Стриптиз в кино - Бартоломью Нэнси - Страница 17

• Предыдущая
• 17/56
• Следующая

— А теперь послушай меня, — сказала я. — Ладно? Мне наплевать, что там напел тебе Гамбуццо, и еще больше наплевать на то, что ты о себе и о нас думаешь. Но заруби себе на своей кукольной нюхалке, что пока еще звезда здесь — я. А ты — москит в нашей галактике. И если хочешь работать с нами, веди себя прилично, подчиняйся нашим правилам и не выпендривайся. А иначе, чего доброго, выпадешь в осадок… Если поняла, то, пожалуйста, вставай с пола и займи любое свободное место за нашим общим прилавком. А твой бантик советую держать закрытым.

Фрости поднялась, но не вняла моему доброму совету.

— Я пожалуюсь своему агенту, — крикнула она, — и завтра тебя здесь не будет! Вылетишь, как пробка!

Я выпрямилась, оглядела присутствующих.

— Жутко напугала нас, верно? Мы все просто трясемся — от страха и воем от ужаса, правильно, девушки?

Девушки охотно изобразили и то, и другое. Когда смолкли их завывания, я проговорила:

— Видишь, как ты всех перепугала? Пожалуйста, не говори ничего своему агенту.

Она подскочила ко мне и ущипнула за руку. Я сжала большой палец ее правой руки и дернула. Фрости вскрикнула.

— Не слишком приятно, правда? — Я надавила на палец еще раз. — Представляешь, если каждая из нас сделает это хотя бы по одному разу? Поэтому давай решим сразу, чьим правилам ты будешь следовать, Фрости, — нашим или своим?

Она молчала. Я снова нажала на ее палец.

— Вашим, — выдохнула она. — Хватит!

— Пусть будет так, дорогая. Иначе тебе станет здесь очень неуютно. А теперь будь нашим гостем и веди себя соответственно.

Я отпустила ее, она взглянула на меня без особой приязни, но, как мне показалось — может, я ошибаюсь, — с некоторым уважением и, забрав свою косметику и прочие причиндалы, отправилась на свободное место. Присутствующие постепенно успокоились и вернулись к своим делам.

Тони по прозвищу Дикарка подождала, пока та отвернулась к зеркалу, и шепнула мне:

— Говорят, у нее большие связи. И собственный телохранитель. Ты ведь знаешь, Кьяра, кинобизнес — это тебе не танцы голяком. Там такие бабки крутятся! Эти люди шутить не любят.

Я взглянула на Фрости. Та достала крошечный мобильник и что-то тихо бурчала в него. Судя по выражению лица, ее разговор не сулил мне ничего хорошего.

— А кто ее агент? — спросила я у Тони. — Ты знаешь? Вообще-то наша Тони не лучшая лошадка в стойле, и в ее ржании, кроме ругани, я обычно мало чего могла разобрать, но сейчас девушка разговорилась — похоже, ее тоже задела заносчивость заезжей дивы, — и кое-что интересное я сумела узнать и намотать на ус.

— Посредником у этой лярвы, — негромко сообщала мне Тони, опасливо косясь в конец комнаты, — тот самый Барри Змей, который до нее приволок сюда Винус. Она уже дала ему жару: перво-наперво сказала, что ее не устраивает общая гримерная, раздевалка и что в клубе хреновая охрана, и за неудобства и риск пускай ей больше платят. Уж не знаю, как они там столковались с Винсентом… Я так думаю, — Тони совсем понизила голос, — у нее своя “крыша”, а с Винсента она просто потянуть хочет. И если у него тоже своя “семья”, то, чего доброго, они столкнутся здесь, у нас в клубе. Сечешь? Вот будет драчка!

Мне это не слишком понравилось, хотя я не очень верила в то, о чем толковала Тони. Чтоб у нас, в тихом маленьком Панама-Сити, появились сразу два мафиозных клана, да еще стали наезжать друг на друга? Из-за чего, собственно? Из-за какого-то паршивого стрип-клуба? Или, ха-ха, из-за этой белобрысой сявки Фрости? Много чести! Где-нибудь в Атланте, Филадельфии, Чикаго — это да. Но здесь?..

Я взглянула в сторону Фрости. Она уже закончила нашептывать что-то в трубку, спрятала ее в сумку и выглядела жутко удовлетворенной. Прямо Жанна д’Арк после взятия Орлеана.

