Разрушенные (ЛП) - Винтерс Пэппер - Страница 17

• Предыдущая
• 17/107
• Следующая

— Пожалуйста...

Дрожа, Зел быстро вздохнула, а жар ее груди все еще ощущался в моей руке.

— Сто тысяч долларов. Что именно делать?

Я понятия не имел.

«Сосать мой член, позволить мне сделать с тобой неописуемые вещи. Позволить мне трогать тебя. Трахнуть тебя».

У меня в голове быстро сформировался план. Я мог держать ее в течение определенного количества времени. Удерживая ее договором, я мог дать себе время разобраться, что, черт возьми, я делаю.

— Один месяц. Ты остаешься здесь. Со мной.

При мысли о ней, спящей со мной рядом, меня пронзил страх. Должны быть приняты меры предосторожности, но это было выполнимым.

Она посмотрела на мой шрам. Разглядывая его, она перекрывала мне доступ к ее мыслям.

Это меня взбесило. Я опустил руку, отпуская ее грудь.

— Шрам незаразный, dobycha.

Она покачала головой.

— Шрам незаразный, но заразно твое безумие. Что заставило тебя думать, что после того, как ты помашешь деньгами перед моим лицом, я раздвину для тебя ноги?

Я прижал ее к стеклу, чувствуя пульсацию в бедрах от необходимости соприкасаться с ней.

— Потому что ты это чувствуешь. Если я прикоснусь к тебе прямо сейчас, то, вероятно, найду тебя влажной для меня. И даже если я сумасшедший, все, чего я хочу, это — глубоко вбиваться в тебя и боготворить тебя. Я хочу преклоняться перед тобой, касаясь тебя, целуя и кусая, — я опустил взгляд на ее губы, обожая их заманчиво сверкающую, опухшую розоватость. — Забудь обо всем, кроме того, что чувствует твое тело. Ты меня хочешь? Хочешь, чтобы я освободил твой гнев своим языком?

Ее взгляд встретил мой, сверкая от желания.

— Ты играешь с моим разумом, — она подняла руку, чтобы оттолкнуть меня, но я уклонился от ее прикосновения. — Ты возбуждаешь меня, я не отрицаю этого, но я здесь не останусь. Я не могу.

— Ты можешь, потому что нуждаешься в деньгах. Я не буду удовлетворен одним разом. Мне нужно знать, что я могу взять тебя всякий раз, когда, черт возьми, хочу. Я хочу владеть тобой тридцать дней, без ограничений.

Она обняла себя за плечи, пожав ими.

— Почему это должно было случиться именно так? — она посмотрела на потолок, как если бы могла поразить судьбу, заставившую ее появиться на моем пути. Она выглядела покинутой, смущенной и печальной, очень печальной.

Мое сердце сорвалось, и я пробежался рукой по волосам. Она была, как я. Больше, чем я думал.

— Жизнь не была добра к тебе, не так ли, dobycha? — недавний гнев исчез из моего голоса, теперь в нем было только мягкое любопытство.

Зел замерла. Она стиснула зубы, и ее печаль заменил холод.

— Это не твое дело. И прекрати меня так называть.

— Скажи мне свое имя, согласись с моими требованиями, и я назову тебя так, как ты бы хотела.

Она с вызовом посмотрела на меня.

— Ладно, если ты так сильно хочешь знать. Меня зовут Хейзел Хантер, и ты прав. Если ты ко мне сейчас прикоснешься, то узнаешь, что я влажная для тебя. Влажная от обещания, которое ты предлагаешь, и от ожидания того, что могло бы быть. Но это ничего не меняет, во-первых, потому что ты придурок, а во-вторых, я не могу остаться здесь на месяц.

Мой член дернулся, представляя влажность между ее ногами.

Мне не нравилось снова получить ее отказ. Это становилось чертовски утомительным.

Внутри у меня все перевернулось, от мысли укротить эту женщину. Она не уйдет. Она останется здесь на месяц, я избавлюсь от этой подавляющей одержимости и вернусь в мою одинокую жизнь без секса.

— Двести тысяч долларов, — мой голос стал грубым, уже представляя ее голой, чтобы полакомиться. — За один месяц полнейшего доступа я дам тебе двести тысяч долларов. Я хочу купить твое повиновение, твое тело и твой разум. Но больше всего я хочу купить твои секреты.

Я ожидал, что она закричит, сожмет свои крохотные кулачки и ударит меня в лицо. Вместо этого, все замерло. Шум многочисленных боев внизу и мягкие нотки музыки, когда Хейзел гипнотизировала меня, посасывая свою нижнюю губу. Выглядя нервной, она подняла голову.

