Леди и рыцарь - Сэндс Линси - Страница 31

• Предыдущая
• 31/65
• Следующая

Как же трудно было сдерживаться, когда она так откликалась! Ее желание распаляло его страсть, и он зачарованно следил, как она борется с захлестывающими ее ощущениями. Он уже подумал, что взорвется еще до того, как вонзится в нее, но тут пронзительный крик сорвался с ее губ, и ее тело обмякло, когда она всхлипнула, достигнув наконец высвобождения.

Эрик мгновенно встал на колени между ее бедер, слегка приподнял, обхватив ягодицы, и легко проник в нее. Он увидел, как удивленно распахнулись ее глаза, и она задохнулась от неожиданности; потом глаза снова закрылись, и она выгнулась навстречу. Теперь они двигались вместе, ее бедра поднимались к нему, она всхлипывала от обуревавших ее ощущений. Возбуждение жены распаляло, и он двигался все быстрее, с удивлением чувствуя, как ее руки обхватили его ягодицы, а ногти впились в кожу. Потом она откинула назад голову и вскрикнула, когда наслаждение вновь захлестнуло ее, и тут же это чувство настигло и Эрика.

Эрих лежал на спине, заложив руки за голову; глаза были закрыты, а на губах блуждала улыбка. Он был горд собой. Он оказался выше всех похвал, точно рассчитав время, удержав прекрасный ритм. Он знал, что доставил жене безмерное наслаждение. Теперь ему больше не придется бояться, что она будет избегать брачного ложа. Для них эта ночь стала началом новых отношений. Да, он был уверен, что заставил ее полностью забыть их первый неудачный опыт.

Сдавленный всхлип донесся до его слуха, и улыбка сменилась растерянностью. Повторный всхлип заставил его широко открыть глаза и с тревогой посмотреть на жену. Она отвернулась от него, и ее плечи вздрагивали от горьких рыданий. Эрик был потрясен и сбит с толку. Очередной всхлип заставил его сесть и, как бы успокаивая, погладить ее по спине.

– Жена? – неуверенно пробормотал он, нахмурившись, когда ее плечи затряслись еще сильнее. – Жена!

Не на шутку встревожившись, он взял ее за плечо и повернул на спину, собираясь успокоить. И тут его глаза недоверчиво расширились, когда он увидел, что она не рыдает, а заливается хохотом. Он сердито посмотрел на нее.

– И что тут смешного, черт возьми?

– Я… Это… О… – Она снова задохнулась от смеха и наконец выдавила из себя: – А я-то думала, что лучше мыть полы зимой в аббатстве. – Когда Эрик непонимающе заморгал, она рассмеялась еще громче. Катаясь на кровати от хохота, она наконец сумела выговорить: – О, милорд, правда, Юстасия не имела ни малейшего представления об этом.

Эрик слегка нахмурился:

– Монахиня?

– Да. – Розамунда хихикнула, потом передразнила женщину: – «Ну, ты же видела животных. Это то же самое». – Покачав головой, она так расхохоталась, что слезы выступили у нее на глазах. – Вы, должно быть, сочли меня полной дурой. И неудивительно, что вы так тряслись надо мной. Даже я на вашем месте не разрешила бы мне выходить из замка и приближаться к конюшням.

– Ах да, насчет конюшни, – пробормотал он и поморщился. Он вообще-то не трясся над ней, хотя ей так могло показаться, но был против ее работы с животными. А все потому, что он боялся измены.

Страх – ужасная вещь. Он и мужчин может сделать своими пленниками. А в этом случае, похоже, его страх скорее мог сделать пленницей его жену. Потому что единственный путь уберечь ее от всех искушений – запереть в башне замка. Сейчас Эрик с ужасом понял, что уже был близок к этому. Да, он, конечно, пока ограничил ее передвижения только замком, но вечером за столом он заметил, что в зале очень много мужчин, и испугался любопытства жены по отношению к ним. В конечном итоге он, несомненно, запретил бы ей появляться в зале, потом в кухне… Ведь повар – мужчина! Да, он стоял на опасном пути. Пора избрать другой. Сегодня ведь все начинается сначала,

Да, он разрешит ей ходить на конюшни, решил он. Смизи сказал, что она помогала ему в пути с лошадьми и что она очень много знает и как-то особенно умеет обращаться с ними.