— Что за житуха, — продолжала Тони уже громче, — если в кино и в шоу-бизнесе обыкновенным людям нужна охрана, “крыша” от этого… как его… от рэкета… Да и с охраной могут убить. Как несчастную Винус. Разве Бруно, даже с Гордоном, может нас спасти? Того и гляди снова убьют кого-нибудь…

Я не могла не согласиться с Тони, но сделала это молча, просто кивнула. А потом открыла свой одежный шкафчик и вытащила оттуда бархатное красное платье, жутко узкое. Мне стало не до тягостных раздумий — нужно было отбросить их вместе с чувством обыкновенного страха и сосредоточиться на переодевании и на мыслях о том, как сегодня выступить: что и как станцевать (при моей незажившей ране). И вообще показаться народу так, чтобы он после этого и глядеть не захотел на все выгибоны какой-то блеклой порнозвезды, залетевшей к нам для отмыва чьих-то баксов.

Представление началось. Рыжик, как обычно, притушил верхний свет в зале, запустил свою адскую дымовую машину, и клубы искусственного тумана поднялись фута на четыре над сценой. На заднике замигали крошечные лампочки, имитирующие появление звезд, а софиты наполнили затемненное помещение лучами “лунного” света. Зазвучала песня Энни Ленокс “Не хочу быть следующей”… и тут я появилась на подмостках. В том самом (помните?) длинном и чертовски узком платье из красного бархата с разрезами до бедер с обеих сторон.

Я вышла и очень медленно направилась к стулу, стоявшему посреди сцены. Пока шла, мои руки ласкали ткань платья и собственное тело, которое я искренне любила и считала достойным любви. Не только своей.

В зале воцарилась тишина. Не нарушая ее, мужчины начали двигаться по проходам между столиками ближе к подиуму. Наш верный сторож и охранник Бруно с заметным удивлением наблюдал их тихое, чинное шествие. Он далеко не всегда находился рядом со сценой, но, как правило, приближался к ней во время моих выступлений, усиливал наблюдение за поведением клиентов и старался делать это не слишком явно, прохаживаясь небрежной походкой с деланно-скучающей миной на лице. Однако если кто-то из чрезмерно возбужденных посетителей пытался протянуть свою лапу и коснуться меня, Бруно был тут как тут… Нет, никакого скандала, никаких грубостей — он умел быть одновременно вежливым и весьма убедительным. А если надо, применить и силу. Конечно, опираясь на закон о правилах поведения в общественных местах.

Тем временем в легком танце я уже добралась до стула и одним быстрым движением расстегнула платье, которое упало перед глазами присутствующих и улеглось на полу, словно забытая морем волна, случайно окрашенная в красный цвет.

И еще перед глазами у всех возникли заключенные в бюстгальтер — очень открытый — мои 38-дюймовки, обсыпанные золотистой пудрой. Они так и рвались туда, к публике, за пределы сцены. Почему-то все мужчины это любят.

Затем я поставила на стул ногу (здоровую) в туфле на шпильке и тоже медленно стала оглаживать сверху донизу, вполнакала поигрывая застежками чулок. (Это мужчины тоже почему-то обожают.)

В этот момент, чтобы всем было понятно, на меня начинают обычно сыпаться зеленые. Деньги то есть… Ну, сыпаться, наверное, слишком сильно сказано, но все ж таки бумажек хватает.

Так было и сейчас. Мужчины сгрудились возле сцены и, позванивая и шелестя, просили меня продолжать… И знаете что, признаюсь, как на исповеди: мне нравится, когда они об этом просят. Нравится чувствовать, что я им нужна, что я хозяйка своих желаний и поступков и сама решаю, что снимать и когда. И снимать ли вообще.

Сейчас я ограничилась тем, что вытащила гребень и заколку из волос, тряхнула головой, и локоны рассыпались по плечам.

— Кьяра! — возопил молодой морячок. — Ну пожалуйста!

Его поддержал дружный мужской хор, и почти каждый из “хористов” норовил сунуть мне в подвязку мятую купюру. Что оставалось делать, как не пойти им навстречу?.. Ну и что такого, если люди от этого получают заряд бодрости и удовольствие? Мы ведь гуманисты, разве не так?..

Моему решению способствовали не только высокие мотивы, но и более низменное чувство — месть. Я оглядывала бабки, засунутые за подвязки, и думала, что, чем больше будет их сегодня у меня, тем меньше достанется этой наглой воображале Фрости, которая только что дала нам понять, что считает нас существами низшего сорта.

• Предыдущая
• 17/56
• Следующая