Дальний умысел - Шарп Том - Страница 50
- Предыдущая
- 50/59
- Следующая
– Нам бы где-нибудь остановиться, – сказала Бэби. Паромщик освидетельствовал номер и успокоился: здешние, Джорджия.
– В Библиополисе мотелей нет, – сказал он. – Езжайте лучше назад, в Зельму.
– Что-нибудь да найдется, – сказала Бэби, пресекая его колебания.
– Если только у миссис Матервити, в Доме туриста, – сказал тот и посторонился. Бэби въехала на паром и вышла из машины.
– Это река Алабама? – спросила она. Паромщик покачал головой.
– Это Мертвечиха, мэм, – сказал он и взялся за веревку.
– А там что? – спросила Бэби, указывая на огромную полуразвалившуюся усадьбу, наверняка построенную еще до Гражданской войны.
– Это Пеллагра. Там нынче никто не живет. Все перемерли.
Пипер сидел в кабине и мрачно провожал взглядом ленивые речные струи. В прибрежных деревьях, обросших бородатым мхом, было что-то вдовье, и развалившаяся усадьба за рекой напоминала о мисс Хэвишем. Но Бэби, которая забралась в машину и вырулила с парома, явно была в приподнятом настроении.
– Я же тебе говорю – все обозначится, – с торжеством сказала она. – Ну-ка поехали к миссис Матервити в Дом туриста.
Переулком между деревьями они выехали к дому с вывеской «Добро пожаловать». Миссис Матервити была не столь приветлива, как вывеска. Она сидела под навесом крыльца и обмеривала их суровым взглядом.
– Ищете кого-нибудь? – спросила она, и очки ее блеснули в лучах закатного солнца.
– Дом туриста миссис Матервити, – сказала Бэби.
– Остановиться собрались или чем торгуете? Ежели косметикой, то не надо.
– Остановимся, – сказала Бэби.
Миссис Матервити еще раз оглядела их с видом знатока сомнительных отношений.
– У меня только одиночные, – сказала она и сплюнула в самую середину подсолнуха, – двойных нет.
– Слава тебе господи, – вырвалось у Бэби.
– Аминь, – сказала миссис Матервити.
Она пригласила их в дом и повела по коридору.
– Это ваша, – сказала миссис Матервити Пиперу и отворила дверь. За окном комнаты росла кукуруза. На стене висела олеография: Христос изгоняет менял из храма и табличка «Не мешковать». Пипер несколько удивился, не зная, как понять такое указание.
– Ну? – сказала миссис Матервити.
– Очень мило, – сказал Пипер, заметивший книжную полку. На ней рядком стояли Библии. – Господи, – проговорил он.
– Аминь, – отозвалась миссис Матервити и увела Бэби, оставив Пипера в размышлении, как бы ему соблюсти угрюмую заповедь «Не мешковать». Когда они вернулись, он размышлял о том же.
– Мы с его преподобием рады всякому гостеприимству, – сказала Бэби. – Не правда ли, ваше преподобие?
– Как? – растерялся Пипер. Миссис Матервити поглядела на него с живым интересом.
– Я тут как раз говорила миссис Матервити, сколь радует вас американская религиозность, – сообщила Бэби. Пипер сглотнул слюну и прикинул, что от него в данном случае требуется.
– Да, – сказал он, избрав вроде бы самый безопасный ответ. Последовало чрезвычайно неловкое молчание, которое по-деловому нарушила миссис Матервити.
– Десять долларов в день. Со службами семь. Питание отдельно.
– Да, собственно, конечно, разумеется, – сказал Пипер.
– То есть? – осведомилась миссис Матервити.
– То есть Господь всеблагий пропитает, – объяснила Бэби, прежде чем Пипер успел впасть в легкую истерику.
– Аминь, – сказала миссис Матервити. – Так как же? Со службами или без?
– Со службами, – сказала Бэби.
– Четырнадцать долларов задатку, – объявила миссис Матервити.
– Деньги сейчас, служба потом? – с надеждой спросил Пипер.
Глаза миссис Матервити холодно блеснули.
– Священнослужителю… – начала она, но Бэби перехватила:
– Его преподобие хочет сказать, что вся наша жизнь должна быть богослужением.
– Аминь, – сказала миссис Матервити и преклонила колени на линолеуме.
Бэби последовала ее примеру. Пипер смотрел на них в изумлении.
– Бог ты мой, – пробормотал он.
