Собрание сочинений. Том 5 - Маркс Карл Генрих - Страница 49

Кёльн, 9 июля. Министерство Ганземана с большим упорством оттягивает свое падение на несколько дней. В особенности министр финансов оказывается слишком патриотичным, чтобы передать управление государственной казной в неопытные руки. В парламентском смысле министерство уже распалось, но фактически оно еще продолжает существовать. В Сан-Суси, по-видимому, решили попытаться еще раз продлить жизнь министерству. Само согласительное собрание, готовое каждую минуту нанести министерству смертельный удар, тут же приходит в ужас, пугается своих собственных вожделений, а большинство этого Собрания, очевидно, догадывается, что, если министерство Ганземана еще не является тем министерством, которое было бы ему по душе, то министерство, которое придется ему по душе, будет одновременно министерством кризиса и развязки. Отсюда колебания Собрания, его непоследовательность, его злые выходки и неожиданные приступы раскаяния. А министерство дела с непоколебимым, почти циничным равнодушием соглашается на такую жизнь, которая дается в виде одолжения, ежеминутно ставится под вопрос, — жизнь глубоко унизительную, поддерживаемую только милостынями слабохарактерных.

Дюшатель! Дюшатель! Неизбежный, с трудом отложенный на несколько дней конец этого министерства будет таким же бесславным, каким было его существование. Дополнительный материал для суждения об этом существовании читатель найдет в статье нашего берлинского корреспондента, пишущего под значком #, которая публикуется в сегодняшнем номере нашей газеты. Мы можем обрисовать согласительное заседание от 7 июля в нескольких словах. Согласительное собрание насмехается над министерством Ганземана^{58}, оно доставляет себе удовольствие наносить ему полупоражения; министерство, улыбаясь и злобствуя одновременно, склоняет свою голову; но на прощание высокое собрание кричит ему вслед: «УЖ вы не обижайтесь!», а стоический триумвират Ганземан — Кюльветтер — Мильде бормочет в ответ: «Pas si bete! Pas si bete!»^{59}.

Написано К. Марксом 9 июля 1848 г.

Печатается по тексту газеты

Напечатано в «Neue Rheinische Zeitung» № 40, 10 июля 1848 г.

Перевод с немецкого

На русском языке публикуется впервые

СОГЛАСИТЕЛЬНОЕ ЗАСЕДАНИЕ 4 ИЮЛЯ

(СТАТЬЯ ВТОРАЯ)

Кёльн, 9 июля. Насколько назначение комиссии для расследования с неограниченными полномочиями является неотложным и необходимым актом справедливости по отношению к полякам, явствует из основанного на подлинных документах сообщения, которое мы начали печатать три дня тому назад^[134].

Старопрусские чиновники, заведомо враждебные полякам, усмотрели в обещаниях реорганизации угрозу своему существованию. Малейший акт справедливости по отношению к полякам представлялся им опасностью. Отсюда фанатическая ярость, с которой они, при поддержке разнузданной солдатни, обрушивались на поляков, нарушали договоры, оскорбляли самых безобидных граждан, поощряли или санкционировали величайшие гнусности, лишь бы вызвать поляков на выступление, подавление которого ввиду огромного перевеса сил представлялось несомненным.

Министерство Кампгаузена, не только слабое, беспомощное, плохо осведомленное, но и нарочито, принципиально бездеятельное, предоставило все своему течению. Совершались неслыханнейшие акты варварства, но г-н Кампгаузен и пальцем не шевельнул.

Какими сообщениями располагаем мы о гражданской войне в Познани?

С одной стороны, пристрастные, лицеприятные сообщения Виновников войны — чиновников и офицеров — и опирающиеся на их показания данные, которые могут быть представлены министерством. Само министерство — тоже заинтересованная сторона, пока в него входит г-н Ганземан. Эти документы пристрастны, но они являются официальными.

С другой стороны — факты, собранные поляками, их жалобы министерству, в особенности письма архиепископа Пшилуского министрам. Эти документы в большинстве случаев являются неофициальными, но их составители стремятся доказать правду.

Эти два рода сообщений полностью противоречат друг другу. Задача комиссии — выяснить, на чьей стороне правда.

Она сможет это сделать — за исключением некоторых случаев — лишь при том условии, если сама выедет на место и там на основании свидетельских показаний выяснит по крайней мере наиболее важные факты. Если ей это запретят, то вся ее деятельность будет носить иллюзорный характер, ибо ей, быть может, удастся провести некоторые историко-филологические изыскания, признать большую или меньшую достоверность тех или других сообщений, но решить она ничего не сможет.

Все значение комиссии зависит от того, будет ли она иметь полномочия допрашивать свидетелей, и поэтому все рьяные ненавистники поляков в Собрании стремятся помешать этому с помощью всякого рода глубокомысленных и хитроумных соображений; этим объясняется и государственный переворот в конце заседания.

Депутат Блём говорил во время прений 4 июля:

«Разве это значит стремиться к выяснению истины, если искать ее, как предлагается в некоторых поправках, в докладах правительства? Конечно же, нет! На чем основаны доклады правительства? Большей частью на сообщениях чиновников. Откуда же взялись эти чиновники? Они являются порождением старой системы. Разве исчезли старые чиновники? Разве были проведены новые, отражающие волю народа выборы новых ландратов? Отнюдь нет. Осведомляют ли нас чиновники о действительных настроениях в стране? Старые чиновники представляют теперь такие же доклады, что и раньше. Таким образом, не подлежит сомнению, что простое ознакомление с документами министерства нас ни к чему не приведет».

Депутат Рихтер идет еще дальше. Он рассматривает поведение познанских чиновников лишь как крайне резко выраженное, но неизбежное следствие сохранения прежней системы управления и прежних чиновников вообще. Подобные конфликты между служебным долгом и интересами старых чиновников могут каждый день происходить и в других провинциях.

«Со времени революции мы получили новое министерство, теперь имеем даже и второе. Но министерство есть лишь душа — оно должно всюду вносить единообразную организацию. В провинциях же повсеместно сохранилась без изменений прежняя система управления. Хотите вы, чтобы я выразился иначе? Так вот — нельзя вливать новое вино в старые заплесневелые мехи. Вот почему в великом герцогстве раздаются отчаянные жалобы. Но обязаны ли мы уже по одному этому назначить комиссию, чтобы стало ясно, насколько необходимо как в Познани, так и в других провинциях заменить старую систему новой, более соответствующей времени и обстоятельствам?»

Депутат Рихтер прав. После революции смена всех гражданских и военных чиновников, а также части судебных чиновников, и особенно прокуратуры, является первой необходимостью. В противном случае лучшие начинания центральной власти потерпят крушение из-за сопротивления низших чиновников. Слабость как французского временного правительства, так и министерства Кампгаузена принесла в этом отношении самые горькие плоды.

В Пруссии же, где в течение сорока лет как в области военной, так и в области гражданской администрации царила абсолютная власть превосходно организованной бюрократической иерархии и где именно бюрократия была главным врагом, побежденным 19 марта, — в Пруссии было более чем где бы то ни было необходимо провести полную смену гражданских и военных чиновников. Но министерство посредничества, разумеется, не имело призвания осуществлять требования революции. Его осознанным призванием было ничего не делать, и поэтому оно оставило пока реальную власть в руках своих старых противников — бюрократов. Оно выступило «посредником» между старой бюрократией и новыми порядками. Зато при «посредничестве» бюрократии оно оказалось перед лицом гражданской войны в Познани и должно было нести ответственность за жестокости, невиданные со времени Тридцатилетней войны.