Турецкий ятаган - Шхиян Сергей - Страница 3
- Предыдущая
- 3/67
- Следующая
Я огляделся. Короткая, слегка изогнутая улочка была пустынна. Ни в одном из соседских домов не светились окна. Мой спутник сам отпер ключом наружную дверь, и мы вошли в холодные сени.
— Проходите, — пригласил он меня, пропуская во внутреннюю часть дома. Там было темно как в шахте.
— Простите, но я ничего не вижу, — пожаловался я. — У вас здесь есть свет?
— Я сейчас вам посвечу, — любезно сказал хозяин и чиркнул спичкой.
Она оказалась дешевой, серной; медленно, шипя, загорелась, и в холодных сенях символически запахло серой. Слабый, колеблющийся огонек осветил голые дощатые стены, дверной проем. Спичка погасла. Я, не раздумывая, вошел внутрь особнячка. Чичероне от меня не отставал и даже поддержал под руку, когда я в потемках споткнулся обо что-то твердое и громоздкое.
— Стойте на месте, я сейчас зажгу свечу, — сказал он и отпустил мою руку.
В помещение было не топлено. Во всяком случае, после холода улицы я не почувствовал домашнего тепла. Пахло кислой капустой и старыми вещами. Я неподвижно стоял на месте, ожидая обещанного света. Мелькнула мысль о засаде, но внутреннего беспокойства, обычно предупреждающего об опасности, не было, и она затихла. Я думал о несоответствии стоимости элитного орловского рысака и явного запаха бедности, который здесь господствовал.
В глубине комнаты, шипя, загорелась очередная серная спичка, и сразу же затрепетал огонек дешевой свечи.
То, что в доме не было электричества, меня не удивило, до Ленинского плана ГОЭЛРО, обещанного коммунизма и полной электрификации всей страны было еще далеко, но вонючая сальная свеча вместо стеариновой или обычной в эту эпоху керосиновой лампы была явным анахронизмом. Я смотрел, как разгорается ее слабый чадящий огонек, постепенно освещается комната, и молча ждал объяснений. Они не последовали. Вместо них молодой человек пригласил:
— Проходите, садитесь.
Я подошел к тяжелому, грубо сколоченному из толстых досок столу и присел на лавку такой же топорной работы. Хозяин вставил свой тусклый, потрескивающий светоч в деревянный подсвечник и поместил его на середину стола. Теперь огонек находился между нами, и мы равно могли видеть друг друга.
— Вас удивляет эта обстановка? — поинтересовался он, оценив, что мой взгляд блуждает по сторонам.
— Да, — ответил я, — здесь у вас словно какое-то средневековье.
— Совершенно справедливо, — подтвердил он. — Мы намеренно, специально для вас попытались создать достоверное жилище XVII века.
Кто это «мы», он не пояснил.
— Вы знаете, как в те времена выглядели жилища обычных горожан? Мне кажется, что точно этого не знает никто, — продемонстрировал я свою достаточно посредственную этнографическую эрудицию. — Я встречал только рассказы о богатых домах.
— Пожалуй, — согласился хозяин, — бытописатели обычно описывали дворцовые покои, а не жилища простолюдинов, но кое-какие сведения все-таки сохранились, как и отдельные образцы мебели того времени.
— Я читал, что для того, чтобы сохранять тепло, входные двери в русских домах делались очень низкими, и комнаты маленькими, а здесь вполне нормальные двери и комната довольно велика, — ехидно заметил я.
— На вас не угодишь, — засмеялся молодой человек, — в таком случае, считайте, что эта светелка всего лишь неудачная стилизация под старину.
— Мне собственно, все равно, какие здесь комнаты, это я так, для порядка, — примирительно сказал я. — Меня больше интересуют, простите за тавтологию, причины вашего интереса ко мне…
— Да, конечно, мне понятно ваше любопытство. Как вы правильно догадались, наша встреча не случайна и, как бы это сказать, произошла неспроста. Только знаете что, давайте отложим серьезные разговоры, пока вы не устроитесь.
