Разрушенные (ЛП) - Винтерс Пэппер - Страница 44

• Предыдущая
• 44/107
• Следующая

Зел поймала меня, уставившимся на него.

— Не беспокойся. Он не касался тебя.

Я нахмурился, стиснув зубы, когда она снова ткнула меня иглой.

— Почему ты накладываешь мне швы? у тебя есть медицинская подготовка?

На губах Зел появилась небольшая улыбка.

— Он не делает это, потому что я не хочу подвергать его опасности. Ты пытался убить кого-то, кого знаешь, что бы ты сделал с незнакомцем? — она приподняла бровь. — Я знаю основы первичных реанимационных действий и то, что я изучила, чтобы получить работу секретарем врача. Но я не делаю это вслепую. Прежде чем ты проснулся, он помогал мне. — Кивнув на врача, она добавила: — Он осмотрел твою рану, пока ты был в отключке и сказал, что ничего внутри не повреждено. — Ее губы скривились в горькой улыбке. — Я хорошая швея. Спроси Клу. Я могу отлично вязать крючком, и думаю, что эта работа не сильно отличается.

Мои глаза расширились, усиливая головную боль.

— Зашивать ногу абсолютно отличается от зашивания гребаной подушки.

Ее глаза сощурились.

— Ну, я думаю, что я делаю чертовски хорошую работу и, учитывая, что я боролась с желанием ударить тебя несколько раз этой маленькой иглой за то, что ты сделал, ты можешь, черт побери, сидеть здесь и дать мне закончить. — Огонь вспыхнул в ее глазах. — Если ты думаешь, что можешь остановить меня или будешь двигаться слишком быстро, этот любезный джентльмен очень быстро сделает тебе укол анестезии, так что ты будешь без сознания, и когда ты проснешься, я уйду навсегда.

Игла вонзилась в меня сильнее, с намеренной грубостью.

— Понимаешь?

Вместо того чтобы сжаться от ее тирады, мой чертов член стал тверже. Мое сердце забилось от бешеной похоти, и все, о чем я мог думать — это поцеловать ее. Я так чертовски сильно хотел быть нормальным, чтобы я мог обнимать ее и целовать, и благодарить вселенную, что подарила мне ангела.

— Так долго, как ты будешь причинять боль — я буду сдерживаться. — Признание заставило Зел поднять голову. Я понизил голос, бросив взгляд полный раздражения на врача. — Я хочу, чтобы ты знала. Все обо мне. Может, тогда ты сможешь понять меня. Я хочу тебя, Зел. Мысль о том, что ты уйдешь, чертовски убивает меня.

Ее рука дрожала — единственный признак эмоций. Ее глаза оторвались от меня, и она снова начала зашивать.

Мы не заговаривали снова, пока она заканчивала накладывать швы. Ее прикосновения были легкими и осторожными, но каждый укол иглы давал мне то, чего я желал. Как-то, она создала новое ощущение. Смесь боли и сладости, заставляя меня погрузиться в ее гипноз, давая мне силу игнорировать ситуацию хотя бы на мгновение.

Я впал в транс. Когда я в следующий раз открыл глаза, врач ушел, а Зел накладывала белую повязку на рану. Вот когда я заметил, что она отрезала штанину на моих брюках.

Ее глаза встретились с моими, прежде чем она осторожно, неуверенно коснулась огромного шрама на моей берцовой кости, где они переломали полностью кость, а затем вправили обратно после миссии.

Я глубоко вдохнул, сжав кулаки. Без боли вся ситуация эхом раздавалась в моей голове.

— Ты занимался сноубордингом, когда был ребенком? Или, возможно, упал с мопеда, когда был подростком? — ее голос оставался низким, никакой злости или жара как прежде.

Она хотела знать.

Радость осветила мое сердце. Она не уйдет, пока я не объясню. Я отвечу на любой гребаный вопрос, если это поможет ей простить меня.

Сейчас эмоции между нами были ясными, как будто борьба очистила воздух до максимальной честности.

— Нет, — мой собственный голос шокировал меня. Я никогда ни с кем не говорил о моем прошлом. Никогда. Холодный озноб промчался по моей спине.

Она не простит тебя. Она возненавидит тебя еще больше, когда узнает правду.

— Я жду, Фокс. Скажи мне, кто ты.

Она смотрела на меня с ужасом и отвращением. Она чувствовала своим долгом добиться от меня ответа. Я заперт в другой клетке и стою перед судом за то, что сделал. Подавляющий страх заставил мое сердце расколоться.

