Перестройка и новое мышление - Горбачев Михаил Сергеевич - Страница 61

В Рейкьявике мы включили в пакет вопрос о ракетах средней дальности, так как хотели продвинуться одновременно к свертыванию гонки вооружений по всем ключевым направлениям. Одновременно — повторяю — мы хотели высветить перед всем миром СОИ как главное препятствие к переходу на путь ядерного разоружения. Многие западные политики критиковали и осуждали нас за то, что РСД мы вернули в пакет. Знаю, что не соглашались с нами и различные общественные круги. Но, думаю, тогда мы правильно поступили.

На меня, как и на других членов советского руководства, глубокое впечатление произвел Московский форум «За безъядерный мир, за выживание человечества». Мы непосредственно ощутили настроения мировой общественности, ее встревоженность и обеспокоенность судьбой Рейкьявика. Тем, что уже после Рейкьявика Советскому Союзу пришлось приостановить односторонний мораторий на ядерные испытания, что подорван Соединенными Штатами Договор ОСВ-2, под угрозу поставлен Договор по ПРО. Мы все очень серьезно обдумали и решили сделать еще один шаг, с тем чтобы вдохнуть жизнь в женевские переговоры, добиться позитивного сдвига в разоружении. Я имею в виду вычленение из пакета вопроса о ракетах средней дальности.

И что оказалось?

Опять, как и после Рейкьявика, начался переполох в стане НАТО. В ответ на наш новый шаг навстречу Западу атлантические правящие круги у всех на глазах стали сползать с позиций, которые они сами долго отстаивали. Стали отказываться или обставлять частоколом условий свой собственный «нулевой вариант». Дело доходило до того, что вместо сокращения ядерных арсеналов Европе предлагали приступить к их наращиванию — к «довооружению» американскими оперативно-тактическими ракетами.

Слышим и такие заявления: Запад, мол, будет доверять предложениям Советского Союза о сокращении вооружений, если он изменит свою политическую систему, если возьмет для себя за образец западное общество. Это уже совсем комично.

После Рейкьявика и особенно после нашего предложения заключить по РСД отдельное соглашение в натовских кругах подняли большой шум о невозможности обеспечить мир в Европе без ядерного оружия.

У меня по этому поводу был острый спор с М. Тэтчер. Она убеждала, что для Англии ядерное оружие — единственный способ обеспечить свою безопасность в случае обычной войны в Европе. Но это же какая-то философия обреченности! Я говорил английскому премьер-министру: «Когда вы клятвенно заверяете нас в том, что ядерное оружие — это благо, что пусть США и СССР сокращают его уровень, а Англия останется в стороне, то всем сразу становится ясно — перед нами горячая сторонница ядерного оружия. Допустим, мы начнем процесс разоружения, уберем РСД из Европы, сократим СНВ на 50 процентов или на другую цифру, а вы будете наращивать свои ядерные силы. Как будете вы выглядеть в глазах мирового общественного мнения, вы подумали об этом?»

Я посчитал своим долгом напомнить, что Англия была участницей трехсторонних переговоров о полном и всеобщем запрещении ядерных испытаний, а затем потеряла интерес к этим переговорам. Мы свыше полутора лет соблюдали мораторий на ядерные взрывы, а Великобритания уклонилась.

Существование ядерного оружия все время таит в себе риск непредвиденного. Если исходить из того, что ядерное оружие — это благо, надежная гарантия безопасности, то давайте долой и Договор о нераспространении ядерного оружия. Тем более что сегодня десятки государств располагают научно-техническими и материальными возможностями обзавестись собственной бомбой. Какое моральное право имеют нынешние ядерные державы отказывать в этом, например, Пакистану, Израилю, Японии, Бразилии и кому угодно? Но что тогда станет с миром, с международными отношениями?

Оценивая ситуацию, Политбюро ЦК подтвердило решительное несогласие советского руководства с позицией, в соответствии с которой ведение международных дел и национальную безопасность не мыслят иначе как при опоре на ядерное оружие.