— Двести тысяч?

Я почувствовал ее слабину и знал, что наконец-то нашел цифру, за которую она продастся.

— Оплата наличными в конце месяца.

В ее глазах появился свет, когда она быстро что-то обдумывала, затем все прекратилось.

— Ты действительно в отчаянии.

Мое сердце остановилось. Возвращая меня к реальности, где идеальная богиня Хейзел никогда не спит с такими горгульями, как я.

К черту это. Почему я беспокоюсь? Я могу выбрать любую шлюху, которая бы меня обслужила, и за которую не нужно бы было бороться и обхаживать. Я переключился с желания ее поиметь, до желания бросить на землю и заставить проглотить ее собственные слова.

Ее взгляд метнулся к неровному шраму у меня на щеке.

— Я скажу тебе, что я думаю о тебе, Обсидиан Фокс. Только потому, что ты возбуждаешь глупую часть моего мозга и заставляешь хотеть кого-то впервые за годы, не значит, что ты можешь устрашать меня шрамами и запугивать, толкая этим в свою постель. Я не занимаюсь продажей своей души и не трахаюсь с незнакомцами за деньги, но ты прав, так бывает. Я нуждаюсь в деньгах, и ради этого охотно сделала бы практически все, но что я не хочу делать, так это мириться с тщеславным мудаком. Во всей моей жизни их и так было достаточно.

Я не сводил с нее глаз. Она была охвачена гневом. Ранимая и свирепая, мощная комбинация для убийцы внутри. Я хотел сломать ее, позволяя ей гневаться.

Внезапно она засмеялась.

— Ты ненормальный. — Затем пробормотала себе под нос: — Я ненормальная.

Я замер, когда она выпрямила спину и повернулась, смотря на меня своими зелеными глазами.

— Я не могу поверить в то, что делаю это, но постарайся быть меньшим ублюдком, — она вытянула руку ладонью вверх, как будто готовая что-то принять. — Верни назад мой нож и попроси меня мягко и вежливо. Не дай мне повода захотеть его использовать.

Мое сердце, сбившись, забыло, как стучать. Уважение смешалось с похотью, и я попал в ее ловушку. Так или иначе, в конечном итоге, она получила власть, и я это ненавидел.

Опустив руку в карман, я вытащил нож и протянул ей его. Я сжал кулаки. Она уже трахнула мою жизнь. Во всем теле я испытывал потребность в боли. Я должен был стать самим собой. Я должен был найти спасение от этого ужаса. О чем я думал?

— Ты останешься на месяц.

Она кивнула, смотря на свой нож.

— Ты позволишь мне трахать тебя так, как я этого захочу.

Она напряглась всем телом, но медленно кивнула.

— Ты перестанешь спорить и ответишь на любой мой вопрос?

Мы встретились взглядами, и в глубине ее глаз вспыхнул гнев. В конце концов, она кивнула.

Осторожно, не касаясь ее, я опустил нож в ее ладонь. Я сомневался, что мой самоконтроль может стерпеть хоть чуть-чуть больше возбуждения на данный момент. Я чувствовал себя так, будто был на войне: истекал кровью и был не совсем уверен, кто победил.

В тот момент, когда нож оказался в ее власти, она быстро схватила его и прижала к своему телу.

В это мгновение я почувствовал, что она окончательно определилась в своем решении, в глазах пылал огонь, а в теле чувствовалась уверенность.

— Если ты будешь плохо со мной обращаться, будь уверен, что лишишься члена на всю оставшуюся жизнь. Относись ко мне с уважением, и я останусь.

Смахнув с щеки прядь вьющихся волос, она пробормотала:

— Я принимаю твое предложение, Обсидиан Фокс. Не заставляй меня об этом пожалеть.

Моей любимой поговоркой была: «Красота в мире спрятана за грязью и ложью, в то время как зло изображено в красоте и улыбках».

Это стало заветом, по которому я жила. Правилом, которое я никогда не нарушала. Потому что я больше не доверяла красоте и улыбкам. Сладость этого притворства я чувствовала на своей шкуре.

Я научилась счищать поверхность и искать правду, все время защищая себя во лжи.

Но потом мужчина, который не был красивым или лжецом, сделал мне предложение. Со страхом и глупостью я продала ему себя. Продала себя бойцу, который мог чувствовать мою ложь так легко, как лиса чувствовала кролика.

• Предыдущая
• 17/107
• Следующая