Точка отсчета - Крабов Вадим - Страница 8

И вот какой-то неотесанный варвар думает о ней, как о «размалеванной кукле»? Ни капли обожания! «Да на мне ни грана[3] косметики!» – возмутилась и сразу оборвала себя. Не хватало еще оправдываться.

Решение пришло мгновенно.

«Он пожалеет об этом! Смерть – слишком легко. Он станет всегда желать меня, искать моей милости, мечтать о моем взгляде, но не дождется. Кстати, никому ничего не расскажет, я запрещу. Почему раньше об этом не подумала? Потому что рабы – слишком обыденно», – сама ответила на собственный вопрос.

– Сестры, мне нужна ваша Сила, – сказала Флорина, величаво поднимаясь из кресла. Варвар продолжал стоять на коленях, удерживаемый шатающейся от усталости младшей жрицей.

«Скоро упадет девочка, – отметила про себя Томила, становясь вокруг Верховной. – Зачем ей столько Силы?»

Три старших и четыре срединных жрицы взялись за руки, образовав «круг Силы» с Флориной и варваром в центре. Верховная запела молитву-заклинание, Сила Древа Лоос побежала через окружность «сестер» и сконцентрировалась на верховной жрице. Флорина окуталась зеленым светом Силы, которая, преобразовавшись в известную только ей структуру, вошла в варвара. Его тело просветилось насквозь, и в этот момент Верховная приложила свой перстень к его лбу. Свет впитался в землю, напряжение Силы, заставлявшее мгновение назад звенеть воздух, схлынуло. Младшая жрица, отвечавшая за заклинание принуждения, с видимым облегчением упала без чувств. Она выполнила свою задачу, отдала все силы, удерживая глупого варвара в нужном положении. Верховная еще несколько томительных мгновений подержала перстень у лба мужчины и резко отняла руку. Варвар упал без сознания.

– Викария, – обратилась она к срединной жрице, – прикажи отнести раба в казарму к разведчикам. Прикажи, чтобы его языку учили. Отдельно прикажи, а то знаю я наших разведчиков. Все, сестры, занимайтесь своими делами. Допрос окончен. – Зачем специально добавила насчет обучения языку, Флорина и сама не поняла. Не собиралась она с ним разговаривать, да и недолго ему жить.

«Нет, поговорю, если не забуду. Надо же – «кукла»! Пусть ответит живой речью – почему. Да, именно так», – быстро разобралась в себе Верховная и мысленно улыбнулась, представив, как варвар валяется в ногах и, сгорая от стыда, объясняет эту загадку. Капризная красавица и любознательная ученая пришли к компромиссу, а спустя несколько минут… Флорина забыла о своем новом рабе.

Сказать, что верхушка Месхитинского ордена Родящих удивилась, – ничего не сказать. Жрицы были просто ошарашены! На одной голой Силе сделать из презренного варвара личного раба Верховной – в голове не укладывается! Зачем? Подождать пару дней, попоить эликсирами и сделать то же самое малыми силами. Объяснение одно: Верховная не могла ждать. Что ж, пусть это остается на ее совести, ей отвечать перед Пресветлой за бездарную трату Ее Силы. Но любопытно, чем варвар сумел так достать Верховную? Наверняка это личное. Теперь, к сожалению, не узнаешь. Хитра Флорина. Живой варвар в ее власти, никому ничего не расскажет, в мысли не влезешь, и наверняка скоро погибнет. А ведь у нее одна страсть – магия. Кто бы мог подумать! А языку специально учить? Зачем? Это точно – личное.

Никто не посмел поинтересоваться напрямую у Верховной, что такого прочитала она в мыслях варвара. Посчитает нужным – расскажет, но все понимали – ни в жизнь.

Томила активно обсуждала с «сестрами» произошедшее событие и мысленно кусала губы: «Личное дело, Пресветлая! Личное! Между грязным варваром и верховной жрицей! Теперь не узнаешь. Ох и мерзавка ты, Флорина! Прости, Пресветлая. Подкопаюсь я под тебя непременно, вызнаю. А «сестричек» ты зря обидела, жалобы в ареопаг обеспечены, а там… лучше не загадывать!»

Даже если с Флориной что-нибудь случится, Томила не единственная претендентка на самое влиятельное Верховенство. Место под Древом еще надо заслужить-заработать-купить, а выберет ли само Древо – на то совершенно неподкупная воля богини. Старшая жрица искренне считала, что ее шансы – самые высокие. За то и боролась всеми доступными средствами.

Вовчик приходил в себя постепенно. От жесткой лежанки под головой пришел холод. К нему прибавился запах камня с добавками гнилости, потом вызрел запах нечистот, а затем заболела голова. Не просто заболела – раскололась на тысячи болящих частей, а еще и темно, хоть глаз выколи…

«У-у-у», – мысленно простонал Вовчик и открыл глаза.

Лучше бы он этого не делал. Перед взором расплывалось, двоилось, троилось, а голова затрещала еще сильней, хотя казалось – куда уж больше.

– А-а-а, – простонал в голос.

Снова закрыл глаза, обхватил голову, на ощупь прислонился спиной к стене и застыл, пытаясь унять расшалившуюся черепушку. Какие мысли? Тараканов бы успокоить, скребутся в мозгах, как неизвестно что. Больно, мерзко, противно. Понятно, что в заднице, но неизвестно в чьей. Простите, в какой.

Когда взгляд прояснился, побывавший на нарах Вовчик понял, что никакая это не ментовка. Разве бывают обезьянники или камеры ИВС из плохо отесанного камня, с гнилой соломой и глиняной вазой-парашей? Свет шел через деревянную решетку от висящего на стене… масляного светильника. Фитиль горел над маслом, потрескивая и нещадно коптя. Стеклянный колпак, похоже, не был предусмотрен в принципе. Понятно, что в стране, мягко говоря, не ахти, но не до такой же степени!

«Попал… да кто ты такая, кукла размалеванная?»

Он сознательно кривил душой, прекрасно помня, что косметики на ней не было – специально обращал внимание, еще удивился тогда. Так легче, обзываясь. А то факты совсем неутешительны. Баба в старинной белоснежной одежде, к которой не пристает грязь, появляется внезапно и вся светится. Одежда похожа на кино про Древний Рим, но не кино – это точно. Касается (со злостью!) глупой башки бывшего детдомовца, и вот, пожалуйста, – каменная камера, масляный светильник, солома. Приплыли. В том, что это реальность, данная нам, так сказать, в ощущениях, – не усомнился ни на секунду.

«Все, факты кончились, хватит ломать голову. Живой – славненько. Сижу в тюрьме – плохо. Но раз оказался здесь, значит, можно и обратно. Ничего, объяснят, что к чему и почем. Пободаемся! Интересно, когда здесь кормят? – Живот возмущенно заурчал, требуя жрать, жрать и жрать. – Сутки не евши! Лидка – сучка», – с этой мыслью подошел к деревянной решетке, попробовал на прочность – не сломать.

– Эй! Есть тут кто! Когда баланда, начальник! – заорал во весь голос.

Ни ответа ни привета. Что есть силы заколотил по решетке и заорал еще громче:

– Народ! Люди, ау! Жрать давай!

Через минуту такого гомона к решетке наконец соизволил подойти вертухай. Вовчик на секунду обомлел. Под метр девяносто, широкоплечий, длинноволосый детина, одетый в мешок с дырками для головы и рук. Мешок едва доходил до колен. На голых ногах сандалии, привязанные к щиколоткам хитрыми ремешками. Небольшое брюшко перетягивал широкий кожаный ремень с непонятными опять же кожаными висюльками. Злое лицо не предвещало ничего хорошего, а тяжелая дубина в здоровенной ручище делала злое выражение лица еще убедительней.

– Понял, начальник. – Вовчик примирительно поднял руки и отшагнул от решетки. – Обед по расписанию.

В ответ детина рявкнул что-то недовольное, выразительно хлопнув дубиной по ладони. Убедившись, что задержанный все правильно понял, надзиратель ловко сунул дубину в висюльку на поясе, выражение лица смягчилось. Назначение одной из кожаных петель для глупого задержанного прояснилось.

– А попить? – Вовчик показал, как глотает воду из воображаемого стакана.

Начальник скрылся и появился через несколько секунд с глиняным кувшином. Без рисунков и другого выпендрежа. Протянул его прямо через прутья решетки. Беря кувшин, заключенный внимательно осмотрел лицо надзирателя – оно как раз попало под свет лампы.

Темно-смуглая, почти черная кожа. Бритые пухлые щеки, правильный овал лица с массивным подбородком и достаточно тонким для такого овала носом. Черные глаза, тонкие губы и густые брови на выступающей надбровной дуге. Но самое любопытное находилось в центре лба: четкая, идеально круглая татуировка или фиг знает как нанесенный рисунок размером с двухкопеечную монету. Круг, в центре которого четко прорисованное дерево с длинным стволом и зонтичной кроной. Казалось, что видно каждый листок и рисунок коры, хотя это невозможно из-за размеров и освещения.