Берег черного дерева и слоновой кости (сборник) - Жаколио Луи - Страница 30

• Предыдущая
• 30/107
• Следующая

— Бара-уаду (речные быки) тут, — сказал он, указав рукой на изгиб реки, похожий на маленькую бухту, вода в которой стояла неподвижно, как в озере.

— Спроси у него, — сказал Лаеннек Кунье, который всегда служил переводчиком, — как он мог обнаружить присутствие этих животных?

На вопрос немедленно был дан напыщенный ответ:

— Никакое животное ни в лесах, ни в воздухе, ни в воде не может ускользнуть от глаз фана. Йомби примечает бара-уаду, потому что они не могут скрыть свое дыхание.

Действительно, присмотревшись внимательно, путешественники приметили в том месте, на которое указывал Йомби, тысячи воздушных пузырьков, лопавшихся на поверхности воды.

Фан стал на носу с веткой железняка в руке; Кунье начал медленно грести по указаниям своего товарища. Лаеннек и молодые люди на всякий случай приготовили карабины.

В ту минуту, когда лодка вошла в бухту, Йомби вдруг смело погрузил в воду свою длинную ветвь, потом с быстротою молнии бросил ее и схватил топор, лежавший у его ног. Только что он успел стать в позицию человека, собирающегося ударить, как громадная голова бегемота высунулась из воды около самой пироги, и в то же мгновение топор опустился между глаз животного так, что наполовину исчез в черепе. Смертельно раненный, он бросился на нападающих и опрокинул лодку, но это было его единственное и последнее усилие; он скоро растянулся в потоке черной крови, лившейся из его раны, и остался неподвижен под водой.

В это время путешественники, находившиеся только в тридцати метрах от берега, добрались до него благополучно, не оставляя своих карабинов; к счастью, все стадо, испуганное шумом, поспешило на середину реки, не думая мстить за убитого товарища.

Между тем как Кунье вплавь тащил лодку к берегу, Йомби длинной веревкой привязал бегемота за один из его зубов и почти в одно время со своим товарищем вышел на берег. Наши путешественники могли только довести животное до берега; вытащить его из воды оказалось невозможно. Бегемот был крупен и тяжел. Лаеннек полагал, что вес его превосходит пять тысяч фунтов.

После короткого совещания решили разрубить тушу на месте, но для этого необходимо было переменить стоянку.

Переселение потребовало совсем немного времени, потому что запасов с ними не было никаких, кроме пороха и пуль; для пропитания путешественники должны были полагаться только на свое искусство, а из кухонной утвари хранили только чугунный котел, который Лаеннек брал с собой во все свои экспедиции и который был отдан на руки Буане.

Весь день рубили бегемота длинными полосами; прежде чем коптить, их сушили на огне, вытапливали жир, который Буана сливала в тыквенные бутылки, приготовленные Кунье и Йомби.

Уже вечером, увидев, что запас превосходит весом то, что пирога может вместить, путешественники бросили свое дело и начали строить на ночь шалаш и разводить костер для защиты от хищных зверей.

За этим занятием им показалось, что остатки бегемота на берегу зашевелились. Барте и Гиллуа хотели уже пойти узнать, что значит это странное явление, когда Лаеннек остановил их.

— Берегитесь! — сказал он. — Это, может быть, крокодилы. Конго ими наводнен.

Лаеннек сказал правду, потому что через несколько минут остатки бегемота исчезли под водой.

Крокодил оспаривает у бегемота владычество над большими африканскими реками. Справедливость требует сказать, что ни тот, ни другой не может успешно бороться с противником, поэтому они имеют обыкновение избегать друг друга, и довольно редко можно встретить их в одних и тех же местах, если только, как в настоящем случае, крокодила не привлечет труп его врага.

Вскоре Буана позвала путешественников к ужину, главные кушанья которого составляло мясо бегемота во всех видах — и вареное, и жареное. Мясо было объявлено превосходным и чрезвычайно похожим по вкусу на говядину.

Когда настала ночь, Кунье и Йомби занялись около костра завертыванием в банановые листья узких полос бегемотового мяса, которое высушили и выкоптили еще днем. Белые принялись чистить карабины, вымоченные при падении в воду.

