Берег черного дерева и слоновой кости (сборник) - Жаколио Луи - Страница 42

• Предыдущая
• 42/107
• Следующая

Гиллуа и Барте принимали все это на память. Последний негр давно исчез в лесу, а они не могли еще отвлечь своих мыслей от тех, кто расстался с ними, и глаза их все допрашивали глубины леса.

— Какая внезапная разлука, — вдруг сказал Барте, вздохнув.

— Так лучше, — ответил Гиллуа. — Этот железный человек, насмехающийся над людоедами, стихиями и лютыми зверями, чувствителен, как ребенок. Он не умеет переносить горести сердца.

Вернувшись к своей лодке, друзья с удивлением увидели Йомби, который на берегу наблюдал, как переносили в лодку плоды и пресную воду.

— Ты зачем не пошел за Момту-Самбу? — спросили они у него.

— Невольник следует за своим господином, — ответил добрый фан, — а Йомби — невольник.

С невыразимым чувством грусти оба друга проехали Комо с гребцами-бакале. Они оставили за собой деревни Атекве, Гомия, Коло, Антобия, Фассоль, островки Шолиу, Нангье и Шика, два притока Комо — Мага и Ачанго и наконец въехали в лиман Габона.

Через несколько часов они прибыли в Либревиль, где французский флаг, развевавшийся над домом губернатора и на мачте вестового судна, стоявшего в гавани, доставил им живую радость после неприятных происшествий, закинувших их в центр Африки.

Было около одиннадцати часов утра, когда они вышли на пристань; огненное солнце палило берег, и ни на военном корабле, стоявшем на рейде, ни на берегу ни одна душа не отважилась подвергнуться зною. Все — губернатор, офицеры, администраторы, моряки и солдаты — отдыхали после завтрака. Барте и его друг немедленно отправились к губернатору, и он их тотчас же принял.

Достаточно было сказать, что его спрашивали двое белых, прибывшие из внутренних земель, в самой жалкой одежде, для того чтобы габонский губернатор Сервен счел своим долгом тотчас осведомиться об их национальности и их нуждах.

Это был бравый моряк, обязанный своим чином только собственным заслугам, немножко резкий в обращении, недостаточно честный перед самим собой, чтобы бросить грязную службу, но уважаемый и любимый всеми товарищами за чистосердечие и прямоту.

Он имел только один хорошо известный недостаток, впрочем, извинительный: терпеть не мог членов колониального комиссариата, которых называл писаками, хищниками, мастерами путать цифры и т. п. Его споры с этим корпусом, который он справедливо обвинял в разорении всех колоний, были известны во флоте и различных поселениях, где он был начальником, и редко бывало, чтобы комиссар-распорядитель, находившийся под его начальством, не был отправлен обратно через три месяца по приезде. Колониальный комиссариат, как все административные корпуса, имеет склонность совать нос во все ведомства, впутываться во всякую службу. Главная цель его — уничтожить последнюю крошку честности, если таковая остается по недоразумению в возмутительном колониальном строе.

Сервен был единственный губернатор, не уставший еще от бесплодной борьбы с бездействием, недоброжелательством и невежеством колониальных бюрократов, он имел особенный способ кончать эту борьбу: немедленно отсылать обратно во Францию всякого администратора, который прятался за вечную стену уставов, чтобы не исполнить данного ему приказания. Все эти господа были принуждены приходить в назначенное время и работать. Он сажал комиссара под арест каждый раз, когда не находил его в канцелярии в часы службы.

Бесполезно говорить, что его ненавидела вся администрация и что его давно «спихнули» бы, как выражались эти господа, если бы у него не было хорошей опоры.

Никто в морском министерстве не смел его коснуться, потому что он был товарищем всех контр- и вице-адмиралов адмиралтейства, и они не позволили бы сделать ему ни малейшей неприятности. Когда он отсылал комиссара, ему присылали другого, и больше ничего.

Не далее как неделю тому назад к нему прибыл новый начальник администрации Жильбер-Пьер Крюшар, более известный под именем Жибе-Пье-Кюша, потому что он не в состоянии был произнести букву «р», как и все антильские креолы.

