Смерть молчит. Другая жена. Коммерческий рейс в Каракас - Кокс Джордж Х. - Страница 20
- Предыдущая
- 20/105
- Следующая
— Когда пойдем ужинать? — спросила Улла.
— Да хоть сейчас, если хочешь. Ты проголодалась?
— Да.
— Ладно, пойдем. Книги посмотрим потом. Хочешь причесаться? Включи свет в спальне.
— Нет, я только вымою руки, — сказала Улла, проходя всею в нескольких сантиметрах от Малле и закрывая дверь в ванную.
«Может заметить меня при выходе. Нужно куда-то спрятаться».
Тем временем Шазель расселся в кабинете. Листая книги, что-то мурлыкал. Франсуа присел за кроватью. Слышал, как в ванной льется вода. Длилось это недолго. Шведка прошла через спальню и вошла в кабинет, не закрыв двери. Франсуа вынужден был оставаться в своем укрытии на случай, если и Шазель захотел бы воспользоваться ванной.
— Мы идем? — вновь спросила Улла.
— Да, разумеется, но сначала…
Долетел приглушенный смех и звук поцелуев. Неожиданно у двери раздался звонок.
— Я никого не жду, — удивленно протянул Шазель. — Оставайся здесь. Я посмотрю, кто это.
Пошел открыть. Вскоре вернулся в обществе мужчины, которого представил:
— Инспектор Туссен из криминальной полиции, а это моя приятельница Улла Йенсен. Что вам угодно, инспектор?
— Я хотел бы поговорить с вами, месье Шазель, если не возражаете, с глазу на глаз.
— Я подожду тебя в ресторане, — сказала Улла. — Думаю, долго это не продлится.
Франсуа из своего укрытия отметил, что ее знание французского намного улучшилось.
XIV
Потихоньку подкравшись к двери, Франсуа Малле приложил глаза к щели. Он мог все видеть и все слышать. Видел лицо инспектора, который занял место в кресле и положил на колени свою зеленую шляпу. Шазель уселся за стол, спиной к Франсуа. При движениях головы на затылке шефа образовывались то одна, то три складки. Он как раз обратился с вопросом к инспектору, и таким изменившимся голосом, что Франсуа с трудом его узнал.
— Я считал, что после наступления темноты полицейские не имеют права беспокоить граждан.
Туссен усмехнулся и поднял руку.
— Мы не имеем права производить арестов от захода до восхода солнца, разумеется, за исключением лиц, пойманных с поличным. Но другие наши действия не подлежат столь жестким ограничениям. А я вовсе не собираюсь вас арестовать, месье Шазель. После службы я зашел к вам, просто чтобы задать несколько вопросов. И вообще как частное лицо. Вы вовсе не обязаны отвечать на них, а я еще раз извиняюсь за доставленные вам неудобства.
Видно было, что инспектор, говоря это, чувствует себя неловко. Он не привык вдаваться в подобные объяснения. Шазель сказал:
— Я вас слушаю.
Инспектор соединил кончики пальцев рук, словно при молитве. Казалось, он поколебался, прежде чем начать:
— Вы знаете, что у нас в управлении был получен анонимный телефонный звонок с информацией, что в тот вечер, когда было совершено преступление, жертву видели выходящей от вас.
— Вы уже вызывали меня в связи с этим звонком.
— Верно. Мы вообще-то игнорируем такого рода доносы, но порой… Видимо, это был ваш личный враг. Как вы думаете, кто бы мог звонить?
— Я об этом думал и на самом деле никого не нахожу, разве что… наш главный дизайнер, Франсуа Малле.
— Франсуа Малле… Это тот человек, которого я видел в агентстве и с которым разговаривал в вашем кабинете?
— Да. Я как раз решил уволить его с работы, так что, может быть, он хотел отомстить.
— По каким причинам вы решили его уволить?
— Пьет, забросил работу, не пользуется авторитетом у сотрудников.
— Понимаю. Только вряд ли это мотив, чтоб склонить его к доносу на вас.
Шазель отмахнулся.
— Никого другого, не подозреваю.
— Хорошо. Я был у Малле вчера вечером, но его не застал.
