Перестройка и новое мышление - Горбачев Михаил Сергеевич - Страница 49

Он говорил, что в ФРГ внимательно прислушиваются к лозунгу «общего европейского дома». Как Вы это понимаете в ФРГ? — спросил я. Позволю себе воспроизвести здесь последовавший краткий диалог:

Р. фон ВАЙЦЗЕККЕР. Это — ориентир, который помогает нам представить себе, как должен выглядеть порядок в этом общеевропейском доме. Насколько, в частности, будут в нем квартиры доступны для взаимных посещений.

М. С. ГОРБАЧЕВ. Все это правильно. Только не всякому может понравиться, когда приходят в гости ночью.

Р. фон ВАЙЦЗЕККЕР. Нам тоже не очень нравится, когда через общую гостиную тянется глубокий ров.

Он подразумевает тот факт, что ФРГ и ГДР разделены международной границей, такая же граница проходит и через Берлин. Такова исторически сложившаяся реальность, порожденная итогами второй мировой войны.

Как сегодня выглядела бы Германия, исполнив Потсдамское соглашение во всем его объеме, можно гадать сколько угодно. Другой основы для единства, кроме Потсдама, не существовало. Однако не только тогдашние американские, британские и французские руководители саботировали договоренности с нами. Против Потсдама ополчились западногерманские приверженцы политики силы. Для них Потсдам был «кошмаром». Итог — налицо.

Нас, естественно, не может не настораживать, когда приходится слышать, будто «немецкий вопрос» открыт, с «землями на Востоке» не все ясно, а Ялта и Потсдам «неправомерны». Такие высказывания в ФРГ, как известно, не редкость. Надо прямо сказать: заявления насчет возрождения «немецкого единства» — это совсем не «реальполитик», если использовать немецкое выражение. Они ничего не дали ФРГ за 40 лет. Поддерживать иллюзии возврата к «Германии в границах 1937 года» — значит подрывать доверие к ФРГ со стороны соседей и других народов.

Что бы по этому поводу ни говорили Р. Рейган, другие западные лидеры, в действительности они ничего реально не могут предложить ФРГ в так называемом германском вопросе. То, что сложилось здесь исторически, надо истории и оставить. В том числе и вопрос о немецкой нации, о формах государственного существования немцев.

Сейчас важен политический аспект. Есть два немецких государства с разным социально-политическим строем. У них свои ценности. Оба они извлекли уроки из истории, и каждое может вносить свой вклад в дела Европы и мира. Что будет через 100 лет — решит история. А пока надо исходить из сложившихся реальностей, и не заниматься поджигательскими спекуляциями.

В порядке отступления позволю себе одно воспоминание, которым я поделился с Вайцзеккером. В 1975 году, когда исполнилось 30-летие Победы над фашизмом, я был в ФРГ. На автозаправочной станции под Франкфуртом-на-Майне разговорились с ее владельцем. Он мне сказал: «Сталин заявлял: гитлеры приходят и уходят, а народ немецкий остается. А потом, по окончании войны, Советский Союз взял и разъединил немецкий народ».

Завязалась дискуссия. Я напомнил о планах раздробления германского государства, разработанных Черчиллем и американскими политиками еще во время войны. Мы были противниками этих планов, хотели создания единого и суверенного демократического немецкого государства. Напомнил и о том, что западные державы поддержали создание сепаратного государства в Западной Германии и лишь позднее появилась ГДР. И после Ялты и Потсдама мы были за то, чтобы на основе денацификации, демократизации и демилитаризации Германии создать единое, суверенное и прежде всего мирное немецкое государство. Однако на Западе нашлись силы, которые повели дело к тому, что и существует сегодня. Так что не Советский Союз виноват в расколе Германии, виновников надо искать в другом месте. А сегодня существуют два немецких государства, реальность которых признана международными договорами. Этим только и может руководствоваться любой реальный политик.

Вот такой состоялся разговор.

Советский Союз, даже вынеся ту страшную войну, занимал принципиальную позицию. Нам не изменило чувство реальности. Мы не спутали немецкий народ с нацистским режимом. И не его виним в бедствиях, которые нам принесла гитлеровская агрессия.

