Боги не дремлют - Шхиян Сергей - Страница 7

• Предыдущая
• 7/67
• Следующая

Как точно по поводу нудного, обыденного существования сказал Владимир Маяковский в стихотворении на смерть Сергея Есенина:

Если рискуешь жить ярко, высовывать голову из толпы, то не ропщи, когда по ней будут норовить ударить все, кому не лень. Вот по моей голове так и били. Как обычно бывает при активном образе жизни, скоро у меня появилось очень много недругов. Причем таких могущественных, что когда я попытался из начала семнадцатого века вернуться в свое время, меня обманули, как ребенка, и забросили на расправу в середину двадцать первого.

Вот с этого эпизода и следует начать рассказ о последнем насильственном перемещении во времени, окончившимся глубоким обмороком, амнезией, лесом и натуральными французами, причем не нынешними цивилизованными, скромными европейцами, дуреющими от скуки упорядоченной жизни, о которых другой замечательный русский поэт Иосиф Бродский сказал исчерпывающе точно:

Эти упрощенные современные европейцы принципиально отличаются от нас, россиян, людей, как правило, многогранных, талантливых и неординарных, может быть и мало знающих, но зато имеющих обо всем на свете собственное мнение. Правда, и это нельзя не признать, редко чем-либо подтвержденное.

Однако в 1812 году европейцы еще не состарились, не погрязли в бытовом комфорте, и с радостью склонились перед удачливым авантюристом, пообещавшим им, как и большинство подобных ему вождей, каждому собственную химеру счастья.

Эти французы, итальянцы, португальцы, поляки и другие представители большой Европы, принужденные служить под знаменами империи, представляли «Великую», или в другом переводе «Большую» армию Наполеона Бонапарта. Ощущение коллективной силы и воинского братства обычно привлекают многих людей, предпочитающих о целях и результатах своих действий просто не думать.

Мне, человеку, рожденному в конце двадцатого века, такое романтическое отношение к политике и вождям просто не присуще. Причем, отнюдь, не благодаря собственному разуму. Такова моя эпоха и мне, представителю своего времени, немного циничному, относящемуся к философским идеям и национальным героя с большой долей иронии, преклоняться перед кумирами, опять-таки говоря сленгом, просто «влом». Потому-то я, не идя ни под чье начало, бился в одиночку против всех своих недругов.

Попав благодаря «козням врагов» в середину двадцать первого века, я не только не пришел в восторг от тамошних технических новинок, как бы помогающих людям комфортно жить, но понял, что такое блистательное будущее мне просто противно. К тому же оказалось, что меня в нем ждала суровая расправа. Один из самых удачливых недругов, негодяй, которого я не сумел убить в девятнадцатом веке, оказался, как и я, «разъездным» во времени и сумел в новой свободной и демократической России подняться почти на самую вершину политической власти.

За мной началась коллективная охота. Однако «дичь» оказалась строптивой и попыталась оказать сопротивление. Победой это не кончилось, но и наказать меня ссылкой в доисторические времена на съедение каннибалам мой враг не сумел. В последний момент, когда я стоял перед ним совершенно беззащитным, мне помогла собака.

Это пес по кличке Полкан попал вместе со мной в будущее из семнадцатого века. Я его спас от голодной смерти в деревне, сожженной казаками. Полкан был больше волком, чем собакой и немилосердные хозяева держали его на толстенной железной цепи. Когда они погибли, собака оказалась обречена. С Полканом у нас сложись своеобразные отношения. Получилась, что мы по очереди спасали друг друга. И хотя особой привязанности ко мне он не демонстрировал, был слишком независим, я его любил. Итак, в последнюю минуту моего пребывания в будущем, я был совсем беззащитен, и оказался не в силах хоть как-то противостоять своему главному врагу. Тот, как и положено классическому «плохому парню», прежде чем нанести последний удар, куражился, описывая ожидающую меня перспективу быть съеденным первобытными людьми. В его руке был предмет, напоминающий обычный электрический фонарик, что-то вроде машины времени. «Волшебные» возможности этой штуковины, враг мне продемонстрировал. И никакого сомнения, что он забросит меня в эпоху древнего палеолита, у нас с ним не возникло. Ни у него, ни у меня.

На моих глазах рассеянный, серебристый свет, излучаемый прибором, в одно мгновение вернул из зимы в лето заснеженный клочок леса. После этого показательного опыта, переместиться на несколько тысячелетий в прошлое, предстояло мне. Враг поднял руку с прибором и меня ослепил необычный свет. Это оказалось предпоследним впечатлением. Последним – летящий в прыжке Полкан. Он как-то скрытно сумел зайти моему недругу с тыла и бросился ему на спину. Чем это кончилось, я не знаю. Я ощутил внутри себя странное мерцание и решил, что со мной все, я умираю.

– …Принц Евгений, приемный сын императора, – сквозь невеселые думы пробились ко мне в сознание последние слова Ренье.

Я вернулся в настоящее и удивленно посмотрел на сержанта:

– Так этот генерал Евгений Богарне?! – чуть не воскликнул я и только в последнее мгновение смог сдержать роковые для меня слова.

Старой Калужской дорогой в начале девятнадцатого века называли нынешнее Калужское шоссе, а Новой Калужской дорогой, современное Киевское. Обе эти дороги начинаются примерно в одном месте Москвы, от Калужской площади, потом расходятся: старая петлей, слегка изгибаясь на восток, новая, на запад. Однако, вся «фенька» состоит в том, что почему-то они, сделав петлю, потом сходятся и пересекаются в районе города Малоярославец.

В тот момент, когда я оказался в ненужном месте, в ненужное время, Наполеоновская армия продвигалась по старой Калужской дороге. В наше время это самое обычное подмосковное шоссе, еще совсем недавно трехрядное, недавно слегка расширенное до четырех полос и то только до деревни Чириково, что находится в сорока километрах от Москвы. Нетрудно представить, что представляла собой эта стратегическая дорога двести лет назад. Но в тот момент меня интересовало не то, как такая масса людей, лошадей и пушек проберется по грязи наших дорог, а что на самом деле произошло здесь в октябре 1812 года.

Я не историк и специально не изучал ни эту войну, ни саму эпоху. Однако, уж если оказался невольным участником событий, решил попытаться разобраться в странностях поведения главных персонажей Отечественной войны. Сколько я помнил, Наполеон вышел из Москвы по старой дороге, потом в районе Красной Пахры зачем-то решил перейти на новую. Причем перешел не просто так, а попер с артиллерией и обозами через раскисшие после дождей поля. Притом, что армия Кутузова находилась дальше того места, где дороги вновь соединялись, в селе Тарутино Калужской губернии. Зачем Наполеон потерял два дня на странный маневр, вместо того, чтобы быстро пройти мимо Малоярославца, уже занятого его двумя батальонами дивизии Дельзона и выполнить свой план захватить Калугу?

Почему Кутузов узнал о движении французской армии не от своей разведки, что было бы логично, а от партизан, то есть, чуть ли не случайно? Почему фельдмаршал со всей армией находился не вблизи стратегической дороги, а в сторонке и позволил французским войскам контролировать Малоярославец? И вообще, почему вся русская армия была на юге, и какие войска прикрывали западное направление на Петербург? Мало ли что Бонапарту могло прийти в голову!

• Предыдущая
• 7/67
• Следующая