Собрание сочинений. Том 5 - Маркс Карл Генрих - Страница 104

Собрание заявляет,

«что министерство лишится доверия страны, если будет дольше медлить с изданием приказа по армии в соответствии с постановлением от 9 августа».

Этой поправке левого центра была противопоставлена поправка правого центра, внесенная депутатом Тамнау. Онагласит: «Национальное собрание считает нужным разъяснить следующее: в своем постановлении от 9 августа с. г. Национальное собрание имело в виду издание такого же приказа командному составу армии, с каким министерство финансов и министерство внутренних дел обратились 15 июля к регирунгспрезидентам. Собрание не имеет в виду принуждать офицеров армии излагать свои политические убеждения и не собирается предписывать военному министру самый текст приказа. Оно считает необходимым в интересах гражданского мира и развития нового конституционного государственного строя издание приказа, предостерегающего офицеров армии как от реакционных, так и от республиканских устремлений».

После длившихся некоторое время прений «благородный» Шреккенштейн заявляет от имени министерства о согласии с поправкой Тамнау. И это после гордого, заверения, что министерство не пойдет ни на какой компромисс!

После того как прения продолжались еще некоторое время и г-н Мильде даже предостерег Собрание, чтобы оно не превратилось в революционный Конвент (опасения г-на Мильде совершенно излишни!), происходит голосование при невероятном скоплении народа у зала заседания. Поименное голосование:

Поправка Унру отклоняется 320 голосами против 38. Поправка Тамнау отклоняется 210 голосами против 156. Предложение Штейна принимается 219 голосами против 152. Против министерства — большинство в 67 голосов.

Один из наших берлинских корреспондентов сообщает:

Сегодня в городе царило большое волнение; тысячи людей окружили здание, где заседает Собрание, так что г-н Рейхеншпергер после оглашения председателем вполне лойяльного адреса гражданского ополчения предложил перенести заседания Собрания в другой город, ибо Берлин находится-де под угрозой.

Как только до собравшегося народа дошла весть о поражении министерства, началось неописуемое ликование, и, когда появились депутаты левой, их проводили непрерывными криками «ура!» до Унтер-ден-Линден. Когда же показался депутат Штейн (внесший предложение, принятое сегодняшним голосованием), энтузиазм достиг своей высшей точки. Несколько человек из народа сейчас же посадили его себе на плечи и с триумфом донесли до дверей его гостиницы на Таубенштрассе. Тысячи людей присоединились к этому шествию, и с непрерывными криками «ура» массы проходили по площади Оперы. Никогда еще не видели здесь такого проявления радости. Чем больше было опасений за успех, тем поразительнее блестящая победа.

Против министерства голосовали: левые, левый центр (партия Родбертуса — Берга) и центр (Унру, Дункер, Кош). Председатель по всем трем пунктам голосовал за министерство. Министерство Вальдека — Родбертуса может после этого рассчитывать на абсолютное большинство.

Следовательно, через несколько дней мы будем иметь удовольствие наблюдать, как инициатор принудительного займа, министр дела, «его превосходительство» г-н Ганземан будет прогуливаться здесь, как он вернется к своему «гражданскому^{150} прошлому» и будет размышлять о Дюшателе и Пинто.

Падение Кампгаузена произошло в благопристойной форме. Г-н Ганземан, который своими интригами привел его к падению, г-н Ганземан кончил весьма плачевно! Бедный Ганземан-Пинто!

Написано Ф. Энгельсом 8 сентября 1848 г.

Печатается по тексту газеты

Напечатано в «Neue Rheinische Zeitung» № 99, 10 сентября 1848 г.

Перевод с немецкого

ДАТСКО-ПРУССКОЕ ПЕРЕМИРИЕ

Кёльн, 9 сентября. Мы снова возвращаемся к перемирию с Данией — из-за обстоятельности Национального собрания, которое, вместо того чтобы быстро и энергично принять решение и добиться назначения новых министров, позволяет комиссиям совещаться не торопясь и предоставляет разрешение министерского кризиса на волю божью. Эта обстоятельность, которая плохо прикрывает тот факт, что «мужества нет у наших добрых знакомых»^[231], предоставляет нам время для этого.

