Политэкономия войны. Как Америка стала мировым лидером - Галин Василий Васильевич - Страница 6

Летом 1932 г. губернатор (!) штата Миссисипи Т. Билбо признавался: «Я сам стал розовым». А губернатор штата Миннесота Ф. Олсон говорил эмиссару правительства: «Скажите им там, в столице, что Олсон больше не берет в национальную гвардию никого, кто не красный! Миннесота — левый штат». Мультимиллионер Джозеф Кеннеди (отец Джона Кеннеди) позже сообщил, что в те дни он был «готов расстаться с половиной состояния, чтобы в условиях закона и порядка удержать вторую половину»{78}.

На другом фланге тем временем активизировалась деятельность правых организаций. В сентябре 1931 г. руководство Американского легиона пришло к выводу, что экономический кризис «не может быть быстро и эффективно решен существующими политическими методами». В Атланте была создана Американская фашистская ассоциация и Орден черных рубашек. Наряду с черными были созданы объединения серебряных, белых рубашек, рубашек-хаки, организации американских националистов, американских партизан. Армейские офицеры создали свой союз, готовый действовать, «если новый президент окажется неэффективным»{79}. Консервативный публицист В. Джордан так характеризовал настроения участников ежегодной конференции торговой палаты в 1931 г.: «в считанные месяцы экономический диктатор, подобный Муссолини, может побудить их маршировать в красных, белых, синих рубашках…»{80}.

Президент Колумбийского университета Н. Батлер, нобелевский лауреат… говорил студентам, что тоталитарные режимы формируют людей «большего интеллекта, более сильного характера и значительно большего мужества, чем страны с избирательными системами»{81}. Губернатор Канзаса Лэндон пришел к выводу, что «железная рука национального диктатора предпочтительнее общественного паралича»{82}. Сенатор от штата Пенсильвания Д. Рид публично заявлял: «Я редко завидую системе правления в других странах, но я говорю: если нашей стране когда-либо был нужен Муссолини, то именно теперь пробил час»{83}. А председатель комиссии сената по иностранным делам К. Питтмэн называл Гитлера «человеком мужества и усердия», «крестоносцем… в борьбе против большевизма»{84}.

* * *

К 1932 г. продукция фермеров обесценились на 60%, стоимость акций на Уолл-стрит упала с 87 млрд. долларов в 1929 г. до 19 млрд. в 1933 г., а национальный доход — с 81 млрд. долларов до 38 млрд. По словам Ф. Рузвельта: «Страна катилась к финансовому, экономическому и социальному краху»{85}. К концу 1932 г. финансового года, дефицит федерального бюджета исчислялся 2 млрд. долларов — свыше 3% национального продукта (для того времени поразительная цифра); на самом деле он оказался еще выше{86}. Безработица достигла своего пика — 25 млн. человек не имели работы и надежды обрести ее вновь. Ситуация накалялась. 28 июля 1932 г. под руководством начальника штаба американской армии генерала Д. Макартура против очередной демонстрации голодных и безработных, большинство из которых были ветераны Первой мировой войны, были брошены регулярные войска.

Ветераны требовали выплаты «бонуса» — обещанного еще Вильсоном пособия участникам войны. «Но власти не пошли на уступки, и безработные революционизировались на глазах. Ветераны встали лагерем в пригороде Вашингтона, на короткое время блокировали Конгресс и Белый дом»{87}. Поход ветеранов: «отличался исключительной воинственностью. По дороге на Вашингтон ветераны захватывали поезда, занимали железнодорожные станции и захватили также часть зданий в Вашингтоне»{88}. «Четверть опрошенных безработных считали, что в США необходима революция. Это означало, что в стране есть несколько миллионов человек, которым нечего терять, кроме чувства голода, и которые готовы пойти на свержение режима, если появится реальная сила, которая предложит выход из кризиса»{89}.

