Наследники Великой Королевы (др. изд.) - Костейн Томас - Страница 42

• Предыдущая
• 42/132
• Следующая

Я не поверил ему и прямо сказал об этом. Джон нетерпеливо отмахнулся от моих аргументов.

— Ты сам убедишься в этом, — заявил он. — Вот подожди, побудешь в море месяцев семь-восемь, тебе первая встречная деревенская девчонка покажется Венерой, выходящей из морской пены. Сейчас ты мне, конечно, не веришь, но потом убедишься в моей правоте.

Джон растянулся в кресле и стал энергично раскуривать свою трубку. Было душно, он снял брыжи. Кружевной воротник падал ему на плечи, оставляя шею открытой. На его камзоле тонкого зеленого шелка золотом были вышиты силуэты бегущих по морю парусников. Ноги его как всегда туго без единой морщинки были обтянуты зеленым трико. Он менял их ежедневно. Их запас в его гардеробе был поистине неисчерпаем.

— Поэтому прошу тебя, предоставь заботиться о моей нравственности Джоралемону Сноуду, и мы по-прежнему останемся с тобой добрыми друзьями. Не пытайся переделать природу человека, Роджер.

Такие речи я слышал всю свою жизнь. Моряки, с которыми я беседовал на причале нашего города говорили то же самое, только в еще более грубой и откровенной форме. Подобные же фразы срывались и с уст капитанов, которых приглашал в дом мой отец. Ребята, с которыми я ходил в школу также были убеждены в естественности и обоснованности мужских привилегий. Мне это не казалось столь неоспоримым. Я был уверен, что слова «честь» и «рыцарство» не пустой звук. Рыцари короля Артура, [41] проводившие жизнь в странствиях, оставались верны своим нареченным. Неужели морской ветер растлевал людей, вместо того, чтобы делать их более благородными и верными?

Джон поднялся и вытер лицо тонким льняным платком. Царившая духота угнетала и его.

— Через несколько дней мы обогнем мыс Кап-Бланк и увидим перед собой белые крыши Гулетты. Эти неверные построили свои хижины на камнях, по которым ступали воины Ганнибала. [42] Полагаю, человеку, который как ты получил классическое образование, здесь будет довольно интересно. Что касается меня, то я терпеть не могу эту страну. Мне кажется, что если я останусь здесь надолго, то просто свихнусь. Нет, мне по сердцу скалы Кента или зеленые холмы Корнуэлла.

— Или Уэйланд Спинни, когда все кругом занесено снегом, — добавил я.

Он внимательно посмотрел на меня, очевидно пытаясь понять, какие именно чувства побудили меня сделать это замечание.

— Я — англичанин и вкусы у меня типично английские. Люблю свежий холодный ветер и зелень лугов после дождя. Люблю добрую английскую еду и крепкие напитки. И предпочитаю серые глаза черным.

— Темнее глаз этой сеньориты я еще не видел.

— В таком случае не заглядывай в них слишком глубоко, — весело посоветовал он, — иначе легко можешь утонуть.

Вечером я направился в корабельную тюрьму, навестить Клима. На нижней палубе было так темно, что мне пришлось поднести факел к самой решетке, чтобы разглядеть его. Клим сидел в углу, обхватив голову руками. Он находился в таком подавленном состоянии духа, что даже не реагировал, когда при качке трюмная вода заливали ему ступни ног. Вонь там стояла невыразимая.

— Клим! — позвал я.

Он поднял голову. Я увидел, что обе его руки прикованы цепями к стене. Он сидел на низких нарах, слегка прикрытых отсыревшей соломой.

— Это Роджер Близ, — сказал я.

На опухшем лице Клима отразилось какое-то подобие чувства.

— Голенастый, — хрипло прошептал Клим, -вызволи меня отсюда. Скажи капитану, что я не сделал ничего худого. Ведь это был всего-навсего какой-то хоген-моген (так называли наши матросы голландцев). Понимаешь, «хоген-моген». — Клим, насколько я понимаю, гордился своим английским происхождением и считал всех иностранцев людьми второго сорта. То, что какой-то голландец, «хоген-моген» попытался отбить у него женщину, необычайно больно ударило его по самолюбию и он искренне не мог понять, за что его подвергли наказанию.

— Тебе не следовало пускать в ход нож, Клим, — сказал я.