Война в Италии была всегда непопулярна у демократической партии и даже у венских демократов давно уже утратила всякую популярность. При помощи фальсификации и лжи прусское правительство смогло отсрочить лишь на несколько недель бурю общественного недовольства по поводу истребительной войны в Познани. Уличные бои в Праге, вопреки всем стараниям националистической печати, возбудили в народе симпатии только к побежденным, а не к победителям. Напротив, война в Шлезвиг-Гольштейне была с самого начала популярна и среди народа. Чем же это объясняется?

В то время как в Италии, в Познани, в Праге немцы боролись против революции, в Шлезвиг-Гольштейне они поддерживали революцию. Война с Данией — это первая революционная война, которую ведет Германия. И потому мы, отнюдь не обнаруживая этим ни малейшего родства с энтузиазмом буржуазии, воспевающей за кружкой пива омываемый морями Шлезвиг-Гольштейн, с самого начала высказались за энергичное ведение войны с Данией.

Довольно-таки печально для Германии, что ее первая революционная война — это самая комическая из войн, которые когда-либо велись!

А теперь о существе дела. Датчане — это народ, находящийся в самой неограниченной торговой, промышленной, политической и литературной зависимости от Германии. Известно, что фактической столицей Дании является не Копенгаген, а Гамбург; что датское правительство целый год проделывало все эксперименты с Соединенным ландтагом по примеру прусского правительства, окончившего свой жизненный путь в результате баррикадных боев; что Дания получает всю свою литературную пищу, точно так же как и материальную, из Германии, и что датская литература — за исключением Хольберга — представляет собой бледную копию немецкой литературы.

Как ни бессильна была издавна Германия, но она может испытывать удовлетворение, что скандинавские нации, и в частности Дания, оказались в зависимости от нее, что по сравнению с ними она является даже еще революционной и прогрессивной страной.

Вы хотите доказательств? Ознакомьтесь с полемикой, разгоревшейся между скандинавскими нациями со времени появления идеи скандинавизма. Скандинавизм заключается в восхвалении жестокого, грубого, пиратского древне-норманского национального характера, той крайней замкнутости, при которой избыток мыслей и чувств выражается не в словах, а только в делах, именно в грубом обращении с женщинами, в постоянном пьянстве и в неистовой воинственности [Berserkerwut^{151}], перемежающейся со слезливой сентиментальностью.

Скандинавизм и теория племенного родства с омываемым морями Шлезвиг-Гольштейном появились одновременно в землях датского короля. Они взаимно связаны: они вызвали друг друга к жизни, боролись друг с другом и таким путем отстояли свое существование.

Скандинавизм был той формой, в которой датчане апеллировали к поддержке шведов и норвежцев. Но случилось то, что бывает всегда у христианско-германской нации: немедленно возник споро том, кто является истинным христиано-германцем, кто является подлинным скандинавом. Швед объявил датчанина «онемеченным» и выродившимся, норвежец объявил таковыми шведа и датчанина, а исландец — всех троих. Конечно, чем менее культурна нация и чем ближе ее нравы и образ жизни к древне-норманским, тем более «скандинавским» характером она отличается.

Перед нами лежит газета «Morgenbladet»^[232] из Христиании^{152} от 18 ноября 1846 года. В статье этой милой газетки мы находим следующие веселые места о скандинавизме.

Изобразив весь скандинавизм просто как попытку датчан вызвать движение в своих собственных интересах, она говорит о датчанах:

«Что общего у этого веселого, жизнерадостного народа с древним, суровым и хмурым миром воинов (med den gamle, alvorlige og vemodsfulde Kjampeverden)? Как может эта нация со своим — как признает даже один датский писатель — слабым и мягким характером думать о духовном родстве своем с крепкими, полными сил и энергии людьми древней эпохи? И как могут эти люди с мягким выговором южан воображать, что они говорят на северном языке? И хотя главная черта нашей и шведской нации, как и древних обитателей севера, состоит в том, что чувства уходят глубоко внутрь души, не проявляясь ео-вне, тем не менее эти чувствительные и сердечные люди, которых так легко привести в изумление, затронуть их чувства, подчинить своему влиянию, которые сразу же всем своим внешним видом выдают свои душевные переживания, — эти люди воображают, что они скроены по единому северному образцу, что они родственны по натуре двум другим скандинавским нациям!»