Но возвращаюсь к проблеме РСД. Строго говоря, «нулевой вариант» для Европы в свое время предлагался президентом Р. Рейганом. На первоначальный патент этой идеи претендует Г. Шмидт. Он действительно первый выдвинул такое предложение в бытность канцлером ФРГ. В Рейкьявике мы с президентом нашли решение, практически довели его до стадии соглашения. Теперь ему можно дать жизнь. Одна западногерманская газета писала, что в ФРГ есть деятели, которые постоянно настаивают на том, чтобы поймать Горбачева на слове. Но, согласившись с «нулевым вариантом», Горбачев сам их поймал на слове. Пусть, мол, теперь докажут, писала газета, что они не демагогией занимались и, выдвигая свой «нуль», не рассчитывали на то, что русские его все равно отвергнут. Я посмеялся, прочитав это, но подумал: газета ведь права.

Поддавалась решению и проблема оперативно-тактических ракет. Мы — за их ликвидацию. Но что получалось? Приезжает в Москву (в апреле 1987 года) Дж. Шульц и начинает нас убеждать, что США должны иметь право «довооружиться» — обзавестись определенным количеством ракет этого класса, впредь до того, как Советский Союз их полностью ликвидирует. Какая-то немыслимая логика, логика наоборот! Мы ликвидируем выводимые из ГДР и ЧССР ракеты с меньшей дальностью, а затем готовы ликвидировать и остающиеся ракеты этого класса. И вот, когда мы делаем это предложение, в НАТО начинают ходить вокруг него, как кошка вокруг миски с горячей кашей. История повторяется.

Это, однако, нас не обескуражило. Обдумав ситуацию, которая сложилась весной и в начале лета 1987 года на переговорах в Женеве, и прислушавшись к голосу общественности — не только европейской, но и азиатской, — мы делаем еще один крупный шаг.

22 июля 1987 года от имени советского руководства я объявил о том, что СССР готов пойти на уничтожение всех своих ракет средней дальности также и в азиатской части страны, то есть снять вопрос о сохранении тех ста боеголовок на РСД, о которых договорились с президентом США в Рейкьявике и велась затем речь на женевских переговорах. При условии, конечно, что США сделают то же самое. Ликвидированы будут и оперативно-тактические ракеты. Словом, Советский Союз готов осуществить «глобальный двойной нуль».

С чистой совестью мы вправе сказать: Советский Союз сделал все от него зависящее, чтобы дать жизнь первому крупному соглашению о ликвидации не одного, а двух классов ядерных вооружений.

Но сколько барьеров возводилось и возводится, чтобы помешать договоренности. Через какой частокол преград приходится прорываться, с тем чтобы разум, здравый смысл взяли верх над ядерной манией.

Посудите сами, каково нам было слышать, когда мы согласились на два «нуля», что на территории ФРГ 72 ракеты «Першинг-1А» останутся и должно оставаться соответствующее число американских ядерных боеголовок к этим ракетам. Выходит, все побоку — и безъядерный статус ФРГ, и Договор о нераспространении ядерного оружия, и принцип равенства сторон. А если при такой конфигурации к нам обратятся ГДР, Чехословакия или Польша и попросят предоставить им противовес американо-западногерманскому ракетно-ядерному комплексу? Что же тогда — мириться с ситуацией, когда гонка вооружений, будучи перекрыта на одном направлении, потечет по новому руслу?

Я говорил госсекретарю США: неужели вы думаете, что мы так слабы, что готовы бесконечно ухаживать за вашей администрацией? Или вы считаете, что мы больше заинтересованы в развитии советско-американских отношений, а американской стороне, следовательно, можно ничего в этом направлении не делать? Если это так, то это иллюзия, иллюзия исключительно опасная. Говорю это прямо, без дипломатической упаковки.

Мир устал от напряженности. Люди с нетерпением ждали, когда появится шанс для оздоровления обстановки, уменьшения военной угрозы. Советский Союз пошел на беспрецедентные уступки, с тем чтобы такой шанс появился. Если бы этот шанс был упущен, то это наложило бы отпечаток на всю мировую политику.

Спрашивается, зачем, собственно говоря, нам, Советскому Союзу, торопиться в этих делах. Ведь ракет средней дальности мы должны ликвидировать больше, чем Запад, и по оперативно-тактическим ракетам сходная картина. Кто нас подгоняет? Нас торопило лишь одно — ясное осознание необходимости что-то предпринять, сделать какой-то реальный шаг, чтобы пусть медленно, пусть в зависимости от того, как будут складываться конкретные условия, но все-таки начался процесс разоружения.