– Аминь, – в один голос с миссис Матервити сказала Бэби и добавила: – Слово за вами, ваше преподобие.
– Ради Христа, – сказал Пипер, силясь как-нибудь выйти из положения. Никаких молитв он не знал, а что до проповедей… Миссис Матервити угрожающе зашевелилась, и слова проповеди нашлись – в «Нравственном романе».
– «Мы обязаны не услаждать наши чувства, а обострять восприимчивость, – забубнил он, – не развлекаться, а нравственно совершенствоваться, читать не затем, чтобы увильнуть от жизненных обязанностей, но чтобы посредством чтения глубже осознавать себя и свои поступки и, как бы перерождаясь силою чужого опыта, расширять свой кругозор, держать в напряжении свои чувства и в конечном счете оставлять чтение лучшим человеком, нежели начал».
– Аминь, – горячо сказала миссис Матервити.
– Аминь, – заметила Бэби.
– Аминь, – сказал Пипер и сел на постель. Миссис Матервити поднялась с колен.
– Спасибо на божьем слове, ваше преподобие, – сказала она и покинула комнату.
– Да что за черт? – сказал Пипер, когда шаги ее замерли. Бэби встала на ноги и поднесла палец к губам.
– Не всуесловить. Не мешковать.
– Это, кстати, тоже… – начал Пипер, но миссис Матервити уже шла по коридору.
– Радение в восемь, – объявила она, всунув голову в дверь – Опаздывать не положено.
– Радение? – злобно поглядел на нее Пипер.
– Радение верных рабов божьих Церкви адвентистов Седьмого дня, – отчеканила миссис Матервити. – Сказано было насчет богослужений.
– Мы с его преподобием от вас не отстанем, – пообещала Бэби. Голова миссис Матервити исчезла. Бэби взяла Пипера под руку и пихнула к двери.
– Господи, святая воля твоя, ну мы из-за тебя…
– Аминь, – сказала Бэби уже в коридоре. Миссис Матервити дожидалась на крыльце.
– Церковь на городской площади, – сказала она, когда все забрались в «форд», поехавший по темнеющей улице мимо обомшелых деревьев, которые теперь казались Пиперу еще печальнее. Когда «форд» остановился возле деревянной церквушки на площади, Пипер был в паническом состоянии.
– Снова не нужно будет проповедовать, нет? – шепнул он Бэби на паперти. Изнутри слышалось пение.
– Опаздываем, – сказала миссис Матервити и спешно провела их между заполненными скамьями к пустующему первому ряду. В руках у Пипера оказался сборник песнословий, и он, сам того не замечая, вместе со всеми голосил необычайный гимн «Телефонируем ко славе».
Гимн был допет; зашаркали подошвы – прихожане опускались на колени, а проповедник начал молитву.
– Грешны пред тобой, о Господи, – заявил он.
– Грешны пред тобой, о Господи, – простонала миссис Матервити и прочие прихожане.
– О Господи, все мы грешники, чающие спасения, – продолжал проповедник.
– Чающие спасения. Чающие спасения.
– От геенны огненной и когтей сатанинских.
– От геенны огненной и когтей сатанинских.
Миссис Матервити рядом с Пипером истово задрожала.
– Аллилуйя, – проговорила она.
Когда молитва окончилась, громадная негритянка, стоявшая у пианино, затянула «Кровию агнца омыты»; потом грянул «Иерихон» и наконец гимн «Служители божий, верой оправдаемся» с хоровым припевом «В Господа, в Господа, в Господа веруем, вера Господня крепче щита». К великому своему изумлению, Пипер обнаружил, что поет едва ли не громче других и с не меньшим восторгом. Миссис Матервити притопывала ногой; другие женщины хлопали в ладоши. Гимн пропели два раза и тут же завели другой, про Еву и яблоко. Когда раскаты его стихли, проповедник воздел руки.
– Братья и сестры, – начал он и был тут же прерван.
– Несите змей! – крикнул кто-то из задних рядов.
– Змеиный вечер в субботу, – сказал он. – Это все знают.
Но крик «Несите змей!» подхватили, и черная великанша грянула гимн «Веруй в Иисуса, и змеи не тронут, верным Господь стоит обороной».
– Змеи? – спросил Пипер у миссис Матервити. – Вы, по-моему, сказали, что будут только рабы божий.
– Змеи по субботам, – сказала миссис Матервити, сама очень встревоженная. – А я хожу по четвергам. Я змеилища не обожаю.
- Предыдущая
- 50/59
- Следующая