Причина времени - Аксенов Геннадий Петрович - Страница 29

Нас, конечно, интересует Бюффон и его решение проблемы морских раковин. Он первым попытался соединить механику и описание природы Земли, ньютоновское тяготение и состояние материала планеты. В первом томе своей эпопеи, который назывался “История и теория Земли” (1749) переформулирована в рациональном духе религиозная модель сотворения мира, из нее убрано творящее существо. Сначала в космосе создана планета, на ней появились разные стихии в виде огня, земли, воды и воздуха, затем появилась жизнь и человек. (И до сего дня эта модель довлеет над мышлением естествоиспытателей). Итак, вот практически первая рациональная, не теологическая и не мифологическая космогоническая гипотеза: “Нельзя ли вообразить с некоторой долей вероятности, что некая комета, падая на поверхность Солнца, сместила это светило, и что эта комета отделила от него некоторую небольшую часть, которой она сообщила движение в том же направлении и тем же толчком, так что планеты некогда принадлежали телу Солнца и отделились они от него благодаря общей для них всех импульсивной силе, которую они сохраняют еще до сих пор?” (20). Касательное движение забросило солнечное вещество на разные разделившиеся орбиты, из одного сформировалось планетное тело Земли, оно дифференцировалось на разные составные части, на кору и горячее ядро.

Затем появилась жизнь. Но посмотрите, из чего состоят горные породы? Из остатков живых организмов и в “чудовищных количествах”. Таковы все горные породы: известняки, мраморы, мергели, мел. Следовательно, под сушей надо понимать не что иное, как бывшее дно моря. И следовательно, моллюски с панцирями и раковинами не погибли сразу и все, а погибали обычным путем медленно и постепенно, падая на дно и наслаиваясь друг на друга. Затем море отступало, на его место приходила суша, воздвигались горы. Так морские раковины оказались в горах. Но ведь для такой работы требуется, решил Бюффон, огромное время, потому что мы видим и сегодня непрерывную деятельность стихий. Значит, на Земле прошло бесконечное количество переворотов, потрясений, частных перемен и изменений поверхности как из-за естественного движения морских вод, так и действия дождей, морозов, текущих вод, ветров и других стихий.

Следовательно, происходящие на наших глазах, значит, и всегда, медленные перемены дают огромные результаты вследствие великой длительности их, шествия гигантского количества годов с момента космического образования земного шара. Сколько же их, годов, прошло с момента образования планеты?

Через тридцать лет после выхода в свет своего знаменитого первого тома Бюффон выпустил не менее знаменитый пятый, который назывался “Об эпохах природы”, где попытался первым в науке дать осмысленную, объяснявшую историю естественными событиями цифру возраста Земли. Это было революционное событие в науке, совершенно новая идея. Она заключалась в том принципе, который вскоре ляжет в основание всей геологии: сегодняшние незначительные изменения на поверхности планеты шли всегда в том же темпе и благодаря грандиозной толще лет произвели на ней огромные перемены. Совершенно на новом уровне возникла снова платоновская мысль об одновременности мира и времени мира. “Природа одновременна материи, пространству и времени; история ее – история всех субстанций, всех мест, всех времен, – писал Бюффон. – И если мы охватим ее на всем ее протяжении, мы не сможем усомнится в том, что она сегодня весьма отличается от того, чем она была вначале и чем она стала в последовательности времен; эти-то разные изменения ее мы и называем эпохами ее”. (Канаев, 1966, с. 64 – 65).

