Город может спать спокойно (сборник) - Томан Николай Владимирович - Страница 36
- Предыдущая
- 36/54
- Следующая
— Это само собой. Но мне все-таки хотелось бы посмотреть, как он поведет себя на паровозе. Вот если бы вы дали указание машинисту…
— Ну что ж, это можно. Я прикажу ему пустить вас к нему на паровоз. Только «делать это нужно будет как-нибудь так, чтобы Дерюгин не догадался, что мы его проверяем.
— Понимаю вас, господин майор. Я постараюсь его не настораживать… А вот и он идет сюда, легок на помине, как говорится. Послушайте-ка, Дерюгин, вы хвалились как-то, что хоть давно на паровозе не были, а сможете на полном ходу притормозить его так, что…
— Ну, это я, признаться, прихвастнул, — смущенно улыбается Дерюгин-Нефедов.
— А не разучились ли вообще? — спрашивает Вейцзеккер. — Может, попробуете?
— Хоть и давненько не держал я в руках кран машиниста, но, если позволите…
— Эй, Каленов! — кричит Вейцзеккер машинисту, высунувшемуся из окна паровозной будки. — Мы сейчас поднимемся к вам и разыграем пари. Вот господин Дерюгин уверяет, что он затормозит ваш паровоз на полном ходу не хуже, а может быть, лучше вас.
— Ну что вы, господин майор! — испуганно восклицает Нефедов. — Куда мне…
— Уж это верно, — убежденно подтверждает Каленов. — Паровоз — он как скрипка. Руку на его тормозном кране нужно каждодневно упражнять. А без этого…
— Ну, это мы еще посмотрим, — посмеиваясь, прерывает его Вейцзеккер. — Прошу вас на паровоз, господа, — делает он жест в сторону Азарова и Нефедова. — И давайте устроим маленькое соревнование.
А когда все взбираются в будку машиниста, Вейцзеккер приказывает:
— Ну-с, господин Каленов, покажите-ка нам сначала вы свое искусство.
Машинист не без самодовольства берется жилистой рукой за надраенную до блеска рукоятку регулятора впуска пара в цилиндры паровой машины. Другая его рука лежит на ручке крана машиниста. Нефедов замечает, что она пока на первом положении. Значит, тормоза полностью отпущены. Сейчас Каленов отожмет рукоятку регулятора от себя и впустит пар в золотники машины.
До того как поступать в институт инженеров железнодорожного транспорта, Нефедов работал паровозным машинистом. Немало времени провел он на локомотивах и во время студенческой практики. Доводилось иногда водить поезда и потом, когда был уже инженером. Давно, однако, не был Нефедов в будке машиниста, давно не видел арматуры паровозного котла…
Нет, не всё ещё забыто! Даже беглый взгляд на многочисленные его приборы воскрешает в памяти Нефедова всё, что он знал о паровозе и управлении его механизмами. Стрелки котлового и тормозных манометров, уровень води в водомерном стекле, цвет пламени в шуровочном отверстии топки почти исчерпывающе точно отвечают ему на все его вопросы о состоянии паровоза. Давление пара пока невелико: всего десять атмосфер. Воды в котле вполне достаточно — более половины. А вот уголь в топке, судя по коптящему пламени, явно не первосортный.
Замечает низкое давление пара в котле и тусклое пламя в топке и Азаров. Будучи человеком решительных действий, он сразу же распахивает топочные дверцы, забирает лопату из рук помощника машиниста и начинает ловко забрасывать уголь из тендера в топку.
— Да, топка у нас не в порядке, — мрачно говорит машинист Каленов. — Помощник мой весь день сегодня в расстройстве чувств.
— Чего же это? — интересуется Вейцзеккер.
— Какие-то семейные неприятности.
— Какие же, господин помощник машиниста? — резко поворачивается к нему Вейцзеккер.
— Сестренку в Германию… — только и мог произнести помощник машиниста.
— Так вы, значит, из-за этого забастовку объявили? — повышает голос Вейцзеккер.
— Я стараюсь, господин майор! — испуганно произносит помощник машиниста.
— Отдайте ему лопату, господин обер-лейтенант, а мы посмотрим, как он старается.
Паровоз уже набрал значительную скорость, и Каленов перекрыл доступ пара в машину.
— Это что, предельная скорость?
— Да, тридцать километров. Больше из этого самовара на таком угле не выжмешь.
