Большое приключение. Пепел (СИ) - Клеванский Кирилл Сергеевич "Дрой" - Страница 2

Разрезав пуповину, Гвел стащила с головы платок и укутала дите. Её густые, серебрянные волосы упали на плечи, открывая выжженый когда‑то знак на лбу. Знак рабыни.

— Сдох, что ли, — протянула жрица.

Мальчик не кричал и Гвел уже собиралась бросить его и уйти, как заметила тонкую дорожку слез на щеках. Дите дышало и плакало от неизвестной боли, но не кричало.

— Не находишь забавным, что первое чувство новорожденного — боль? — спросила Гвел, поднимаясь и выходя из дилижанса. Посох, будто оживший, скакал за ней, пока жрица твердо шагала, держа на руках младенца. — Мир сразу предупреждает — я поганое и опасное место, но такие вот молодцы никогда не слушают.

Жрица в очередной раз перешагнула через молодого воина в рассеченной кольчуге. Стальные кольца впились в грудь, а к обнаженным ребрам уже присматривалось скопившееся на ветках воронье. Совсем скоро они спустятся на кровавый пир, пока же их останавливало присутствие жрицы и приближающийся топот копыт.

Видимо кто‑то, заметив дым над пролеском, позвал патруль и те спустились с тракта. Надо отдать должное, служивые в Срединном царстве работали на совесть.

— Ну и чего тебе, личинка человека? — процедила Гвел, заметив как дите тянет ручки, ну или пытается это сделать.

Как выяснилось, жрица остановилась непосредственно рядом с телом высокого фейре. Черные глаза нелюдя остекленели, а из тела сочилась мерцающая, алая кровь. Поганое отродье из древних легенд. Большая часть людей даже не верит в их существование. Впрочем, люди вообще мало во что верят, что не мешает им разбивать лбы о мраморные плиты храмов.

— И чего ты так…

Старуха не успела договорить. В глазах ребенка она прочитала судьбу не только новорожденного, но и всего мира. Дите сверкало разноцветными радужками. Одна — темно каряя, почти черная, другая — ярко — голубая, почти синяя.

— Полукровка, — прошипела Гвел и чуть было не разжала руки от омерзения. — Ну Королевна, ну спасибо — наградила на старости лет.

Младенец еще тянулся руками, как жрица, скривившись, взмахнула полой плаща. Посох, замерший за спиной, подлетел к хозяйке и троица растворилась в черной дымке, разогнанной ветром.

Когда на место бойни прискакал отряд всадников во главе с рыцарем, то все, что они нашли — караван кочевников, уничтоженный обезумевшим фейре.

299 год Эры Пьяного Монаха, где‑то на границе Срединного Царства

— Эш, бестолковая твоя голова!

Мальчик сидел в сенях столь маленького дома, что тот больше походил на слишком большой сарай. Пепельные волосы ребенка были собраны в тугой хвост, подвязанный кожаным ремешком.

Гвел кричала что‑то еще, но Эш её не слышал. Поглаживая пальцами воздух, красивый мальчик с разноцветными глазами смотрел на то, как величественно по небу плывут облака. Почему‑то ему казалось, что белые гиганты пытаются с ним поговорить. Что‑то рассказать или даже посоветовать. Глупости, конечно, ведь облака не разговаривают.

— Эш, плод демонской похоти, я тебя выдеру!

В отличии от Гвел. Она говорить умела, хоть Эш иногда и желал, чтобы она разучилась. Впрочем — желать немного не подходящее для него слово. Он, скорее, предпочел бы, чтобы она замолчала. Быть может один из кухонных ножей в её горле утихомирил бы крикливую старуху?

Мальчик поднялся и вошел в помещение, пропахшее травами и старостью. Гвел покачивалась на стуле, полуслепо смотря на котел, висевший над подобием камина. За эти годы женщина постарела настолько, что даже не могла подняться с места и до постели Эш тащил её на себе. Кстати, кровать в доме была только одна (как и комната), так что ребенок предпочитал спать на улице.

— Мерзкое отродье, — шипела старуха. — надо было оставить тебя в чреве той потаскухи, что додумалась лечь под нелюдя.

— Да, хозяйка, — кивнул Эш.

