Кощей-Безсмертный - Минаев Дмитрий Дмитриевич - Страница 1

Рисунки А. Тейхеля

Жилъ-былъ прежде царь на свѣтѣ

У него же были дѣти,

Утѣшенiе царя:

Ровно три богатыря;

Молодцовъ такихъ едва ли

Вы когда нибудь видали —

По уму и по лицу…

Хоть веди сейчасъ къ вѣнцу.

Но и царь не старь быль тоже

И подумалъ: «отчего же, —

Такъ какъ я теперь вдовецъ, —

Не могу я подъ вѣнецъ

Встать съ невѣстой дорогою?

Заведусь женой другою!..»

Много думать царь не сталъ

И жену себѣ избралъ

Онъ изъ княжескаго рода

У сосѣдняго народа.

Свадьба сыграна была,

И молва вездѣ прошла,

Что царица мыслить мудро,

Что, какъ солнце, златокудра

И румяна, какъ весна:

Полюбилась всѣмъ она.

Такъ прошелъ медовый мѣсяцъ.

Разъ, въ свой садикъ, подъ навѣсецъ,

Вышла царская жена,

Ожиданiя полна,

Скоро-ль царь домой вернется…

Ждетъ она и не дождется:

«Ужъ три ночи и три дня

Ты покинулъ, царь, меня!»

Царь же вмѣстѣ съ сыновьями

И съ различными князьями

Ускакалъ — и быль таковъ —

На охоту на волковъ.

Зорька на небѣ алѣетъ,

Вечеръ розовый тускнѣеть

И склоняется къ землѣ

Солнца шаръ въ румяной мглѣ.

Третiй день идетъ къ исходу…

Какъ опущенная въ воду,

И недвижна, и блѣдна

Смотритъ царская жена

Черезъ садъ, на ту дорогу,

Гдѣ давно ужъ понемногу

Улеглась подъ вечеръ пыль,

Гдѣ одинъ степной ковыль

Только по полю несется

Да надъ стадомъ коршунъ вьется,

Да стоить угрюмый лѣсъ

На окраинѣ небесъ.

Вотъ и солнце въ горы сѣло…

А царица все сидѣла,

Опершись на локотокъ;

Съ бѣлой груди сползъ платокъ

И красавицей-царицей —

Молодой и круглолицей —

Любовалась лишь одна

Восходившая луна.

Тихо… Долго-ль, коротко-ли

Такъ смотрѣла въ степь и въ поле,

Нетерпѣнiемь горя,

И ждала къ себѣ царя

Одинокая супруга, —

Вдругъ пахнуло вѣтромъ съ юга,

Дрогнулъ царскiй садъ кругомъ,

И надъ нiмъ, крутясь столбомъ,

Вихорь всталъ зловещей тучей,

Поднимая прахъ летучiй,

Вкругъ царицу обхватилъ,

Поднялъ къ верху, закружилъ

И мгновенно съ ней умчался; —

Только въ вихрѣ раздавался

Надъ землей, пугая всѣхъ,

Женскiй крикъ и злобный смѣхъ

Колдуна и чародѣя,

Смѣхъ Безсмертнаго Кощея.

Царь прiѣхалъ черезъ часъ…

«Что жъ, не хочетъ, видно, насъ

Встретить нѣжная супруга?

Гдѣ она?» Но отъ испуга

Молча дворъ предъ нимъ стоитъ:

Царь быль лютъ, когда сердитъ.

Видитъ онъ — блѣдны всѣ лица…

— «Говорите, гдѣ царица?

Иль случилась здѣсь бѣда?»

Онъ былъ гнѣвенъ, но когда

Онъ узналъ отъ няньки вѣрной,

Что кудесникъ лицемѣрный

Взялъ царицу и увлекъ,

Царь печали скрыть не могъ:

Рухнулъ на землю онъ съ плачемъ,

Волю давъ слезамъ горячимъ.

Царь тоскуетъ день и ночь.

— «Я берусь тебѣ помочь

И опять въ твою свѣтлицу

Привезу, отецъ, царицу!»

Старшiй сынъ такъ говорилъ.

Царь его благословилъ

Да совѣтамн наставилъ

И на поиски отправилъ.

Ждалъ онъ сына, поджидалъ,

Сынъ же безъ вѣсти пропалъ.

Царь грустить и день и ночь…

«Я берусь тебѣ помочь!» —

Сынъ второй къ царю явился:

«Царь мой, батюшка, рѣшился

Я царицу отыскать

И къ тебѣ вернуть опять»,

Царь его благословляетъ

И въ дорогу отиравляетъ.

Ждетъ онъ, ждетъ двухъ сыновей,

Но все нѣтъ отъ нихъ вѣстей.

Младшiй сынъ къ царю приходитъ

Рѣчь такую съ нимъ заводитъ:

«Отгони кручину прочь,

Я берусь тебѣ помочь.