Осмотрели запас пороха и ящик, в котором он лежал, завернутый в толстый слой сухих листьев. Набрали корней таро, иньяма и плодов хлебного дерева, сколько могло уместиться в лодке; и, прежде чем созвездие Южного Креста прошло первую четверть своего пути по золотистому небу экватора, все было готово к завтрашнему отъезду.

— Воспользуемся хорошенько этой ночью, ребята, — сказал Лаеннек своим товарищам, — это последняя ночь, которую мы проведем на твердой земле до берегов Банкоры.

Кунье, не спавший первую половину ночи, только заснул у костра, передав Йомби заботу об огне, как вдруг товарищ разбудил его и сказал шепотом:

— Слушай, злые духи потрясают небо и реку; Йомби боится.

— Что там такое? — спросил Кунье, немедленно вскочивший на ноги.

— Слушай и смотри, — продолжал фан.

Кунье прислушался… Река глухо ревела, воздух был тяжел и густ, время от времени его прорезывала молния без грома, как это бывает при приближении грозы.

Молнии сверкали у горизонта, над лесом, черные массы которого вспыхивали в темноте, но весь берег Конго оставался погруженным в глубокую темноту.

— Стоило тревожить мой сон, — сказал Кунье. — Йомби скучал и хотел разбудить Кунье, чтобы поговорить с ним.

— Это все, что понял Кунье?

— Я понял, что пойдет дождь, вот и все.

— Негр у белых людей лишился чутья своей расы; он говорит, как ребенок.

— Кунье не дикарь, он не ест человеческого мяса» он не…

Разговор уже переходил в ссору, когда ворчанье Кунье было прервано жалобным воем Уале, который протянул морду к реке, как будто угадывая опасность.

— Собака понимает язык реки, — сказал Йомби нравоучительно, — надо слушать собаку.

— Что нового? — спросил Лаеннек, которого вой Уале вызвал из шалаша.

Тут рев реки усилился до; такой степени, что вопрос Лаеннека остался без ответа; все трое принялись напряженно слушать, желая во что бы то ни стало разобраться в этом многоголосом шуме, тем более странном, что в воздухе не было ни малейшего ветерка.

Йомби, успокоенный присутствием того, кого считал начальником маленького каравана, поспешно обратился к Кунье со словами:

— Скажи Момту-Момани, что водяной смерч разразился в верхних землях, откуда течет река, и что мы едва успеем укрыться в лесу, чтобы избежать наводнения.

Как только Лаеннек услыхал эти слова, он сразу понял всю важность предостережений и, бросившись в шалаш, разбудил своих товарищей:

— Проворнее, друзья, проворнее! — кричал он. — Будет наводнение!

Гиллуа и Барте тотчас были на ногах и по приказанию Лаеннека захватили всю провизию, какую могли унести.

— В лес! — скомандовал Лаеннек отрывисто.

Ночь кончалась, и свет, сначала тусклый, но усиливавшийся с быстротой, обычной в южных широтах, дал возможность беглецам пуститься в путь. Они инстинктивно обернулись и приметили, что вода Конго уже залила шалаш, который они оставили пять минут тому назад.

В эту минуту Лаеннек вскрикнул с отчаянием:

— Наша пирога, наше единственное спасение!..

Лодка, о которой они забыли в своей поспешности и которую, впрочем, все равно не успели бы унести, неслась по волнам, как дерево, уносимое течением.

Храбрый Йомби, видя уныние, вдруг овладевшее теми, кто сохранил ему жизнь, бросил наземь свою ношу и, крикнув, чтобы продолжали бежать, кинулся в ревущие волны реки за лодкой… Ни приказания, ни просьбы не могли заставить его вернуться.

Пятеро беглецов поспешно достигли рубежа леса, который хотя отстоял только на полтораста метров от реки, до находился на таком возвышении, что вода не могла достигнуть его.

Очутившись в безопасности, они жадно устремили глаза на Конго, в эту минуту походивший на разъярившееся море, и приметили вдали человеческую фигуру, боровшуюся с волнами.

Это был Йомби с пирогой.

Через два дня после рокового события, на закате солнца, Лаеннек и его товарищи сидели около огня, который были принуждены разводить каждый вечер, и держали совет, что предпринять в том скверном положении, в которое их поставила потеря лодки.

• Предыдущая
• 30/107
• Следующая