Инспектор склонился над своим блокнотом в переплете из черной кожи. Чуть помедлив, спокойным тоном заметил:
— Сегодня утром ситуация изменилась, месье Шазель. Вы знаете, что мы нашли того человека, Генриха Сентена, с пробитой головой на лестнице, ведущей с улицы Коленкур в аллею Рашель. При нем не было никаких документов. В карманах обнаружили только билет метро, на котором был записан номер телефона вашего агентства. До этого я утаил от вас один факт, а почему, я поясню вам позднее. Так вот, когда мы нашли Сентена, он еще был жив.
Сердце Франсуа Малле забилось быстро и неровно, словно пытаясь вырваться из груди. Он не убил! Он не убийца!
— Сентену в госпитале оказали первую помощь и поместили в реанимацию. Определили перелом основания черепа, если не ошибаюсь.
Инспектор полистал блокнот в поисках нужных записей.
— Перелом основания черепа и кровоизлияние в мозг. Понадобилась трепанация. И как мне сообщили, после трепанации необходимо выждать не менее восьми дней, чтобы быть уверенным, удалась ли операция. В том случае, который нас интересует, операция прошла успешно и сегодня утром мы уже смогли произвести предварительный допрос.
Франсуа, дрожа всем телом, с трудом сдержал глубокий вздох облегчения. Инспектор спросил разрешения закурить, Шазель дрожащими руками последовал его примеру. Затылок его налился кирпично-красным цветом. Инспектор, выпустив клуб дыма от своих «Галуа», заметил:
— Если мы утаили от журналистов этот случай и никого не информировали, что Сентен может выжить, то потому, что не видели в этом особого интереса. Не имея документов, идентифицировали его по отпечаткам пальцев. Это рецидивист, уже судившийся за шантаж, и несколько месяцев он в розыске, поскольку нарушил запрет на выезд. Сентен работал с сообщником, неким фотографом по фамилии Мартин. Эти имена ничего вам не говорят, месье Шазель?
— Первый раз слышу.
— Мы не хотели разглашать эти сведения, чтобы не вспугнуть сообщника Сентена, и если удастся, задержать его.
Туссен поискал взглядом пепельницу. Видя, что хозяин не склонен ее дать, стряхнул пепел на пол.
— Быть может, — продолжал он, — вы знаете правила, касающиеся запретов на выезд? Нет? Селиться в больших городах таким людям запрещено. Все осужденные условно должны оставаться в определенном округе, где на них ведутся регистрационные карты и с регулярными интервалами должно отмечаться их присутствие. Таким образом они постоянно под надзором. Когда Сентен перестал являться на регистрацию, мы узнали, что он добыл новое удостоверение личности и вернулся к своим занятиям. Вы, вероятно, знаете, как трудно определить местопребывание такого преступника, учитывая нежелание жертв шантажа подавать жалобы. А возвращаясь к интересующему нас делу, мы нашли его изувеченного и ограбленного. Его пытались убить. И этот человек, месье Шазель, за несколько минут до нападения на него вышел от вас.
Шазель возразил возбужденным, дрожащим голосом:
— Это бессовестная ложь! Вы подвергаете сомнению мои слова, но я не обязан этого слушать!
— Прошу меня все же выслушать. Мы разговаривали с консьержкой в вашем доме, которая, к счастью, еще не спала, когда Сентен входил к вам. Вначале не вспомнила, но потом, как часто случается, память к ней вернулась. Сентен был в шляпе и плаще, весьма похожих на ваши. Видя его со спины, консьержка была убеждена, что это вы, и даже сказала: «Добрый вечер!» Тут человек обернулся, и она обнаружила свою ошибку.
Шазель решил отрицать все до конца.
— Это может свидетельствовать только об одном: человек пришел к кому-то, живущему в нашем доме, но почему обязательно ко мне?
— А билет метро в его кармане с номером телефона вашего агентства? Сегодня днем я провел небольшое расследование. Накануне этого… покушения вы сняли в банке крупную сумму денег. Ровно миллион.
— Это ничего не доказывает! — возмущенно воскликнул Шазель.
— Конечно, — подтвердил инспектор, — если бы это что-то доказывало, я приехал бы к вам на шесть часов раньше с ордером на арест. Но мы провели обстоятельные расчеты, принимая во внимание все ваши расходы. И убедились, что этот миллион был снят с вашего дополнительного счета. В предыдущем месяце вы сняли восемьсот тысяч франков. Еще месяцем раньше — пятьсот тысяч, а до этого — двести тысяч. Двести, пятьсот, восемьсот, миллион — как росли аппетиты шантажистов!
- Предыдущая
- 20/105
- Следующая