылый взгляд в направлении своей комнаты. – Но, боюсь, мне придется остаться и готовиться к СЭТу. Осталось всего двое месяцев.

– Ты хочешь сказать: два месяца.

– А почему не «двое»? Это же значит то же самое, разве нет? Эх, ненавижу я этот предмет! И почему французский не стал языком всемирной торговли, вместо того что насадили страдающие отсутствием логики американцы?

Ной засмеялся.

– Ты уверена, что не хочешь пойти с нами? Мои друзья будут от тебя в восторге.

– Нет, – твердо ответила она. – Спасибо, но нет. Через два месяца я должна стать настоящей ученой дамой. И потом, у меня нет денег.

Ной только собрался запротестовать, как из кухни выплыла Гера:

– Ной! Ты дома? Поужинаешь с нами?

В руках у Геры была сковорода с почерневшими масляными штуковинками, слабо поблескивавшими в тусклом вечернем свете.

– Боюсь, у меня уже есть планы на вечер. Но я посижу с вами, если вас это не стеснит.

Гера повернулась к Олене и напустила на себя аристократический вид.

– Слышишь, как он разговаривает? «Я боюсь, у меня уже есть планы…» – это как в тех книжках, что мы читали с преподавателем английского, когда-то в лучшие времена. Чудесно. Ной не говорит, как эти темнокожие мальчишки на улицах, где только и слышишь: «ниггер», «дерьмо» и «заткнись»!

Гера поставила сковороду на стол, открыла морозильник и достала поднос с ледяными кубиками, потом извлекла из-под раковины кувшин с албанским алкоголем.

– Иди, Ной, – сказала она, указывая на место во главе стола, – иди посиди с нами, расскажи, каково жить там, на вершине мира.

Ной уселся за стол и, вдыхая тяжелые лакричные пары, идущие от его стакана со спиртным, поведал о своей надежде показать Таскани, что мир не ограничивается одним Манхэттеном.

– Само собой, Ной, – сказала Олена, – она уже знает, что существует и другой мир. Желая научить ее, как жить, не слишком ли ты много на себя берешь?

– Я ее учитель, – ответил Ной, – а значит, это моя обязанность.

Мне всегда казалось, что учителя не лучшие кандидаты, чтобы просить у них совета. В конечном итоге все сводится к жалобам на тяжелую работу и маленькую зарплату. Но что касается тебя, ты не слишком много работаешь и хорошо зарабатываешь, так что я уступаю. Возможно, ты и прав.

Едва отхлебнув из своего стакана, Олена метнулась к раковине и сплюнула.

– Мама! Даже албанцы больше этого не пьют!

– Титания! – укоризненно проговорила Гера. – Это не очень благовоспитанно.

При слове «благовоспитанно» Олена закатила глаза:

– Мамочка, откуда ты?

– Что? – переспросила Гера и, повернувшись к Ною, игриво добавила: – Титания завидует, как я хорошо говорю по-английски.

– Ха! – Олена снова уселась за стол и поддела вилкой обуглившийся кусочек. – Ну да, примерно.

– В общем, я думаю, вы делаете доброе дело. Может быть, вы познакомите Таскани с Титанией, как вы уже сделали для Дилана с Федерико.

– Ода, – сухо сказала Олена, – не сомневаюсь, мы с ней станем лучшими подругами. Прошу вас, Ной, сделайте милость!

– Думаю, Таскани могла бы много узнать от тебя, – обиженно сказала Гера.

– Верно, – согласилась Олена, – например, таблицу умножения.

Она весело и зло прищурилась и взяла в рот еще один обгорелый кусочек. Ной смотрел на ее губы, представлял, как прижимает к ним свои, и думал, как убедить ее пойти сегодня с ним.

– И что еще важнее, – продолжала настаивать Гера, – ты могла бы многому у нее научиться, Титания. Она вращается в хорошем обществе.

– Французы придумали для такого поведения особое название. Не правда ли, Ной? – сказала Олена. – Это arriviste 16. Но, видишь ли, мама, в Америке такой способ восхождения по социальной лестнице уже устарел. Здесь каждый рассчитывает только на собственные силы.

• Предыдущая
• 44/73
• Следующая