В отношениях с ФРГ мы учитываем ее потенциал и возможности, ее место в Европе и мире, ее политическую роль. История обязывает нас должным образом относиться друг к другу. Европейское строительство немыслимо без активного взаимодействия наших двух государств. Основательность отношений между ФРГ и СССР имела бы поистине историческое значение. Оставаясь самими собой в своих системах и своих союзах, оба государства могут сыграть очень большую роль в европейском и мировом развитии. Советский Союз заинтересован в надежной безопасности ФРГ. Если будет нестабильна ФРГ, то не приходится рассчитывать на стабильность Европы, а это значит и в мире. А стабильные отношения между ФРГ и СССР в значительной мере изменят обстановку в Европе к лучшему.

К Европе прямое и непосредственное отношение имеет все то, о чем говорилось в Рейкьявике. Мы в своих контактах с США никогда не забываем об интересах Европы.

После Рейкьявика я встречался с главами правительств ряда западноевропейских стран НАТО: Дании — П. Шлютером, Нидерландов — Р. Любберсом, Норвегии — Г. Харлем Брундтланд, Исландии — С. Херманнссоном, с представителями итальянского руководства А. Фанфани и Дж. Андреотти. Мы много говорили на тему «Европа и разоружение».

Много интересного я услышал от моих собеседников. В советском руководстве мы серьезно потом обдумывали их аргументы и идеи. И то, что сочли справедливым, приняли во внимание в своей политике. В частности, в вопросе о евроракетах. Но были и споры, особенно острые с М. Тэтчер и Ж. Шираком, по поводу их и вообще натовской концепции «ядерного сдерживания». Высказал я им свое удивление по поводу переполоха, которым сопровождался в некоторых западных столицах Рейкьявик. Никак невозможно было увидеть в его итогах угрозу безопасности Западной Европы, а кое-кому это померещилось. Такие выводы и оценки — плод устарелого мышления времен «холодной войны».

В беседах с зарубежными деятелями, бывает, задашь им прямой вопрос: верите ли в то, что Советский Союз собирается напасть на вашу страну, вообще на Западную Европу? Почти все отвечали: нет, не верим. Но некоторые тут же оговаривались: мол, сам факт огромной военной мощи СССР «объективно» создает потенциальную угрозу. Ну что ж, такое рассуждение еще можно понять. Но куда менее понятно, когда национальный престиж и национальное величие связывают с обладанием ядерным оружием, хотя знают, что, разразись ядерная война, это их оружие лишь вызовет огонь на себя. Другого реального значения оно иметь не будет.

Когда речь идет о разоружении как необходимой и первоочередной конструкции в строительстве общеевропейского дома, естественно, в первую очередь мы обращаемся к европейским ядерным державам — Англии и Франции. Согласившись в ходе нынешних переговоров о разоружении не учитывать их ядерный потенциал, Советский Союз проявил огромное доверие к Западной Европе. Главный мотив этого нашего шага состоит в том, что мы исключаем даже в мыслях, не говоря о стратегических планах, саму возможность войны с Англией или Францией, тем более — с неядерными европейскими государствами.

И когда в связи с нашими предложениями мы столкнулись с разглагольствованиями, а не замышляет ли Москва какой-то обман, не хочет ли она расколоть НАТО, усыпить бдительность, а потом подмять под себя Западную Европу, когда вновь начали поносить идею безъядерной Европы как вредную и опасную, я публично сказал всем этим деятелям: «Чего вы боитесь, господа? Неужели так трудно подняться на уровень реальных оценок действительно исторических процессов, которые развернулись в Советском Союзе, во всем социалистическом мире? Неужели непостижимо для вас понять объективную, неразрывную связь этих процессов с подлинно добрыми намерениями во внешней политике?»

Пора наконец покончить с выдумками об агрессивности Советского Союза. Никогда, ни при каких обстоятельствах наша страна не начнет военных действий против Западной Европы, если мы и наши союзники не станем объектом нападения со стороны НАТО! Повторяю, никогда!