Он не понимал смысла слов Гвел, но предпочитал не вызывать её недовольства. Впрочем, он не понимал и что такое недовольство. Как и "довольство" или "зависть", "грусть", "радость", "гнев", "желание", "мечта". Старуха говорила что это потому, что он смотрит на мир взглядом фейре, а не человека.

Мол — сам Эш вроде как человек, но дух в нем разделен на пополам. И пока две половинки не найдут гармонию, он так и будет ходить по свету ожившей скульптурой. Одним словом — несла полную тарабарщину.

— Кинь в котел землестой, — прокряхтела Гвел.

— Да, хозяйка.

Мальчик подошел к столу, привстал на цыпочки и сорвал с бечевки пучок травы. Отделив несколько травинок, он закинул их в бурлящее варево цвета не переварившегося обеда.

— И твоей мамаше стоило выпить отвар, — от гнилых зубов старухи пахло еще хуже, чем от котла, но Эш стойко терпел. — Один глоточек и старая Гвел избавлена от необходимости доживать свой век в лесу.

— Да, хозяйка.

— Да что ты заладил?! Да, хоз… — Гвел закашлялась и мальчик тут же протянул ей плошку с водой. Она всегда стояла рядом, на случай, если запершит в горле. — Спасибо, выкормыш бездны.

Старая, морщинистая рука взъерошила волосы мальчику. Знай Эш в чем разница между "хорошим" и "плохим", он бы назвал Гвел "хорошей", но сквернословной. Она часто грозилась его высечь, задушить, заморить голодом, утопить или сжечь, но ни разу не подняла руки. А в голодные зимы, когда обитатели дома питались лишь шишками да корешками, все норовила отдать ребенку свою порцию.

— Ну, опарыш разнцоветный, что видел в лесу?

Этот вопрос Гвел задавала каждый день — "что видел в лесу, что слышал в лесу, с кем беседовал". Будто ждала, что с мальчиком заговорит какое‑нибудь дерево или порхающие туда сюда птицы.

— Деревья, траву, листья, птиц и облака.

— А еще?

Эш задумался и его осенило.

— Там белочка пробежала!

Гвел пару раз моргнула и зашлась скрипучим, въедливым смехом, пока вновь не закашлялась.

— Белочка у него пробежала, раздери тебя кастрированный демон, — прокряхтела она, хлюпая водой в чарке. — Глаза фейре, а слеп как старый крот.

— Да, хозяйка.

— Как же я научу тебя говорить, если ты слушать не умеешь, — продолжила старуха. — Скоро, уже совсем скоро минет два по четыре года, а ты ни одного слова не знаешь.

— Я умею разговаривать, — констатировал Эш, помешивая отвар длинной деревянной ложкой.

Завтра на рассвете из деревни придет молодая девушка за порцией зелья. Гвел говорила, что оно избавляет от бурдюка в животе. Если говорить проще — убивала плод во чреве. Пусть Эш и не понимал "эмоций", но дураком не был и в сказочки наставницы давно не верил.

— Ты умеешь мямлить как неразумное животное, но не говорить.

— Да, хозяйка.

Если что и выучил Эш, так это то, что спорить с Гвел бесполезно. Неизвестно сколько прожила старуха, но на каждое сказанное мальчиком слово она находила с десяток своих.

— Клянусь Королевой, еще раз ты скажешь "да, хозяйка" я утоплю тебя в нужнике!

— Да, хоз…

Эш натолкнулся на взгляд полуслепых глаз и проглотил остаток фразы.

— Вот и умница, — кивнула старуха, поглаживая старый посох. — И почему слова так сложно тебе даются. Ведь, демонов мне в постель, терны в тебе хватит на нескольких человек!

— Терна? — переспросил Эш. — и я все же знаю слова! Ведь разговариваю с тобой как‑то.

Гвел некоторое время молчала, а потом медленно, разделяя речь паузами, спросила:

— Я ведь рассказывала тебе про терну, магию и почему наш мир безымянный?

— А он безымянный?

Старуха выругалась так крепко, что запах от варева стал исходить еще более мерзостный, чем был до того.

— Ну надо же, — кряхтела Гвел. — семь лет жду когда ты услышишь, а ты не знаешь, что слушать.

Эш, обладай он чувствами простых людей, принял бы обиженный вид, но он не знал, что такое обида. Просто стоял и ждал, когда старуха продолжит говорить. И в какой‑то момент, после очередного приступа сквернословия и еще одной чарки воды, она таки продолжила: