Записки спортсмена-воздухоплавателя и парашютиста - Полосухин Порфирий Порфирьевич - Страница 39

Многие наши пилоты совершили по четыреста рейсов в фашистские тылы! Таковы летчики Борис Лунц, Георгий Чернопятов, Николай Слепов, Иван Гришаков, Степан Запыленов, Семен Фроловский, Виталий Масленников, Василий Асавин.

Таким был легендарный герой Василий Таран. Человек, носивший эту грозную фамилию, отправлялся в тыл врага в самую ненастную погоду, когда партизаны, не ожидая наших летчиков, даже не выкладывали сигнальных костров. Но Таран всегда безошибочно сажал машину. Как волновались мы с Алексеем Ивановичем при каждом вылете! Об этом не принято было говорить. Но смотришь бывало на экипаж улетающего воздушного корабля, а на душе кошки скребут.

Однажды Василий Асавин, улетев ночью к минским партизанам, почему-то к утру не вернулся. Брюханов и я ходили как в воду опущенные. Еле дождались наступления следующей ночи. Аэродром жил обычной напряженной жизнью. Поднимались и садились самолеты. Но Асавина не было. Глядим, на рассвете приземляется какая-то непредусмотренная расписанием машина. Алексей Иванович всмотрелся в ее номер и радостно крикнул мне:

- Асавин!

Мы подбежали к самолету. Он остановился. Вздрогнув, перестали вращаться винты. Открылась дверь кабины - и на землю спрыгнули… два здоровенных фашистских генерала в полной форме, с крестами и орденами. Мы разинули от удивления рты, но тут же покатились со смеху.

- В чем дело, Асавин? Что за маскарад? - стараясь сделать строгий вид, спросил Брюханов.

- Не сердитесь, товарищ полковник. Сейчас все доложу по порядку, - лихо откозырял пилот и кивнул на второго «генерала». - Разрешите познакомить. Командир партизанского отряда Михаил Мармулев!

После выброски груза у Асавина не осталось времени для перелета линии фронта до рассвета. Он решил переждать остаток ночи и день в районе Пуховичи и сел на глухую лесную площадку, в партизанском районе. Сообщить об этом из-за неисправности рации экипаж не мог. Летчик со своими помощниками спокойно вышел из машины, и вдруг они заметили, что их окружают какие-то люди. Не успели они опомниться, как с криками: «Руки вверх, фашистские гады!» - на них бросились партизаны. Но тут же раздалось:

- Стой, товарищи! Да это же свои!

Экипаж обнимали, радостно подбрасывали на руках.

Здесь Асавин и встретился с Мармулевым, который недавно вернулся после интересной боевой операции. Узнав о том, что Кубе - так звали гитлеровского наместника в Белоруссии - созывает на совещание своих «министров», Мармулев решил организовать им «теплую» встречу. В устроенную вблизи Минска засаду попалась целая шайка самозванных распорядителей Белорусской земли. Все они были перебиты. «Министра» жандармерии партизаны хотели взять живьем. Но тот выхватил пистолет и ранил Мармулева в руку.

Мармулев обладал огромной физической силой. Не сдержавшись, он одним ударом здоровой руки замертво уложил «министра».

Форма, ордена и «регалии» фашистов могли пригодиться, и партизаны захватили их в свое соединение. Мармулева давно уже вызывали в Москву. А теперь нужно было еще подлечить раненую руку. Вот он и полетел с Асавиным.

- А что касается маскарада, товарищ полковник, - лукаво закончил свой рассказ Асавин, - так ночью было очень холодно, мы и надели это барахло на себя…

Славные наши летчики, мужественные и простые, с милым, присущим авиаторам задором! Многим из них война принесла личное горе, лишила родных и близких. Мне пришлось лететь в тыл врага с летчиком Иутиным. После выполнения задания в районе города Рогачева пилот снизил машину, и я увидел при свете луны остатки какой-то сгоревшей деревни. Иутин на небольшой высоте сделал круг, помахал крыльями.

- Тут я родился. Не знаю, уцелели ли мои старики, - сказал он мне.

К счастью, после освобождения Белоруссии родители Иутина оказались живы. Укрываясь в лесной землянке и видя, что порой над деревней кружит советский самолет, они не догадывались, как близко был в эти минуты их сын.