Тормозит он хоть и без особого мастерства, но Нефедов сокрушается:
— Ну, куда мне так!
Однако, проделав те же манипуляции с регулятором и краном машиниста, он тормозит локомотив почти так же, как и Каленов.
— Напрасно скромничали, — хвалит его Вейцзеккер. — По-моему, ничуть не хуже, чем Каленов. А вы что скажете, господин обер-лейтенант?
— Согласен с вами, господин майор. Будем, однако, справедливы к господину Каленову. У него класс работы повыше. Да и не мудрено — Дерюгин давно не держал руку на кране машиниста…
Каленов улыбается, а Вейцзеккер смотрит на часы:
— Ого, уже третий час! Мне пора возвращаться в Овражков, а то, кажется, снова собирается дождь.
— Не собирается, а уже… — уточняет Азаров, высовываясь из окна паровозной будки.
Давно накрапывавший дождь льет теперь всерьёз. Струи его, сносимые порывами шквального ветра, заливают окно и двери паровозной будки, жестко стучат по её металлической обшивке. Майор Вейцзеккер торопливо прощается, натягивает на голову капюшон и спешит к своей машине.
— Ну, а мне что теперь делать? — спрашивает Каленов.
— Сейчас четверть третьего, — говорит Азаров, взглянув на часы. — Подежурьте еще полчаса и можете возвращаться. Вам ведь нужно еще с поездным диспетчером связаться?
— Он предупредил меня, что в его графике будет «окно» между четырьмя и пятью часами. Я свяжусь с ним поближе к четырем.
— Тогда вам придется раздавить еще парочку наших мин, — шутит Азаров, спускаясь вместе с Нефедовым с паровоза. — Ну как? — спрашивает он майора.
— Все в порядке — не подведу.
— К четырем всё должно быть подтянуто к будке стрелочника Михеева. Надеюсь, на него можно положиться?
— Вполне. Это наш человек.
— А полицай по-прежнему дежурит у телефона в его будке?
— Полицая мы ликвидируем, как только машинист получит от диспетчера разрешение на выезд.
— А Лукошко пусть обеспечит ликвидацию «шкоды», как только мы взорвем мост.
— А если…
— Никаких «если» быть не должно, Андрей Сергеевич! С мостом сегодня все должно быть кончено.
КОНЕЦ «НЕПРИСТУПНОГО»
Без пяти четыре машинист Каленов подгоняет свой паровоз к будке стрелочника и спрыгивает на землю.
— Стой! — окликает его полицай, с головы до ног укутанный в мокрый от дождя плащ. — Пароль!
— Дыня. Отзыв?
— Свекла, — отзывается полицай, опуская винтовку. — Домой, значит, Каленов?
— Созвонюсь вот только с диспетчером. Эй, Михеев, ты что, спишь, что ли? Свет почему не горит?
— Светомаскировку соблюдаю, — отвечает стрелочник Михеев. — Советские самолеты недавно пролетали.
— Подумаешь, какой важный стратегический объект для авиации твоя будка! — смеется Каленов. — Давай зажги что-нибудь, диспетчеру звонить буду.
Стрелочник Михеев зажигает ручной сигнальный фонарь и направляет свет на телефонный аппарат.
Каленову не сразу удается дозвониться. Наконец диспетчер отзывается на его вызов:
— Ну что, Каленов, хочешь в стойло? Только без промедления. В твоём распоряжении всего полчаса. Жду воинский. Не мешкай. Всё!
Едва Каленов вешает трубку на рычажок телефонного аппарата, как на голову его обрушивается приклад автомата. Удар хоть и не очень сильный, но машинист теряет равновесие и падает.
— Вяжи его! — приказывает Нефедов Михееву.
А на паровозе Азаров стыдит помощника машиниста:
— Его сестру в немецкое рабство угоняют, а он сопротивляться вздумал.
— Так разве же я знал, кто вы такие?…
— А кто же ещё, кроме партизан, мог захватить ваш паровоз, дурья твоя башка? — спрашивает скрутивший ему руки за спину здоровенный парень в мокром немецком маскхалате.
— Ну ладно, Евграфов, потом ему все это втолкуешь, — прерывает партизана Азаров. — А сейчас пусть он ответит на мои вопросы, если у него осталась хоть крупица совести.
— Я готов ответить на любой…
— С какой скоростью ходили вы к мосту?
— Больше тридцати километров ни разу не удавалось… Даже когда очень спешили.
- Предыдущая
- 36/54
- Следующая