Сын охотника на медведей. Тропа войны. Зверобой (сборник) - Купер Джеймс Фенимор - Страница 96

• Предыдущая
• 96/198
• Следующая

– Братья и судьи, – опять заговорил Хиссо-ройо, – вы сами знаете, что требование мое справедливо. «Пленник принадлежит тому, кто захватил его», – так гласит наш закон. Он также и мой, потому что ваше племя – мое племя. Вы сами видели, как я первый поймал коня с помощью лассо. Следовательно, и конь, и всадница принадлежат мне. Вы меня приняли в свою среду, сделали воином, потом военачальником. Скажите, обманул ли я когда-нибудь ваше доверие?

В ответ послышалось единодушное отрицание.

– Я верю в вашу справедливость, – продолжал Хиссо-ройо, – верю, что вы признаете законность моих требований. Теперь пусть встанет тот, кто оспаривает мое право, – высокомерно заключил Хиссо-ройо и замолчал.

Распорядитель заседания подал знак, вслед за которым раздался пронзительный крик глашатая:

– Уаконо! Уаконо! Уаконо!

Это имя поразило меня, как молнией. Ведь Уаконо был я!

Так, значит, Уаконо – соперник Хиссо-ройо! Тот самый индеец, которого мы привязали к дереву и одежда которого была теперь на мне!

Глашатай повторил свой призыв. Ответом ему была мертвая тишина.

Среди индейцев было заметно недоумение и разочарование. Один я знал причину отсутствия Уаконо.

Неожиданный оборот дела еще усилил опасность моего и без того нелегкого положения. Я весь дрожал от волнения и, отпустив раздвинутые ветки, закрыл лицо. Так я боялся быть замеченным! Однако я скоро опомнился и снова решился выглянуть. В толпе заметно было движение, слышался шум и говор. В эту минуту из палатки вышел почтенный старик с совершенно белыми волосами (явление, редко встречающееся среди индейцев). Он сделал знак рукой, и все замолчали в ожидании.

– Братья! – начал старик. – Я, ваш вождь и отец Уаконо, обращаюсь к вам за праведным судом! Не милости пришел я просить для своего сына, а только справедливости. Всем вам известно, что Уаконо – храбрый воин. Его щит украшен многими трофеями, отнятыми у ненавистных белых. Кто из вас станет отрицать его мужество?

В толпе раздался утвердительный гул.

– Хиссо-ройо – тоже храбрый воин, и я так же, как и вы, уважаю его заслуги.

Толпа громко и одобрительно зашумела. Видно было, что ее любимцем был не Уаконо, а Хиссо-ройо. Отец Уаконо, очевидно задетый за живое, после минутного молчания закончил свою речь несколько враждебным тоном:

– Повторяю вам, я уважаю Хиссо-ройо за его храбрость, но… прошу вас, братья, выслушайте меня. Природа двойственна. В ней есть день и ночь, зима и лето, зеленые равнины и мертвые пустыни. Так же двойствен и язык Хиссо-ройо. Его речь двоится, как язык гремучей змеи, а верить ей… нельзя!

Хнссо-ройо даже и не подумал защищаться против этого, вероятно, вполне справедливого обвинения. Он только ответил:

– Если Хиссо-ройо лжет, пусть совет не верит ему, а выслушает лишь его свидетелей. Они докажут, что Хиссо-ройо прав!

– Пусть сначала говорит Уаконо! Где Уаконо? – кричали члены совета.

Еще раз послышался зов глашатая, но, разумеется, вновь безуспешно.

– Братья! – снова молвил предводитель. – Моего сына нет в лагере, он поехал зачем-то обратно по нашей тропе и, наверное, скоро вернется. Ввиду этого я прошу вас на время отложить суд.

Среди присутствующих пронесся неодобрительный шепот. Хиссо-ройо снова обратился к совету:

– Я прошу только справедливости. По нашим законам суд не может откладываться. Пленники должны кому-нибудь принадлежать, и я предъявляю на них права. У меня есть доказательства. У Уаконо их нет, вот почему он и отсутствует.

– Уаконо не отсутствует! Он в лагере! – раздался чей-то голос. Неожиданное известие поразило всех.

– Кто говорит, что Уаконо в лагере? – спросил предводитель.

Из толпы вышел индеец, принявший меня за Уаконо.

– Уаконо в лагере, – повторил он. – Я разговаривал с ним.

– Когда?

– Недавно!

– Где?