Очень давно, на заре моей спортивной юности, приходилось мне видеть на Тушинском аэродроме худощавого молодого человека в осоавиахимовской форме с лицом, покрытым бронзовым, южным загаром. Это был планерист Сергей Анохин, работавший инструктором высшей школы безмоторного летания в Коктебеле. Я довольно часто встречал его имя в газетах. Он летал на первых планерных поездах, устанавливал рекорды, осуществил первый парашютный прыжок методом срыва с «бесхвостого» планера.

Осенью 1934 года Анохин выполнил эксперимент, о котором заговорил весь мир. Для проверки сделанных конструкторами теоретических расчетов он довел в воздухе аэродинамические нагрузки до разрушения планера. Было это так. Заставив планер пикировать с предельно большой скоростью, Анохин взял ручку управления «на себя». И произошло то, чего он хладнокровно добивался, выполняя опасное задание: планер разрушился. Молодой испытатель услышал оглушительный треск и почувствовал, что камнем летит вниз. Сделав затяжку, чтобы уйти от обломков машины, он выдернул вытяжное кольцо парашюта и благополучно опустился на землю.

Вскоре Сергей Анохин вместе со своей женой - известной планеристкой Маргаритой Раценской уехал в заграничную командировку. По заданию Советского правительства они в течение нескольких лет обучали турецкую молодежь самолетному, планерному и парашютному спорту. Возвратясь на Родину незадолго до войны, Анохин работал в Центральном аэроклубе имени В. П. Чкалова и здесь занялся опытами, имеющими прямое отношение к тому эпизоду, о котором сейчас пойдет речь.

Еще при первых перелетах воздушных поездов Анохин обратил внимание на то, что для буксировки планеров самолетами применяется чрезмерно длинный - стометровый - трос. Если полет происходил в облаках или во время сильного дождя, самолет порою скрывался из глаз планериста. В результате усложнялось пилотирование, становилось трудным предотвращать мощые броски планера и рывки, грозящие разрывом троса. Длинный трос препятствовал развитию ночных спортивных полетов, мешал воздушным поездам взлетать с площадок ограниченного размера.

Не веря установившемуся мнению об опасности сокращения расстояния между самолетом-буксировщиком и планером, Сергей стал постепенно уменьшать длину троса и после ряда полетов довел ее всего лишь до… 10 метров! Правда, этого опыта никто повторить не мог: слишком большого искусства требовало управление планером, летящим у самого хвоста самолета, но зато полная возможность летать на тросе, сокращенном вдвое, втрое была доказана.

Наш штаб для переброски к партизанам боевых грузов широко использовал планеры. Только это были не довоенные маленькие и изящные спортивные машины, а специально построенные, большие и вместительные. На этих, буксируемых самолетами, безмоторных аппаратах летали в тыл опытные планеристы. Дважды побывал у партизан и Сергей Анохин.

Темной весенней ночью на размокшем Бегомольском аэродроме опустилось несколько планеров, нагруженных минами и взрывчаткой. Вдали затихал гул самолетов-буксировщиков. Прилетевших планеристов тесно обступили люди.

- Анохин! Вот неожиданность! - воскликнул какой-то бородатый человек. - Не узнаешь? Да ведь я - Сидякин!

В незнакомом партизане Сергей узнал планериста, которого он когда-то обучал летать в Москве. Константин Сидякин был сброшен в фашистский тыл на парашюте и успешно возглавлял партизанскую группу. Об этих успехах красноречиво свидетельствовал поблескивавший у него на груди орден Ленина.

Сидякин представил Анохина командиру партизанского соединения Титкову. За ужином в штабе Титков рассказал о том, что в недавних боях ранено много партизан. Некоторые из них, в том числе командиры, находились в тяжелом состоянии, им требовалась срочная хирургическая помощь, но получить ее было неоткуда.

- И обстановка у нас серьезная. Каждый день жди событий. Разве тут поправятся тяжело больные люди? А вывезти их отсюда нельзя - аэродром раскис, большой самолет не сядет, - говорил Титков.

Сергей задумался. Чем можно помочь партизанам?… А что, если… у Анохина мелькнула смелая мысль.