Папийон - Шарьер Анри - Страница 38

• Предыдущая
• 38/112
• Следующая

— Вы ведь нездешний, верно?

— Да. Я из Барранкильи.

— Нет, вы не колумбиец. Волосы слишком светлые, а смуглости — от загара. Откуда едете?

— Из Риоачи.

— А чем там занимались?

— Я электрик.

— Вот как? О, у меня есть друг, он работает в одной электрической компании. Его зовут Перес, он испанец. Вы его знаете?

— Да.

— Как приятно...

В конце трапезы они поднялись и отправились мыть руки. Потом ирландка, вернулась уже одна. Взглянула на меня и заговорила вдруг по-французски:

— Я вас не выдам. Дело в том„ что моя спутница уверяет, что видела ваше фото в газетах. Вы француз, бежавший из тюрьмы в Риоаче, верно?

Отрицать было бессмысленно, и я сказал:

— Да, сестра. Но только умоляю не выдавайте! Я вовсе не такой подлец и негодяй, как они там расписывают. Я верю в Бога и чту его законы.

Тут появилась монахиня-испанка. Ирландка заговорила с ней, и я уловил только слово «да». Последовал быстрый ответ, которого я тоже не понял. Они пребывали в некотором замешательстве, потом снова вместе направились в туалет. В их отсутствие я перебрал в уме тысячу вариантов. Может, бежать, пока их нет? Или остаться?.. Нет, результат будет тем же, как если бы они меня выдали. Все равно скоро поймают. В этих краях нет джунглей, а наблюдение за дорогами, ведущими в город, установить нетрудно. И я решил довериться судьбе, которая до сих пор была ко мне благосклонна.

Они вернулись, сияя улыбками, и ирландка спросила, как меня зовут.

— Энрике.

— Очень приятно, Энрике. Вы должны ехать с нами до монастыря. Он в восьми километрах от Санта-Марты. Бояться нечего: пока вы с нами в телеге, вы в безопасности. Только не произносите ни слова. Все будут думать, что вы наш работник из монастыря.

Сестры расплатились за еду. Я купил себе кремниевую зажигалку и двадцать пачек сигарет. И мы двинулись в путь.

За всю дорогу сестры ни разу не обратились ко мне, за что я им был крайне признателен. Возница не должен слышать, как плохо я говорю по-испански. К концу дня мы остановились возле большой харчевни. Там стоял автобус, и я прочитал название маршрута: «Риоача — Санта-Марта». Меня так и подмывало влезть в этот автобус. Я подошел к ирландке и сказал, что собираюсь сесть в автобус.

— Но это очень опасно! — воскликнула она. — Ведь на подъезде к Санта-Марте минимум два полицейских поста, где пассажиров просят предъявить удостоверения личности. А в телеге, в компании с нами, этого можно не опасаться.

Я поблагодарил ее от всего сердца, и чувство тревоги, грызшее меня с самого начала нашего знакомства, улетучилось. Напротив, я начал считать эту встречу с монахинями удивительным везением.

Действительно, когда к ночи Мы добрались до полицейского поста, тот самый автобус как раз досматривали. Я лежал в телеге, прикрыв лицо соломенной шляпой, и притворялся, что сплю. Рядом, положив мне голову на плечо, примостилась маленькая девочка, она действительно спала. Возница остановил телегу между автобусом и постом.

— Как поживаете? — спросила монахиня-испанка полицейского.

— Полный порядок, сестра.

— Рада слышать. Ну, едем, дети мои. — И мы медленно тронулись с места.

В десять вечера — второй пост, ярко освещенный. Подле него в два ряда выстроились разномастные машины.

Полицейские открывали багажники и заглядывали внутрь. Я видел, как одну женщину заставили выйти. Она нервно рылась в сумочке. Ее увели в помещение. Наверное, у нее не было удостоверения личности. Машины по очереди трогались с места. Стояли они очень плотно, проехать не было возможности, и приходилось ждать. Все, я пропал! Перед нами стоял большой автобус, битком набитый людьми. На крыше у него громоздились свертки, сумки и ящики — целая куча багажа, стянутого сеткой. Четверо полицейских заставили всех пассажиров выйти. У автобуса была только одна дверь — спереди. Через нее потянулась цепочка людей. У некоторых женщин на руках были младенцы. Слышались крики: «Седула, седула! (Удостоверение!)». И каждый показывал какую-то картонку с фотографией.