Этого человека выбрали за его классическое ничтожество (в чем он, впрочем, мало отличался от других своих товарищей) в расчете, что он не станет вступать в ссору с губернатором. Он заменил знаменитого Тука, который остался на «Осе», когда Гиллуа и Барте были выданы Гобби капитаном Ле-Ноэлем. Надо сказать в похвалу ему, что комиссар не затеял еще ни одной ссоры со своим начальником. Сервен был любезный и очаровательный человек, и, когда ему не приходилось ссориться с комиссаром, никто не имел характера приятнее и веселее.

Таков был человек, к которому явились Барте и Гиллуа. Как только они назвали свои имена и чины, губернатор протянул им обе руки и сказал:

— Как, это вы? Пять месяцев назад мне дали знать о вашем прибытии с еще двумя офицерами, а последний корабль привез мне известие о вашей смерти! Он же привез и других чиновников на ваши места.

Оба друга в нескольких словах рассказали ему о своих приключениях и страданиях, а также и о преданности дезертира, которому были обязаны своим освобождением.

— Вы прошли всю Центральную Африку? — спросил губернатор, который не верил своим ушам.

— Так точно.

— А как зовут того человека, который освободил вас из плена негритянского короля и проводил сюда?

— Ив Лаеннек; это моряк, который бежал в Сан-Паоло-да-Луанда, чтобы избегнуть осуждения на смерть.

— Лаеннек… Сан-Паоло-да-Луанда, — сказал Сервен, как бы припоминая, — что же такое он сделал?

— Он поднял руку на офицера.

— Вспомнил! — сказал губернатор, ударив себя по лбу. — Это я был командиром «Тизбы», когда случилось то происшествие. Мы стояли у португальской столицы Анголы… Зачем вы не привезли его сюда?.. Я немедленно засадил бы его!

— О!.

— Позвольте, я послал бы его на понтон, который служит нам тюрьмой, и выпросил бы ему помилование со следующей же почтой!

— Мы употребляли все силы, чтобы уговорить его следовать за нами, но он предпочитает жить в зарослях.

— Это его дело… Но с вами-то что будет? Я не могу оставить вас здесь. Как я уже вам сказал, на ваши места назначены другие, и потом, после столь продолжительного путешествия вы должны отдохнуть во Франции.

— Тем более что нам нечего здесь делать.

— Именно. Судно, которое ходит между Сен-Луи, Гореей и Габоном, стоит на рейде; оно уходит завтра; я отошлю вас в Горею, а оттуда вас отправят с первым случаем в Бордо или Нант.

— Наша признательность…

— Хорошо, хорошо. Вам надо сейчас же отправиться к этому дур… Жибе-Пье-Кюша, — продолжал Сервен, закусив губу. — Вы скажете ему, что были у меня, что я отправляю вас завтра, и попросите приготовить необходимые бумаги. Сделав это, воротитесь ко мне, я жду вас к завтраку, вы мне расскажете подробнее о ваших любопытных странствованиях.

Молодые люди немедленно отправились в канцелярию комиссара, который принял их со всем достоинством, приличным его должности. Выслушав с величайшим вниманием рассказ Барте об их приключениях и о визите к губернатору, Жильбер Крюшар ответил тоном, исполненным административной самонадеянности:

— Все, что вы мне рассказываете, очень интересно; но если вы даже действительно Барте и Гиллуа, мне до этого никакого дела нет. Ведь официально вы умерли и замещены, мне до вас нет никакого дела!

— Однако, — отважился сказать Барте, вне себя от удивления, — чиновники, замененные другими, имеют право вернуться на родину.

— Вы не понимаете, что я вам говорю: вы официально умерли, министерство уведомило нас об этом в своих последних депешах, а в таком случае, — прибавил Жибе-Пье-Кюша с улыбкой удовольствия, — никакая статья в уставе не дает мне права вас воскресить.

— Официально… — начал Барте, начинавший терять терпение.

— Именно, вы умерли с административной точки зрения, так что молодой человек, сопровождающий вас и который был…

— При жизни… — продолжал Барте.

— При жизни… — подтвердил Жибе-Пье-Кюша, — помощником комиссара, вследствие своей смерти…

• Предыдущая
• 42/107
• Следующая