Собеседник внезапно замолчал и с отсутствующим видом уставился в стену. Слабый свет мешал рассмотреть выражение его лица. Я ничего не говорил, ожидая продолжения разговора. Разглядеть помещение, куда меня занесла судьба, впотьмах было нереально, и я, вероятно, с таким же, как у хозяина, отсутствующим видом, сидел и ждал развития событий. Молчание длилось минут пять, но ничего не происходило. Он все так же сидел с отсутствующим видом и молчал.
Мне это надоело, и я, решив напомнить о себе, кашлянул и спросил:
— Вы здесь живете?
Молодой человек, как мне показалось, не сразу услышал меня, но потом, словно очнувшись, доброжелательно улыбнулся:
— Извините, я задумался.
— Заметил, — не преминул съязвить я, — вы очень глубоко задумались.
— Доживите до моих лет…
Парень выглядел лет на двадцать с небольшим.
— По виду не скажешь, что вы так стары. Мне кажется, что вы на несколько лет младше меня.
— Это только кажется, — сказал он, — вы, помнится, тоже недавно были подростком.
— Было дело, — согласился я.
Действительно, не без вмешательства все тех же таинственных сил, вернее будет сказать, одного их представителя, необычного человека, с которым я сидел в каземате Петропавловской крепости и на которого, приглашая меня к сотрудничеству, сослался новый знакомый, я на какое-то время превращался в низкорослого татарского парнишку. Как ему удалось это сделать, я не понимаю до сего дня. Тот, кто сотворил эту метаморфозу, не удосужился перед экспериментом даже поставить меня о нем в известность. Все получилось незаметно для меня, как будто само собой, безо всякого насилия или болезненных ощущений. Я спокойно шел по одной из петербургских улиц, и вдруг все переменилось — я превратился в совершенно иного, ничем не похожего на себя человека
— И сколько вам, если не секрет, лет? — спросил я своего визави.
— Не секрет, — ответил он, — около семисот.
— Вы из долгожилых? — поинтересовался я, не очень удивившись очередной встрече с долгожителем.
— В некотором роде. Правда, не из тех, с кем вам доводилось встречаться. Мы с ними из разных племен.
«Долгожилые люди», такие, как моя знакомая крестьянка, втравившая меня в блуждание по эпохам, как я это уяснил для себя, являются представителями отдельной малочисленной ветви человечества, видимо, с иной, чем у нас, нервной системой и более медленным обменом веществ. Только этим я могу объяснить, что они живут на порядок дольше нас.
— Значит, вас таких много? — надеясь выведать что-нибудь полезное для себя, спросил я.
— Нет, не очень, не больше десятка племен, — ответил хорошо сохранившийся старец, — мы никак не связаны друг с другом и стараемся не сталкиваться. К тому же храним свое происхождение в строжайшей тайне.
— А вы земляне или пришельцы из других миров? — помявшись, задал я давно интересовавший меня вопрос.
— А вы? — вопросом на вопрос ответил хозяин,
— В каком смысле «мы»? — не понял я.
— Вы, так называемые «гомо сапиенсы», — земляне или пришельцы?
— Понятия не имею, — признался я. — Раз живем на земле, вероятно, земляне.
— Вот и мы здесь живем
— Да, но по семьсот лег, а не как мы по семьдесят-восемьдесят
— Мы действительно живем немногим дольше, чем вы, но что такое сто лет или тысяча для истории планеты или даже для отдельной популяции? Мизерный временной отрезок
— Значит, вы родились на земле?
— Да, как и все известные мне мои предки. А вот как попали на землю наши, да и ваши праотцы, это неизвестно никому.
— И еще вы, как я понял, запросто путешествуете по времени? — задал я очередной вопрос и тут же его уточнил: — Я имею в виду, по своему желанию, а не как я, в виде багажа.
— Действительно, за свою многотысячелетнюю историю мое племя накопило кое-какие знания и умения, помогающие нам выживать.
— Понятно, что у вас есть тайны. А с нами вы смешиваетесь?
— В каком смысле? Роднимся ли мы с вами?
— Да, я имею в виду смешанные браки.
— Браки, конечно, случаются. Внешними признаками мы похожи, но у нас столь различны генетические коды, что общее потомство невозможна. Будь по-иному, мы давно бы исчезли. Ваша популяция, возможно именно за счет быстрой смены поколений, проявила себя как более динамичная и приспособленная к выживанию и размножению.
- Предыдущая
- 3/67
- Следующая