Так понятие о становлении природы, о переменах эпох, об изменении во времени стало главной несущей волной в путанице идей нарождавшегося естествознания. Бюффон оформил свою идею естественной истории Земли: она прошла в своем развитии некую длительную и содержательную историю. Время – содержательно. Стараясь не порывать особенно с религиозной традицией (у него уже после выхода первых томов были крупные неприятности с теологами Сорбонны), Бюффон назвал шесть дней творения шестью эпохами, а седьмой – современностью. День надо понимать как эпоху со своей особенной физиономией. Вид поверхности Земли в один день не похож на другой. Оставаясь целостной, планета меняется. Бюффон прикинул, что от события отрыва ее от Солнца до остывания и формирования поверхности прошло 37 206 лет, а затем Земля поступила в распоряжение живой природы. Сколько же прошло лет с тех пор? “Единственным средством является разделение на несколько частей этих длительных периодов времени, сравнив умственным взором длительность каждой из этих частей с большими результатами их и особенно с конструкциями природы, представить себе число веков, которые потребовались, чтобы произвести всех тех раковинных животных, которыми наполнена Земля; затем еще большее число веков, которые протекли, чтобы перенести и отложить все эти раковины и их обломки; наконец, число последующих веков, необходимых для окаменения и высушивания этих материй, – и после этого почувствуют, что эта огромная длительность в 75 000 лет, которую я вычислил для времени от образования Земли до ее нынешнего состояния, еще не достаточно большая для великих произведений природы, строение которых показывает нам, что они могли быть сделаны лишь в медленной последовательности регулярных и постоянных движений”. (Канаев, 1966, с. 71). Значит, всего от начала образования Земли до современности чуть более ста тысяч лет. Так цифра названа и стала известна во всей Европе, (несмотря на неудовольствие клерикалов), поскольку “Естественная история” с 1749 года переводилась на большинство европейских языков. Тем самым Бюффон и привил образованному обществу само понятие о новом виде движения, которое может состоять не только из разнообразных перемещений массивных тел относительно друг друга, а о более сложных видах движения, которые не раскладываются на траектории, а представляют собой какой-то аналог человеческой жизни с ее рождением, ростом, взрослением и развитием – прохождение, течение времени.

Так появилось впервые новое понятие – геологическое время, которое так же как и астрономическое, например, измерялось в годах, но имело важное отличие – направление, однонаправленность из прошлого в будущее. И скоро идея о большой длительности истории Земли с ее сложными видами движения становится уже привычной.

Не без влияния Бюффона петербургский академик Михаил Васильевич Ломоносов выдвинул идею о том, что забытые древние греческие воззрения о большой длительности мира – в 400 000 лет, вероятно, ближе к истине, чем общепринятые библейские. В сочинении “О слоях земных”, вошедшем как прибавление к более обширному труду “Первые основания металлургии или горных дел” (1763), он, как всегда, темпераментно и наступательно воюет с обыденными мнениями: “Итак, напрасно многие думают, что все, как видим, с начала Творцом создано, будто не токмо горы, долы и воды, но и разного рода минералы произошли вместе со всем светом и потому-де не надобно исследовать причин, для чего они внутренними свойствами и положением мест разнятся. Таковы рассуждения весьма вредные приращению всех наук, следовательно, натуральному знанию шара земного, а особливо искусству горного дела, хотя оным умникам и легко быть философами, выуча наизусть три слова: “Бог так сотворил” – и сие дая в ответ вместо всех причин”. (Ломоносов, 1954, с. 575).

В сознании образованного общества под влиянием трудов натуралистов, исследовавших по примеру Бюффона обычную, видимую, но оказавшуюся загадочной природу Земли, должен был произойти переворот, даже психологическая ломка. В отличие от механического воззрения на земной шар как на материальную точку, следующую своим небесным путем среди других планет и подчиняющуюся внешним силам, они должны были представить его как объемное большое естественное тело, имеющее собственную структуру и сложные соотношения и движения частей относительно друг друга. Возникло представление о качественной содержательности времени, о наличии у времени свойства как-то характеризовать природные изменения. Отличия эпох связано с временем. Здесь длительность вообще не зависела от преодоления пространств, и от скорости движения, сообщаемого массами и тяготением, то есть от состояния и энергии, ей сообщенной, но сопровождалась метрикой самого пространства и самого времени. Ее надо измерять не часами, а чем-то другим и не в соответствии с законами, “предписанными” Ньютоном, а на основе специфических внутренних закономерностей естественных тел, на основе созревания их, которое не может произойти прежде чем произойдет.