У. Чамберс в книге «Свидетель» описывает эти годы, «как неудержимый дрейф к коммунизму американских интеллектуалов из средних классов»{90}. «Те, кто еще совсем недавно рекламировался как «капитаны индустрии» и «творцы просперити», были полностью дискредитированы. «Капитализм подвергся сейчас испытанию, и он его не выдержал, — говорилось, например, на собрании одной из церковных общин в штате Огайо в сентябре 1932 г. — Экономическая система, при которой погоня за прибылью ведет к разрушению благосостояния народа, должна быть либо полностью отброшена, — либо фундаментально изменена». В журнале «World Tomorrow» в марте 1933 г. под заголовком «После капитализма — что?», виднейший протестантский теолог Р. Нибур писал: «Капитализм умирает, потому что его экономическая основа пришла в противоречие с индустриальным строем, базирующимся на массовом производстве… И он должен умереть, ибо он показал полную неспособность сделать богатства, творимые современной технологией, доступными тем, кто их создает»{91}.

«Утверждение социализма в СССР, — отмечал американский историк А. Экирх, — привело к нарастанию разочарования в индивидуализме; усилению требований ввести экономическое планирование и расширить правительственное вмешательство в экономику»{92}. Так, в марте 1934 г. на очередном съезде Фермерской — рабочей партии Миннесоты губернатор Ф. Олсон заявил: «Я считаю, что современная система государства потерпит крах, если капитализм не сможет предотвратить новое наступление экономической депрессии. Я думаю, что стабильность в обществе может быть достигнута только тогда, когда основные отрасли американской промышленности будут переданы в собственность государства»{93}.

Новая программа партии выдвинула требование национализации всех основных отраслей промышленности, транспорта и банковской системы страны. «Практически на всех уровнях социальной и политической мысли существовало убеждение, что американская система экономики и предпринимательства должна подвергнуться коренным изменениям. Впервые после популизма 1890-х годов широкую поддержку получили радикальные налоговые и политические теории. Существенно, что ни одна значимая группа интересов, ни один социальный класс не желали свободной игры естественных сил»{94}.

ФДР

Экономика страны не должна быть храмом менял и нищих.

Ф. Рузвельт{95}.

Чтобы достигнуть порта, нам нужно плыть, а не стоять на якоре, плыть, а не дрейфовать.

Ф. Рузвельт{96}.

В марте 1932 г. вся страна начала повторять слова губернатора Нью-Йорка о том, что «никому в стране не должно быть позволено жить ненакормленным, неодетым и лишенным жилья»{97}. 7 апреля губернатор говорил: «В переживаемое нами тяжелое время нужны планы, в которых возлагается надежда на забытого человека, находящегося в основе социальной пирамиды»{98}. 23 сентября претендент на президентский пост от демократической партии, в программной речи в Сан-Франциско, заявил о необходимости «экономического планирования» в целях «более справедливого распределения богатств и товаров и приспособления существующей экономической организации к нуждам народа».

«Каждый человек имеет право на жизнь, а это значит, что нельзя отрицать и его права на достаточно обеспеченные жизненные условия… Правительство должно дать каждому человеку возможность добиться своим трудом обладания необходимой для его нужд части общественного богатства… Если для обеспечения этого права человека надо ограничить собственнические права спекулянта, манипулятора, финансиста, я считаю такое ограничение совершенно необходимым». В конце речи Ф. Д. Рузвельт призвал дополнить положения Декларации независимости о защите естественных и неотчуждаемых прав человека провозглашением «декларации экономических прав»{99}.

Ф. Рузвельт одержал убедительную победу на выборах, за него отдали голоса 23 млн. избирателей и 472 выборщика, Г. Гуверу удалось получить 16 млн. голосов и только 59 выборщиков. Демократы завоевали уверенное большинство и в обеих палатах Конгресса. В своей инаугурационной речи Рузвельт заявил: «Я испрошу у Конгресса самые широкие полномочия, что бы начать войну с несчастьем, я испрошу такие полномочия, как если бы на нас напал внешний враг». Виновниками тяжелого положения в стране президент назвал «некомпетентных банкиров и неразборчивых в средствах ростовщиков»{100}. Так началась эпоха Ф.Д. Рузвельта, продолжавшаяся почти 12 лет.