Дом в глухом лесу - Барлоу Джеффри - Страница 25
- Предыдущая
- 25/95
- Следующая
– С капитаном вечно приключаются подобные казусы, – поведал сквайр другу. – Он их просто притягивает. Нечасто его увидишь живым и здоровым и не страдающим от последствий какого-нибудь злоключения!
– Вопиющая ложь! – протестующе загудел подобный контрабасу голос. – Ложь от первого слова и до последнего. Согласись, Маркхэм, это так.
– Можешь отрицать сколько угодно; ты же сам отлично знаешь, что я прав.
– Ложь, ложь, – с улыбкой повторил капитан, качая лысой головой, скрестив руки на груди и уставив глазки-пуговицы на Марка.
Марк в свою очередь оглянулся на Слэка; тот в ответ лишь устало вздохнул.
– Вот всегда оно так, сквайр Марк, – промолвил он. – Здесь-то бояться нечего. А страшусь я того, что сам не замечаю, как стремительно летят дни. Жизнь – престранная пьеска, знаете ли: толика комедии, мазок-другой мелодрамы, щепоть трагедии. Всякий день и всякий час великие тайны бытия обрушивают на меня удар за ударом, лишая покоя и благодати. А где тут сакральный смысл, я вас спрашиваю?
– А сакральный смысл, болван, очень прост: кофе пить пора! – буркнул капитан и, подкрепляя слова делом, одним глотком осушил чашку до половины.
Гости тоже пригубили кофе, и тут сквайра осенило, что приезжего из города хорошо бы представить хозяину.
– Кстати, я вот тут привез с собою моего гостя, мистера Лэнгли, хотел, чтобы вы познакомились, – произнес Марк. – Чертовски неучтиво с моей стороны, что я его сразу не представил. Мы собирались к вам заехать почитай что с первого же дня его прибытия из Вороньего Края.
– Ах да, ну конечно же, вот кто вы такой, – промолвил капитан, кивая дружелюбно и энергично. – Немало о вас наслышан, Лэнгли, и страшно рад знакомству. Что, надумали навестить «Пики» и поглазеть на хозяина, э? Вы в наших краях человек новый… вот скажите, доводилось ли вам прежде видеть второе такое чудо природы? – осведомился он, взмахивая рукой в сторону задумчиво-мечтательного слуги.
– Хозяин чересчур ко мне добр, – улыбнулся философ Слэк.
– Он и в самом деле личность незаурядная; а уж какие сложные вычисления в уме проделывает, особенно ежели насчет жалованья! И как красноречив порою – ежели разглагольствует о себе, любимом!
– Он производит впечатление человека исполнительного и расторопного, – учтиво ответствовал Оливер.
– Ваш слуга, сэр, – поклонился Слэк.
– Я так понимаю, Лэнгли, вы занимаетесь некими литературными изысканиями, переводом или чем-то в этом роде, – безмятежно продолжал капитан, приглаживая и расправляя нафабренные усы. – Будьте так добры, расскажите – кого вы переводите?
– Гая Помпония Силлу.
– Как-как?
– Силлу. Латинский автор второго века, мастер эпиграмм. Неудивительно, что имя это вы слышите впервые; Силла – поэт практически забытый. Он написал пять книг эпиграмм, и ни одна из них на английский язык до сих пор не переводилась, насколько я мог установить.
Капитан задумчиво умолк и оставил в покое усы; чело его омрачилось, глазки-пуговицы многозначительно уставились на Оливера.
– Полагаю, тому есть чертовски веская причина, – промолвил он.
– В самую точку! – воскликнул Марк, не упуская возможности подколоть друга. – Скажу как человек, которому пришлось выслушать никак не меньше дюжины этих словоизлияний. Вы чертовски здравомыслящий человек, капитан Хой, вот честное слово!
– О-ох, Маркхэм, да я ж просто пошутил! Невооруженным глазом видно: парень просто молодчага, чистое золото, да еще и собрат-ученый вдобавок! Я ведь не со зла, Лэнгли, не подумайте. Стрелы и кандалы, друг, это все моя треклятая нога, сам не ведаю, что несу. Человек моего склада, джентльмен влиятельный и обеспеченный, знаток естественных наук и лучший наездник Талботшира – обречен прозябать в ничтожестве! Укухарен собственным слугой! Просто себя не помню от бешенства. О-ох, я ведь могу до бесконечности жаловаться, но вы остерегитесь, а то я, чего доброго, сделаюсь зануден и надоедлив.
