Перестройка и новое мышление - Горбачев Михаил Сергеевич - Страница 30

Еще более отчетливо новые мотивы зазвучали в комментариях к июньскому Пленуму ЦК КПСС 1987 года. Начали признавать, что размах и радикальность предложенных реформ в области управления хозяйством превзошли прогнозы большинства советологов. Многие на Западе, мы это видим, не ожидали столь откровенного и глубокого разговора, столь масштабных конструктивных мер. Эпитет «половинчатые», который навешивался на наши шаги до июня, кажется, уже не в моде применительно к июньским решениям Пленума ЦК и сессии Верховного Совета СССР. Мы далеко вышли за пределы того «мелового круга», который очертили западные интерпретаторы для наших возможностей и намерений. А ведь еще накануне Пленума не было недостатка в утверждениях, будто «кампания Горбачева за перемены» теряет силу.

Теперь заговорили о «второй революции», о необратимости перестройки, о том, что на вновь созданной экономической и правовой основе она сделает «новый рывок». В общем-то правильно уловили этапный характер июньского Пленума на путях перестройки. Тем актуальнее стал вопрос об отношении к ней. Со всех сторон нас критикуют за темпы перестройки. «Слева» — за то, что медленно идем, «справа» — за то, что шагаем слишком быстро. Но, пожалуй, все сходятся хотя бы в одном, что советское руководство серьезно взялось за реформы.

Западных наблюдателей волнует, каковы будут последствия для Советского Союза и всего мира, если перестройка не остановится. Они задаются вопросом: что выгоднее Западу — ее успех или неудача?

Диапазон ответов на эти вопросы, понятное дело, чрезвычайно широк. Многие серьезные специалисты признают возможность значительного ускорения социально-экономического развития советского общества, подчеркивают, что успехи перестройки будут иметь позитивные последствия в международном плане. Мировое сообщество, по их здравому мнению, только выиграет в результате роста материального благосостояния советских людей, дальнейшего развития демократии. Сам размах социально-экономических программ, осуществляемых в Советской стране, служит и доказательством, и своего рода материальной гарантией ее миролюбивого внешнеполитического курса. Отсюда и практические рекомендации руководству западных держав: не страшиться перестройки, не делать ее объектом психологической войны, а скорее содействовать ей через механизм экономических связей, культурного и гуманитарного обмена, всерьез воспринимать инициативы Советского Союза по вопросам разоружения и оздоровления международной обстановки, идти к соглашениям по этим вопросам.

Оставляя в стороне многие спорные, на наш взгляд, оценки и расчеты, мы в целом считаем такую позицию реалистичной, приветствуем ее общую конструктивную направленность. Она отвечает задачам оздоровления международных отношений, отражает настроения широкой общественности.

Обнаруживают свою дальновидность те политические деятели, которые считают, что Запад совершил бы ошибку исторического масштаба, если бы не откликнулся на позитивные сигналы из Москвы, не сумел освободиться от ложных представлений о Советском Союзе, мистификаций, созданных собственными усилиями.

Но в западных средствах массовой информации, в политических дискуссиях весьма активно пропагандируется и другая, прямо противоположная позиция. Не ослабевают попытки дискредитировать нашу политику и намерения. Полно пессимистических пророчеств и страхов по поводу динамизма во внутренней и внешней политике. Это еще раз показывает, сколь сильна инерция «холодной войны», сколь глубоки корни антисоветизма, питаемые корыстными интересами определенных кругов. Если бы дело сводилось к теоретическим дебатам и пропагандистским упражнениям, можно было бы не обращать внимания. Сама жизнь, в конце концов, покажет, где правда. Но дело в том, что отсюда следует установка на запугивание перестройкой, которая-де обернется усилением военно-экономического потенциала Советского Союза, а значит, и «советской угрозы». А раз так, надо делать ставку в отношениях с Советским Союзом на неудачу перестройки, ориентировать на ее торможение и срыв, руководствуясь принципом закоренелых антисоветчиков: «Чем хуже для СССР, тем лучше для Запада».

Крайне правые круги не скрывают враждебности к перестройке. Она ломает их расчеты на то, что социализм ничего привлекательного не способен противопоставить «свободному миру». Для этой публики отказ от замшелой догмы о «социальной неподвижности» советского общества равноценен идеологической катастрофе. Тогда пришлось бы пересмотреть и всю доктрину антисоветизма, вытекающие из нее политические установки. Тогда испарится выдумка о «советской угрозе», которая якобы проистекает из того, что Советский Союз, не способный справиться с внутренними трудностями, обращается к экспансии.

Даже пытаются дискредитировать гласность и демократизацию. Например, сообщают лживые новости из СССР, причем со ссылками на советскую печать. Потом оказывается, что ничего подобного в советских изданиях нет. Хотят спровоцировать нас на то, чтобы ограничить, затормозить гласность, отступиться от демократизации, вызвать, так сказать, раздражение средствами массовой информации. И тут цель — подорвать процессы перестройки, не мыслимые без гласности и демократизации.

Активизировались попытки посеять у наших граждан сомнение в правильности политического курса на перестройку, запугивают трудностями, возбуждают нереалистические ожидания. Рассчитывают вызвать недоверие народа к руководству, столкнуть отдельных руководителей друг с другом, расколоть партию, расколоть общество.

Некоторые политические деятели и средства массовой информации, особенно в США, пытаются представить перестройку в нашей стране как «либерализацию», предпринимаемую под давлением Запада. Конечно, нельзя не отдать должного западным пропагандистам — они весьма профессионально ведут словесную игру в демократию. Но мы поверим в демократизм западных обществ тогда, когда там рабочие и служащие начнут свободно на общих собраниях избирать владельцев заводов и фабрик, директоров банков и т. п., когда средства массовой информации начнут регулярно критиковать корпорации, банки и их хозяев, рассказывать о реальных процессах в странах Запада, а не только вести бесконечный и бесполезный спор с политическими деятелями.

Иные критики наших реформ упирают на неизбежность болезненных явлений в ходе перестройки. Пророчат нам инфляцию, безработицу, рост цен, усиление социального расслоения, то есть то самое, чем так «богат» Запад. Или исподволь внушают: у Центрального Комитета сильнейшая оппозиция — партийно-государственный аппарат. Или такой ход: у вас, мол, и армия против, и КГБ еще не сказал своего слова. Все пущено в ход.

Но должен огорчить наших оппонентов: сегодня члены Политбюро, Центрального Комитета сплочены, как никогда, и ничто эту сплоченность не в состоянии поколебать. И в армии, и в КГБ, и в любом другом ведомстве высший авторитет — партия, ей принадлежит политически решающее слово. Перестройка только еще больше укрепила позиции партии, придала новое качество ее моральной и политической роли в обществе и государстве.

Впрочем, справедливости ради отмечу, что серьезные западные обозреватели видят социалистический характер наших перемен, видят их нацеленность на упрочение социализма. Те же, кто стращает западную публику перестройкой, действительно боятся ее успеха. А все потому, что она подрывает возможность использовать пугало «советской угрозы», заслонять реальный облик нашей страны карикатурным и отталкивающим «образом врага», продолжать под этими демагогическими лозунгами бессмысленную гонку вооружений и наживаться на ней.

В самом деле, если наши планы развития будут успешно выполняться, как же тогда морочить людям голову, будто социализм — система нежизнеспособная, не может прокормить и одеть людей? Разваливается вся концепция, с помощью которой клеймили нашу страну как «империю зла», изображали Октябрь как историческую ошибку, а наш послеоктябрьский путь как «зигзаг истории». Такая перестройка действительно кого-то не устраивает.