Но Сорильо не предупредил меня об этом! Если бы я знал, то постарался бы раздобыть липовое удостоверение. И я дал себе обещание: если благополучно миную этот пост, то за любые деньги постараюсь раздобыть себе «седулу», прежде чем пробираться из Сайта-Марты в Барранкилью— большой город на Атлантическом побережье, где, если верить справочнику, проживало двести пятьдесят тысяч жителей.

— Господи, ну и копаются же они с этим автобусом! Ирландка обернулась:

— Спокойно, Энрике.

Я вдруг страшно на нее разозлился: а что, если услышит возница?

Наконец настал наш черед, и телега выехала на ярко освещенный пятачок перед зданием поста. Я решил сесть. Не дай Бог, еще подумают, что я притворяюсь спящим. И вот, привалившись спиной к заднему бортику, я сидел и смотрел монахиням в спины. Увидеть меня можно было только сбоку. К тому же шляпа надвинута достаточно низко. Но не слишком, чтоб не вызвать подозрений.

— Ну, как вы тут поживаете? — снова спросила испанка.

— Прекрасно, сестра. Что так поздно едете?

— Торопимся, так что уж не задерживайте нас!

— Езжайте с Богом, сестра!

— Спасибо вам, дети мои! Да хранит вас Бог!

— Аминь! — ответил полицейский.

И мы спокойно двинулись вперед без всякого досмотра. Метров через сто монахини остановили телегу и скрылись в кустах на обочине. Я был так растроган, что, когда ирландка вернулась, сказал ей тихонько:

— Спасибо, сестра!

— Что вы, какие пустяки! Мы и сами струхнули, даже желудок расстроился.

Где-то к полуночи мы добрались до монастыря. Высокие стены, огромные ворота. Возница повел лошадей с телегой в сарай, девочек провели в дом. На ступеньках крыльца между моими монахинями и дежурной сестрой разгорелся какой-то жаркий спор. Ирландка объясняла, что не стоит будить мать-настоятельницу, чтобы просить ее позволить мне ночевать в монастыре. И тут я совершил ужасную ошибку, не сообразив, что надо тут же уходить в Санта-Марту, ведь до города каких-то километров восемь.

Эта ошибка стоила мне семи лет каторги.

В конце концов, мать-настоятельницу все же разбудили, и она распорядилась предоставить мне келью на втором этаже. Из окна были видны огни города. Можно было различить и маяк, и цепочку огней, очерчивающую пристань, Огромное судно как раз входило в гавань.

Я заснул. Мне приснился жуткий сон. Лали у меня на глазах вспорола себе живот, и из него по кусочкам вышло наше дитя.

Солнце стояло уже высоко, когда меня разбудил стук в дверь.

Наскоро умывшись и побрившись, я спустился вниз. Ирландка приветствовала меня слабой улыбкой. — Доброе утро, Энрике. Как спалось, хорошо?

— Да, сестра.

— Прошу вас, пройдите в приемную матери-настоятельницы, она хочет вас видеть.

Мы вошли. За письменным столом сидела женщина лет пятидесяти, может, и старше, с очень строгим лицом. Черные глазки так и впились в меня.

— Говорите по-испански?

— Очень плохо.

— Что ж, тогда сестра переведет. Мне сказали, вы француз?

— Да, мать.

— Вы бежали из тюрьмы в Риоаче?

— Да, мать.

— Когда?

— Месяцев семь назад.

— Где вы были все это время?

— С индейцами.

— Что?! С индейцами? Как это понимать? Ведь эти дикари никого не допускают на свою территорию. Ни один миссионер не сумел еще проникнуть к ним. Где вы были? Говорите правду!

— Я был у индейцев. И могу это доказать.

— Каким образом?

— А вот этими жемчужинами... — Полотняный мешочек был приколот изнутри к моей куртке. Я отцепил его и протянул ей. Она развязала бечевку, и из мешочка высыпалась целая пригоршня жемчуга.

— Сколько их здесь всего?

— Не знаю. Пятьсот, может, шестьсот. Около того.

— Это не доказательство. Может, вы где-то его украли. — Чтобы рассеять ваши подозрения, я готов сидеть здесь до тех пор, пока вы не выясните, был ли где украден жемчуг или нет. Если вам того хочется, конечно. Деньги у меня есть, я в состоянии оплатить свое пребывание. И обещаю, что не буду покидать свою комнату без вашего разрешения.

• Предыдущая
• 38/112
• Следующая