Собрание сочинений. Том 2 - Маркс Карл Генрих - Страница 46

Божественная критика, возвратившись в самое себя, восстанавливается рациональным, сознательным, критическим путём: бытие в себе становится бытием в себе и для себя, и только в самом конце появляется исполненное, осуществлённое, раскрывшееся начало. Божественная критика, в отличие от человеческой, явилась миру как критика, как чистая критика, как критическая критика. Место апологии Ветхого и Нового завета заняла апология старых и новых произведений г-на Бауэра. Теологическое противопоставление бога и человека, духа и плоти, бесконечности и конечности превратилось в критически-теологическое противопоставление духа, критики, или г-на Бауэра — материи, массе, или земному миру. Теологическое противопоставление веры и разума превратилось в критически-теологическое противопоставление здравого человеческого рассудка и чисто критического мышления. Журнал «Zeitschrift fur spekulative Theologie»^[69] превратился в критическую «Literatur-Zeitung». Религиозный спаситель мира реализовался, наконец, в виде критического спасителя мира, г-на Бауэра.

Последняя стадия г-на Бауэра не есть аномалия в его развитии: это — его возвращение в себя из его отчуждения. Понятно само собой, что тот момент, в который божественная критика отчуждала себя и выходила за свои пределы, совпадает с моментом, когда она отчасти изменяла себе, создавая кое-что человеческое.

Абсолютная критика, возвратившаяся к своей исходной точке, закончила спекулятивный кругооборот, а тем самым и весь свой жизненный путь. Её дальнейшее движение есть чистое, возвышающееся над всяким массовым интересом кружение внутри самой себя и поэтому лишено всякого интереса для массы.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ КОРРЕСПОНДЕНЦИЯ КРИТИЧЕСКОЙ КРИТИКИ

1) КРИТИЧЕСКАЯ МАССА

Где лучше чувствуешь себя,

Чем в лоне своего семейства?^[70]

Критическая критика в своём абсолютном наличном бытии, в лице г-на Бруно, объявила массовое человечество, всё то человечество, которое не есть критическая критика, своей противоположностью, своим существенным предметом: существенным потому, что масса существует ad majorem gloriam dei^{37}, критики, духа; предметом — потому, что она есть всего лишь материя критической критики. Критическая критика провозгласила своё отношение к массе всемирно-историческим отношением современности.

Однако одним заявлением о своей противоположности всему миру нельзя ещё сделать эту противоположность всемирно-исторической противоположностью. Можно вообразить себя камнем всеобщего преткновения потому, что в силу своей собственной неловкости всюду спотыкаешься. Для всемирно-исторической противоположности недостаточно того, чтобы я объявил мир моей противоположностью: необходимо ещё, чтобы, с другой стороны, мир объявил меня своей существенной противоположностью, рассматривал и признавал меня как таковую. Это признание критическая критика добывает себе корреспонденцией, предназначенной для того, чтобы засвидетельствовать перед всем миром критическую работу искупления мира, равно как всеобщее раздражение мира, вызванное критическим евангелием. Критическая критика сама для себя есть предмет, как предмет всего мира. Корреспонденция имеет своей задачей показать её в качестве такового, в качестве мирового интереса современности.

Критическая критика считает себя абсолютным субъектом. Абсолютный субъект нуждается в культе. Действительный культ требует третьего элемента, верующих индивидуумов. Поэтому святое семейство в Шарлоттенбурге получает от своих корреспондентов подобающий ему культ. Корреспонденты говорят ему, что оно есть и что не есть его противница, масса.

Представляя таким способом мнение критики о самой себе как мнение окружающего мира и превращая своё понятие в действительность, критика, несомненно, впадает в непоследовательность. Внутри её самой обнаруживается образование своего рода массы, именно — образование критической массы, несложное призвание которой заключается в том, чтобы быть неутомимым эхом критических изречений. Ради последовательности эта непоследовательность простительна. Критическая критика, не чувствующая себя в грешном мире как дома, должна в своём собственном доме завести грешный мир.