— Но Голенастый, ведь это всего-навсего «хоген-моген», — тупо поспорил он.

Я поднял факел и стал осматривать узилище. Кроме Клима здесь было еще несколько пленников, прикованных к стене, на расстоянии шести футов друг от друга. Все это были существа, искалеченные жизнью и своими собратьями — людьми. Глаза у них дико горели. Один из них начал что-то злобно бормотать, обращаясь ко мне.

— За что меня посадили сюда вместе с испанцами и португальцами! — негодовал Клим. — Я убил дюжину испанцев. Дюжину. Ты же сам это видел. За что меня здесь держат?

Было ясно, что похвалы, полученные Климом за храбрость, проявленную во время последнего боя ударили ему в голову. Клим вообразил себя великим героем. Полагаю, именно поэтому он так болезненно воспринял попытку голландца отнять у него испанку.

Теперь уже все пленники громко требовали от меня чего-то, и этот гам внезапно привел Клима в бешенство. Ругаясь последними словами, он яростно попытался освободиться от цепей.

— Легче, парень, легче, — кричал я, стараясь перекричать шум. Я поговорю с капитаном Уордом, но он ничего не сможет сделать для тебя, если будешь продолжать так вести себя.

— Со мной нельзя обращаться как с каким-нибудь «хогеном-могеном» или португальцем! Скажи это капитану, Голенастый, Скажи ему это.

Узнав, что Джон уже пошел спать, я направился к его каюте и тихонько постучал в дверь. Сначала никто не отзывался, но потом я услышал голос Джона.

— Кто там?

— Это Роджер Близ, капитан Уорд.

— А-а. — Через мгновение он приоткрыл дверь на несколько дюймов и пристально посмотрел на меня. Каюта была погружена в темноту.

Я рассказал ему все, что видел и слышал внизу и постарался как можно убедительнее изложить просьбу о немедленном освобождении Клима.

— Этот парень возомнил о себе невесть что, — проворчал Джон, — но моряк он неплохой, да и бился в этот раз как дьявол. Наверное, я совершаю ошибку, но так уж и быть. На этот раз я тебе уступлю, Роджер. Скажи, чтобы его выпустили. Думаю ты не заснешь, пока не передашь это распоряжение. Так что можешь идти прямо за ним, а завтра я сам побеседую с этим Балбесом и постараюсь вдолбить ему в голову хоть какие-то представления о дисциплине.

Дверь захлопнулась с подозрительной быстротой. Несколько мгновений я стоял на месте. В воздухе явно ощущался слабый аромат духов. И напрасно я старался убедить себя в том, что ничего не чувствую… Потом я спустился вниз и передал приказание капитана освободить Клима.

Мы догнали «Королеву Бесс» с подветренной стороны острова Зимбра, и Джон отдал распоряжение группе матросов вместе с ним вернуться на наш корабль.

Я тоже вошел в эту группу. Большая часть раненых умерла, остальные в помощи на нуждались, поэтому наш хирург Микл и Джоралемон Сноуд также были включены в эту группу.

Я был рад перемене. Ночевал я в главной каюте на жестком диване. Еду мне приносили нерегулярно, работать приходилось без отдыха. И в то же время я испытывал некоторое сожаление. Просторные палубы огромного корабля, казалось хранили какую-то тайну. Каждый день — предвкушение интересных находок, любопытных документов.

Никаких приготовлений к переезду мне делать было не нужно. На борт «Санта Катерины» я явился с одной абордажной саблей, а уходил с несколькими безделушками и связкой старых документов, найденных мною в потайных ящиках высоких шкафчиков кипарисового и сандалового дерева. Пьянчуга возвращался вместе с нами, и был этому очень рад. Клима же, напротив, оставляли на «Санта Катерине». Думаю, Джон сделал это нарочно. В конце концов, должен же был Клим понести какое-то наказание.

Он воспринял это с чувством глубокой обиды. Приказ не оставлял никаких сомнений в том, что команде, оставленной на захваченном судне придется нести бессменную вахту. Им не будет предоставлена возможность сойти на берег, не придется свести знакомство с женщинами Туниса, о чем они с таким вожделением мечтали. Клима особенно оскорбило то, что хирурга Микла тоже перевели на «Королеву Бесс». Он уважал только солдат, которые непосредственно принимают участие в бою.

• Предыдущая
• 42/132
• Следующая