– Исключено: Оливеров пропыленный римский испанец бьет все рекорды по надоедливости и занудности, а мы даже для него неуязвимы. Верно, кузина?
– Ровным счетом ничего надоедливого и занудного тут нет, – отпарировала мисс Моубрей, вступаясь за Оливера. – Допустим, что исходный оригинал и впрямь не лучшего качества, но это вовсе не значит, что переводы мистера Лэнгли лишены всяких достоинств. Сэр, наверняка у вас и сегодня найдется с собою один-два образчика пропыленного Силлы, дабы поразвлечь капитана?
– Ох, Господи милосердный, кузиночка! – с гримасой возопил сквайр.
– Нет-нет, Маркхэм, напротив, давайте выслушаем одно из таких «словоизлияний», пользуясь вашим же выражением, – возразил капитан, приподнимаясь на подушке. – В противном случае все рассуждения об их достоинствах и недостатках – не более чем вздорные домыслы. И чума на пустопорожнюю болтовню!
Оливер, пошарив в кармане клетчатой куртки, извлек на свет сложенную половинку листа голубоватой писчей бумаги. И откашлялся – несколько нервничая, поскольку не был уверен, какой прием встретят в капитанском жилище его старания.
– Да, вы, конечно же, угадали – при мне есть один образчик, над которым, сознаюсь, работал я по большей части урывками и не был готов продемонстрировать его миру так скоро. Этот отрывок пока еще на начальной стадии; боюсь, там полным-полно огрехов, хотя тема вас, возможно, позабавит.
Вот так, невзирая на протесты сквайра, пытливой аудитории был продемонстрирован еще один бриллиант из литературной короны Гая Помпония Силлы:
Славно смотрится замок мой со стороны:
Что за чудный ландшафт, что за вид со стены!
Но картины любой,
Гость докучливый мой,
Мне милей вид тебя – со спины!
Сей отрывок встречен был аплодисментами и одобрительными отзывами, так что Оливер облегченно перевел дух, не без ехидства подмечая, что хозяин его, сквайр Далройдский, отреагировал на услышанное с неожиданным и чересчур бурным энтузиазмом.
– Слэк, – промолвил капитан Хой под влиянием внезапно пришедшей в голову мысли, – в каком состоянии нынче плювиометр? Ты же знаешь, я как раз сегодня собирался на него глянуть, кабы не треклятая нога. А мой барометр? Атмосферное давление, процентный состав и характер воздушных масс, плотность или разреженность воздуха, уровень влажности – за всем нужно приглядывать, и от привычек своих я не откажусь, не важно, укухарили меня или нет.
– Плювиометр в полном порядке, равно как и гигрометр, и флюгер, – ответствовал Слэк. – Что до барометра, он стоит вон там, у стены, рядом с дальним книжным шкафом, на обычном своем месте.
– Плювиометр? – переспросил Оливер. – От латинского pluvia, что значит «дождь», то есть прибор, измеряющий количество атмосферных осадков?
– Да, сэр, иначе говоря, дождемер.
– Но ведь никаких дождей давно уже не было.
– Да, но рано или поздно выпадение осадков случится, это уж неизбежно, – промолвил капитан, с видом весьма умудренным грозя указательным пальцем, – так что разумно все подготовить заранее. Здесь, в «Пиках», мы тщательно отслеживаем все атмосферные явления в окрестностях. Для тех, кто живет на такой высоте над уровнем моря, информация касательно количественно-качественных погодных изменений жизненно важна. Слэк, что там показывает барометр? Мне отсюда не видно. Давление поднимается или падает?
– Падает, – известил Слэк, деловито изучив помянутый прибор со всех сторон.
– Так я и знал. Я уж и сам подметил определенные изменения в состоянии атмосферы, а такого рода приборы позволяют мне подтвердить сей факт доподлинно. Значит, правда – давление воздуха и впрямь упало.
– От души надеюсь, что не ему на ногу, – пробормотал Слэк – в сторону, конечно же, обращаясь к владельцу Далройда. – Ох, сквайр Марк, здесь у нас все одно и то же. Давление и направление ветра, может, и меняются, за летом приходит осень, а за осенью – зима, однако в «Пиках» все идет по заведенному порядку: «Пики» неизменны, как гранит. Однако много ли сакрального смысла в граните, если так посмотреть?
- Предыдущая
- 25/95
- Следующая