И опять верну въ столицу

Нашу матушку-царицу».

Царь даетъ такой отвѣтъ:

— «Двухъ дѣтей моихъ ужъ нѣтъ,

Если жъ третьяго лишуся,

То совсѣмъ я разгрущуся.

Просто въ гробъ ложись тогда».

— «Нѣтъ, царь-батюшка, когда

Мнѣ не дашь благословенья,

Я пойду безъ позволенья,

За царицей въ дальнiй путь».

Царь лишь только могъ вздохнуть,

Поднялся съ постели рано,

И Царевича-Ивана,

Зарыдавъ, благословилъ

И въ дорогу отпустилъ.

Царскiй сынъ въ конгошнѣ свищетъ

И коня лихова ищетъ:

«Иль коня нѣтъ для меня?»

На любаго онъ коня

Руку мощную наложить,

Конь руки снести не можетъ

И ложится, словно снопъ.

Царскiй сынъ нахмурилъ лобъ:

Безъ коня плохое дѣло! —

Но впередъ пошелъ онъ смѣло

И вошелъ въ дремучiй лѣсъ;

Лишь одинъ клочекъ небесъ

Видѣнъ былъ свозь чащу бора…

Вотъ предъ нимъ поляна скоро

Показалась межъ вѣтвей

И изба стоитъ на ней,

И стоитъ на курьихъ ножкахъ,

Свѣту нѣтъ въ ея окошкахъ,

Тёмь и глушь одна кругомъ…

— «Стань ко мнѣ ты передомъ,

Задомъ стань къ лѣсной опушкѣ!»

Крикнулъ царскiй сынъ избушкѣ,

И послушалась изба,

Какъ покорная раба.

Вотъ Царевичъ въ избу входитъ

И старуху въ ней находить:

Сѣвши въ темный уголокъ,

Ноги прямо въ потолокъ

Подняла яга-старуха,

И сказала гостю глухо:

«Чую, чую, русскiй духъ!..

Здѣсь о немъ пропалъ и слухъ…

А теперь онъ входить смѣло.

Иль лыняешь ты оть дѣла,

Или, добрый молодецъ,

Дѣла ищешь, наконецъ?

Что, тебѣ, Царевичъ надо?

Угодить тебѣ я рада…»

— «Коли рада, такъ коня

Отыщи ты для меня,

Богатырскаго, лихаго…»

Ей Царевичъ молвилъ слово.

И предъ бабою-ягой

Бросилъ перстень дорогой.

«Ну, Иванъ Царевичъ, въ дружбу

Сослужу тебѣ я службу!

Спрячь свой царскiй перстенёкъ,

Талисманъ въ немъ скрыть, дружокъ:

Къ двери онъ едва коснется,

Дверь тотчасъ же распахнется.

Перстенечекъ твой таковъ,

Что запоровъ и замковъ

Съ нимъ не долженъ ты бояться.

Можешь въ путь теперь сбираться,

И коня себѣ найдешь,

Коль клубочекъ мой возьмешь.

Побѣжитъ онъ по дорогѣ

Чрезъ бугры и черезъ логи,

Ты жъ, за нитку ухватясь

И обмана не боясь,

За клубкомъ моимъ иди

И въ лѣсу за нимъ слѣди,

Если жъ станетъ онъ на мѣстѣ, —

Стань и ты съ клубочкомъ вмѣстѣ,

Гдѣ онъ сталъ, тамъ яму рой,

Въ подземелье входъ открой,

А потомъ войдешь въ палаты,

Гдѣ отыщешь скакуна ты…

Ну, Иванъ Царевичъ, вотъ

Твой клубочекъ и — въ походъ».

Вновь Царевичъ въ лѣсъ вступаетъ

И клубокъ впередъ пускаетъ: —

И, какъ маленькiй звѣрокъ,

Побѣжалъ въ травѣ клубокъ,

То въ кустахъ, порой, терялся

То опять предъ нимъ являлся,

На тропинку вдругъ попалъ

Н смѣлѣе поскакалъ.

Въ небесахъ почти стемнѣло…

За клубкомъ ужъ надоѣло

Лѣсомъ витязю идти,

Вдругъ онъ видитъ: на пути

Передъ камнемъ, возлѣ ели,

Сталъ клубокъ, достигнувъ цѣли.

Камень бѣлый былъ великъ,

Но его въ единый мигъ

Богатырь отъ ели сдвинулъ,

Волоса назадъ откинулъ

И, чтобъ время не терять,

Началъ землю разрывать.

Рылъ онъ часъ, по крайней мѣрѣ,

Вдругъ предъ нимъ открылись двери

На запорахъ и крючкахъ,

На двѣнадцати замкахъ.

Но едва дверей коснулся

Чудный перстень, — распахнулся