Путь корреспондента критической критики, члена критической массы, не усеян розами. Его путь — трудный, тернистый, критический путь. Критическая критика — спиритуалистический властелин, чистая самопроизвольность, actus purus^{38}, она нетерпима ко всякому воздействию извне. Корреспондент должен поэтому быть лишь кажущимся субъектом, обнаруживать только кажущуюся самостоятельность по отношению к критической критике, только кажущееся желание сообщать ей что-либо новое и самостоятельное. На самом деле это — её собственный фабрикат, выслушивание самой себя, которое лишь на один момент объективируется в виде самостоятельного существа.

Корреспонденты не упускают поэтому случая, чтобы беспрестанно уверять, что критическая критика сама знает, видит, понимает, испытывает то, что ей для вида в данный момент сообщают корреспонденты. Так, например, Церледер употребляет следующие обороты: «Вы понимаете это?»; «Вы знаете»; «Вы знаете» во второй, в третий раз; «Вы, конечно, уже достаточно слышали, чтобы самим всё понять».

А вот бреславльский корреспондент Флейшхаммер: «Но это… для Вас столь же мало будет загадкой, как и для меня». Или цюрихский корреспондент Хирцель: «Вы и сами, конечно, знаете». Критический корреспондент до такой степени почитает абсолютное понимание критической критики, что он ей приписывает понимание даже там, где вообще нечего понимать, как, например, Флейшхаммер:

«Вы меня вполне» (!) «поймёте» (!), «если я сообщу Вам, что нельзя выйти на улицу, без того чтобы не встретить молодых католических священников в их длинных чёрных рясах и мантиях».

Мало того, в своём страхе корреспонденты слышат, как критическая критика говорит, отвечает, восклицает, высмеивает!

Так, например, Церледер: «Но… говорите Вы. Ну, хорошо, слушайте же!» Или Флейшхаммер: «Однако я уже слышу, что Вы говорите; я тоже хотел этим сказать только то, что…». Или Хирцель: «Эдельман, воскликнете Вы!» Или тюбингенский корреспондент: «Не высмеивайте меня!»

Корреспонденты употребляют поэтому и такого рода обороты: они-де сообщают критической критике факты, а от нее ждут духовного истолкования; они ей доставляют посылки, а ей предоставляют сделать заключение. Или даже извиняются, что пережёвывают давно ей известное.

Так, например, Церледер:

«Ваш корреспондент может дать Вам только, картину, описание фактов. Дух, оживляющий эти вещи, Вам, конечно, уже известен». Или же: «А теперь Вы уже сама сделаете для себя вывод».

Или Хирцель:

«Что каждое творение порождается своей диаметральной противоположностью, об этом спекулятивном положении я не осмелюсь беседовать с Вами».

Или же наблюдения корреспондентов оказываются не чем иным, как исполнением и подтверждением критических пророчеств.

Так, Флейшхаммер: «Ваше предсказание исполнилось». Или Церледер:

«Тенденции, о которых я Вам писал, что они всё более и более распространяются в Швейцарии, далёкие от того, чтобы быть гибельными, в действительности только счастливые… только подтверждают уже неоднократно высказанную Вами мысль…» и т. д.

Критическая критика чувствует иногда необходимость подчеркнуть проявляемое ею снисхождение, заключающееся в том, что она читает корреспонденции и отвечает на них, и она мотивирует это снисхождение тем, что корреспондент счастливо справился с каким-нибудь заданным ему уроком. Так, г-н Бруно пишет тюбингенскому корреспонденту:

«Действительно, непоследовательно с моей стороны отвечать на твоё письмо… С другой стороны… ты опять сделал такое удачное замечание, что я… не могу отказать тебе в просимом разъяснении».

Критическая критика заставляет писать ей из провинции, причём под провинцией надо понимать не провинцию в политическом смысле, которой, как известно, нигде в Германии не существует, а критическую провинцию, по отношению к которой Берлин является столицей, — Берлин, как резиденция критических патриархов и святого критического семейства, — между тем как в провинции пребывает критическая масса. Критические провинциалы осмеливаются обращать на себя внимание верховной критической инстанции только с поклонами и извинениями.