Индеец указал на место нашей встречи.

– Он шел вон туда и скрылся между деревьями. Потом я его больше не видел.

Это сообщение еще более удивило всех. Никто не понимал, почему Уаконо, находясь в лагере, не выступил в защиту своих прав. Или он совершенно отказался от пленницы и белого коня?

Отец Уаконо стоял молча, видимо, сильно смущенный. Несколько человек предложили обыскать рощу. Я замер от страха. Ведь если они это сделают, то непременно найдут меня, переодетого в костюм Уаконо, и убьют на месте или, скорее всего, замучают!

– Зачем нам искать Уаконо? – воскликнул Хиссо-ройо. – Он знает свое имя, и у него есть уши. Если хотите, позовите его еще раз.

Снова глашатай прокричал имя Уаконо, но ответа, естественно, не было.

Наступило долгое молчание. Наконец старший член совета встал, зажег трубку и передал ее своему левому соседу, этот следующему и так далее, пока трубка не обошла весь круг. Последний из куривших положил трубку в сторону и шепотом предложил вопрос своему соседу. Сосед отвечал ему также шепотом, потом спрашивал следующего и так далее, пока не были опрошены все.

После этого было громко произнесено решение суда. Лошадь присудили Уаконо, а девушку – Хиссо-ройо.

Объявив приговор, совет сейчас же разошелся. Остальные тоже разбрелись восвояси и вскоре забыли о совете.

Казалось, все были довольны решением совета, не исключая даже старого вождя.

На лице Хиссо-ройо появилась самодовольная улыбка, и он с торжествующим видом подошел к пленнице и заговорил с ней по-испански, не желая, чтобы другие поняли его слова.

– Итак, донна Айсолина де Варгас, – начал он, ухмыляясь, – вы слышали приговор суда?

– Слышала, – покорно ответила Айсолина.

– Теперь вы принадлежите мне! Надеюсь, вы довольны? Ведь я такой же белый, как и вы!

– Я довольна, – произнесла девушка тем же спокойным тоном.

Этот ответ очень удивил меня.

– Это ложь! – заметил Хиссо-ройо. – Вы лукавите предо мной, сеньорита! Еще вчера вы презирали меня. Почему же теперь?..

– Я ваша пленница и не имею права презирать вас.

– Вы правы. Вы не можете ни презирать меня, ни отказать мне. Любите вы меня или нет – вы моя!

Я хотел броситься на негодяя, заколоть его и освободить пленницу, но около костра были еще индейцы, которые могли мне помешать. Однако мучения мои становились невыносимыми, и я готов был уже ринуться вперед, но меня удержали слова Хиссо-ройо.

– Уйдем отсюда, – насмешливо обратился он к своей жертве. – Здесь слишком много народа. Я знаю в роще уютные уголки, покрытые мягкой муравой… Пойдем туда, моя красавица!

Как ни отвратительно мне было слышать это предложение, оно обрадовало меня, и я решил пока не трогаться с места.

– Но как же я могу идти за вами? – спросила спокойным голосом Айсолина, указывая на свои связанные ноги.

– Правда, я об этом не подумал, но мы сейчас поправим дело… Нет, я не верю вам! – вдруг воскликнул Хиссо-ройо. – Вы можете убежать от меня. Я придумал лучший способ. Приподнимитесь немножко. Вот так…

Дикарь обнял ее за талию и понес, приговаривая:

– Теперь скорее в рощу, моя красавица!

Удивляюсь, как я, видя все это, не бросился с ножом на негодяя! Меня удержала мысль, что дальше может представиться более удобный случай. Не выходя из-за деревьев, я быстро направился к тому месту, куда, по-видимому, шел Хиссо-ройо. Придя туда первым, я спрятался за дерево, держа в руке нож.

На полдороге Хиссо-ройо остановился, чтобы отдохнуть, но через короткое время уже вновь продолжал путь как раз к тому месту, где стоял я. Вдруг он споткнулся и с криком упал на землю. Между похитителем и жертвой произошла короткая борьба, после которой Айсолина вскочила на ноги с окровавленным ножом в руках. Разрезав связывавшие ее путы, она бросилась бежать, а я за ней.

Хиссо-ройо между тем громко кричал, призывая на помощь. В лагере началась суматоха, и около пятидесяти дикарей бросились в погоню за нами.

На нашем пути оказался белый конь прерий, которого погонщик вел за лассо к мустангам.

• Предыдущая
• 96/198
• Следующая