Это его не слишком удивило. В аббатстве она провела почти всю жизнь на конюшне, ухаживая за лошадьми. Да, наверное, он был не прав, запретив ей это. Он разрешит ей ходить на конюшню, будут там находиться мужчины или нет. Он не допустит, чтобы она была несчастной, как утверждал Шрусбери. Но, услышав ее слова, Эрик нахмурился.

– Я еще удивлялась, почему отец Абернотт вечно читал нравоучения по поводу измены и блуда. Теперь меня не удивляет, что это происходит часто, если ощущения всегда такие приятные. – Покачав головой, она с любопытством взглянула на Эрика. – Что вы говорили насчет конюшни, милорд?

Эрик некоторое время смотрел на нее, сжав челюсти словно стальной капкан, потом рявкнул:

– Если я еще раз застану тебя там, запру в этой комнате на неделю!

Потом, отвернувшись, уставился в стену, решительно не обращая внимания на удивленный и слегка обиженный взгляд, который, в чем он не сомневался, был устремлен ему в спину.

Розамунда рассеянно разломила кусок хлеба и вздохнула, еще раз разломила и опять вздохнула. Этим утром она чувствовала себя разбитой – вероятно, потому, что ночью ее то и дело будил муж. Первый раз она проснулась от невероятно чувственного сна и обнаружила, что это вовсе не сон; просто Эрик решил не ограничиваться тем, что показал ей раньше. Легкая улыбка тронула ее губы, когда она вспомнила эту ночь, полную страсти. Сколько раз она просыпалась и узнавала что-то новое! Она покачала головой, удивляясь тому, сколько существует различных способов заниматься этим. Нет, право, животные много теряют. А Юстасия… Что ж, отсутствие у нее опыта в этом вопросе было более чем очевидно.

Розамунда закатила глаза, подумав о своей наивности в день свадьбы, и покраснела, вспомнив, как она стояла на четвереньках на постели, совершенно одетая. Эрик, должно быть, решил, что она полная дура. Розамунда снова вздохнула, и улыбка исчезла с ее лица, потому что муж – абсолютно ясно! – и сейчас не изменил этого мнения. Она, судя по всему, ни к чему не пригодна, кроме сидения без дела в замке. Только этим она могла объяснить его запрет бывать на конюшне, Он думает, что она вообще ни на что не способна.

– Ох, ох, ох! Что за долгие и тяжелые вздохи у только что вышедшей замуж девушки?

Вздрогнув, Розамунда оглянулась и увидела лорда Спенсера, приближавшегося к столу. Он тяжело опирался на своего слугу Джозефа и испытывал; похоже, сильную боль. Понимая, что его беспокоят суставы, она постаралась ничем не выдать свою тревогу, когда здоровалась с ним.

– И вам доброе утро, – ответил он, осторожно присаживаясь на скамью рядом с ней. – Но вы не ответили на мой вопрос. Что же может быть причиной таких тяжелых вздохов у только что вышедшей замуж прекрасной леди?

Розамунда едва опять не вздохнула, но сдержалась и грустно улыбнулась.

– Просто… – начала она, но остановилась, не желая подводить мужа своими жалобами. – Просто я скучаю по аббатисе и другим женщинам из Годстоу, – наконец прошептала Розамунда, потому что частично это было правдой.

– Да. Но я подозреваю, что вы скучаете не только по добрым женщинам из аббатства, – сказал лорд Спенсер. – Думаю, вы скучаете и по работе на конюшне, правда ведь?

– Откуда вы знаете? – удивленно спросила Розамунда, и он печально улыбнулся.

– Пусть я и слеп, миледи, но не глух, хотя люди часто думают обратное, когда говорят в моем присутствии. – Он слегка усмехнулся, потом потянулся и нащупал ее руку, похлопал ее, словно заверяя, что она не входит в число этих людей. – Епископ Шрусбери упомянул об этом вчера, сначала в конюшне, потом за столом, после вашего ухода.

– А, понятно, – пробормотала Розамунда, снова начиная крошить хлеб. – Да, в аббатстве я большую часть времени проводила в конюшне, – смущенно объяснила она. – Я ухаживала за животными и… да, пожалуй, мне их недостает.

– Насколько я понимаю, слова епископа не убедили молодого Берхарта разрешить вам ухаживать за лошадьми?

– Он не хочет, чтобы я даже приближалась к конюшне, – мрачно ответила Розамунда.

• Предыдущая
• 31/65
• Следующая