— Нет. — Я не мог сделать это, в конце концов.

Ее лицо потемнело, а глаза опустились. Она сосредоточилась на пальце, который прослеживал мою коленную чашечку. Маленький шрам в форме икса украшал сустав там, где они прикрепляли устройство пыток, так что я не мог согнуть колено, когда шел. Они сказали, что я должен научиться бегать и ходить в любых условиях, включая, быть полностью искалеченным.

— Ты упал с лошади, или, возможно, поранился в автомобильной аварии? — ее голос превратился в шепот. Больше с угрозой, чем с успокоением. Все ее тело гудело от напряжения — едва сдерживаемым гневом.

— Нет.

Ее прикосновения поднялись выше, до моего бедра, касаясь через волосяной покров, прослеживая каждую рану. Мой желудок сжимался от каждого миллиметра, которого она касалась. Замешательство душило мой мозг. Мои условные рефлексы росли с каждым прикосновением, но я сжал покрывало, возобновляя боль в моих побитых костяшках пальцев.

Я хотел, чтобы она остановилась. Мое тело хотело убить ее, это то, что оно было обучено делать, если ко мне прикасались. Но на этот раз мой мозг хотел большего. Я хотел мягкости, нежного прикосновения.

Я хотел больше сладкого мучения, когда мне накладывали швы.

Такое новшество. Такой необычный подарок.

Зел не останавливала свои легкие как перышко прикосновения.

— Ты попал в несчастный случай на лодке или упал со скейтборда? — ее голос рисовал картины беззаботного малыша с нормальным воспитанием. Имеющего любящих родителей и детство полное веселья. Она рисовала ложь. Ложь, которую я отчаянно желал, чтобы она была правдой.

— Нет.

Ее пальцы гладили мое бедро, пока вся ее ладонь не накрыла меня.

Условный рефлекс, увеличивал свою свирепость, пока я не задрожал, пытаясь так сильно его игнорировать. Ее тело переместилось, когда она двинулась выше, прослеживая контур моего бедра, пока ее рука не исчезла под оторванным материалом моих брюк и прикоснулась к моему члену

Я дернулся. Я ахнул.

У моего мозга было слишком много всего, чтобы обработать.

«Не причиняй ей боль. Не убивай ее. Пожалуйста, держись».

Все, чего я хотел — быть окруженным сладкой агонией, к которой она прибегала. Мой твердый член увеличился, был вызван к жизни одним невинным прикосновением.

Я застонал, когда ее теплая рука обхватила меня, сжимая крепче.

— Это больно?

Я не мог говорить, но удовольствие говорило само за себя. Это убивало меня изнутри. Я никогда не чувствовал такого удовольствия. Таким осознанно заклейменным. Кивнув, я снова застонал, когда ее рука выпустила меня, опустившись, чтобы обхватить мои яйца.

Всю свою жизнь я избегал касаться его, смотреть на него. Один и единственный раз, когда я позволил себе кончить имел страшные последствия.

Зел схватила меня сильнее, сжав со смесью власти и вспыльчивости. Ее прикосновение отправило меня в помойную яму воспоминаний.

— Что это за кусок мяса, Фокс?

— Ничего, сэр!

— Так почему ты дергаешь его, как будто это твоя любимая игрушка?

Мои щеки пятнадцатилетнего мальчика вспыхнули. Я забыл о камерах в комнате. Я не собирался трогать себя. Я не собирался гнаться за восхитительной тяжестью, образующейся в моих яйцах.

Я не хотел быть пойманным.

— Если это отвлекает тебя, мы можем убрать его. Убрать, Фокс?

Мое сердце перестало биться.

— Нет, сэр. Вы не должны делать это. Это больше никогда не повторится, сэр. Я клянусь, сэр.

Сэр, сэр, сэр. Я не мог перестать умолять.

Он еще раз сильно сжал мой член, прежде чем отпустить.

— Ты тронешь его снова, и мы отрежем его.

— Фокс. Черт побери, хватит. Ты делаешь мне больно, — закричала Зел. Она дала мне пощечину.

Мои глаза открылись, и я отдернул свои пальцы, выпустив ее запястье. В момент, когда я освободил ее, она покрутила свою руку, чтобы кровь снова прилила к ее руке. Ее глаза блестели от слез, но это не были слезы печали, больше слезы ярости.

• Предыдущая
• 44/107
• Следующая