Явление тайны - Баркер Клайв - Страница 21
- Предыдущая
- 21/127
- Следующая
В такие моменты, когда подделки возбуждали его и переставали быть подделками (потому что возбуждение было настоящим и не могло быть поддельным), Уильяму казалось, будто он лучше понимает Паломо-Гроув. За фасадом города таилась другая жизнь, исподволь управлявшая повседневными процессами – так незаметно, что никто, кроме Уильяма, не замечал ее. Порой и он о ней забывал. Порой месяцами, погрузившись в дела (Уильям занимался продажей недвижимости), он не вспоминал об этой невидимой руководящей длани. Но потом снова замечал что-то, как на снимке из порнографического журнала: странный взгляд одного из старожилов, или трещину на асфальте, или воду, сбегавшую с Холма после поливки газонов. Тогда он сразу вспоминал об озере, о «Лиге», о том, что город выдуман (хотя и не совсем выдуман – плоть есть плоть, ее не подделать), а сам он – один из актеров этой странной пьесы.
После того как расщелину в земле залили бетоном, жизнь снова пошла своим чередом. Город, хоть и отмеченный невидимой меткой, процветал, и Уитт вместе с ним. Лос-Анджелес расширял свои границы, городки в долине Сими (среди них и Гроув) превратились в спальные районы мегаполиса. В конце семидесятых, как раз когда Уильям занялся недвижимостью, цены на дома в городе значительно выросли. Выросли они и в дорогих районах, особенно в Уиндблафе, когда на Холме поселились несколько бывших звезд. Самый шикарный особняк с видом на город и долину купил знаменитый комик Бадди Вэнс, чье телешоу в свое время занимало самую верхнюю строчку в рейтингах всех телевизионных компаний. Чуть ниже на Холме поселился актер вестернов Рэймонд Кобб; он снес старый дом и на его месте построил огромное ранчо с бассейном в форме звезды шерифа. На участке между этими двумя владениями стоял особняк, полностью скрытый от посторонних глаз деревьями. Его приобрела звезда немого кино Хелена Дэвис, о которой в былые дни в Голливуде ходило великое множество сплетен. Теперь, когда ей было под восемьдесят, она никуда не выходила, что только подпитывало слухи: в городе регулярно появлялся очередной парень, всегда блондин и всегда шести футов ростом, и представлялся другом мисс Дэвис. За что ее дом окрестили «Обителью греха».
Пришли из Лос-Анджелеса и новые веяния. В молле открылся «Клуб здоровья», куда сразу же записалась куча народу. А когда появилась мода на рестораны «Жечь Ван», в Гроуве тоже открылись два таких. Они быстро обзавелись постоянными клиентами и не жаловались на конкуренцию.
Процветали и художественные салоны, предлагавшие деко, американский примитив и китч. В молле из-за недостатка места пришлось надстроить второй этаж. Появились и стали неотъемлемой частью жизни совсем новые заведения – магазин оборудования для бассейнов, солярии и школа каратэ.
Иногда какой-нибудь новосел в очереди на педикюр или в зоомагазине, пока дети мучительно выбирали одну из трех пород шиншилл, пытался намекнуть на дошедшие до него слухи. Здесь ведь что-то когда-то случилось, не так ли? Но старожилы Гроува быстро переводили разговор на менее зыбкую почву. Хотя уже выросло новое поколение, местные (как они любили себя называть) были твердо уверены, что о «Лиге девственниц» нужно забыть.
Но кое-кто в городе забыть об этом не мог. Одним из таких был Уильям. Остальных он старался не упускать из виду в течение последующих лет. Джойс Макгуайр – тихая, очень набожная женщина – без мужа воспитала Томми-Рэя и Джо-Бет. Ее родители несколько лет назад переехали во Флориду, оставив дом дочери и внукам. Джойс почти никогда не покидала его стен. Хочкис так и не оправился после предательства жены, ушедшей от него к адвокату из Сан-Диего, что был на семнадцать лет ее старше. Семья Фаррелов переехала в Саузенд-Оукс, но дурная слава нашла их и там. В конце концов они забрали с собой Арлин и уехали в Луизиану. Арлин так и не пришла в себя. Уильям слышал, будто редко случалось, чтобы она произносила больше десяти слов за неделю. Ее младшая сестра Джоселин Фаррел вышла замуж и переехала в Блу-Спрюс. Уильям видел ее как-то раз, когда она приехала в Гроув навестить друзей. Судьбы этих семей оставались по-прежнему тесно связаны с историей города. Уильям знал их всех, он здоровался с Макгуайрами, Джимом Хочкисом и Джоселин, но они ни разу не сказали друг другу ни слова.
В разговорах не было нужды. Все они знали то, что знали. И жили в ожидании.
II
Юноша был буквально черно-белый: черные волосы до плеч, завивавшиеся у шеи, черные глаза за стеклами круглых очков. Цвет кожи у него был слишком светлый для калифорнийца, зубы еще белее, хотя улыбался он редко и говорил мало. В обществе он начинал заикаться.
Даже «понтиак» с откидным верхом, который он припарковал у молла, был белый, пусть и поржавевший от снега и соли десятка чикагских зим. «Понтиак» провез своего хозяина через всю страну, хотя и заставил его пару раз поволноваться в пути. Пора было вывести эту машину в поле и пристрелить. Чтобы узнать приезжего, достаточно было просто взглянуть на ряд припаркованных автомобилей.
Или на самого юношу. Он чувствовал себя беспомощным в своих вельветовых штанах и поношенной куртке (слишком длинные рукава и слишком узко в груди – как и у всех курток, что он покупал). В Гроуве цена человека определялась по цене его кроссовок. Но молодой человек не носил кроссовок. Он носил черные кожаные ботинки до тех пор, пока они не разваливались, а потом покупал такие же новые. Но, вписывался он в местную жизнь или нет, он приехал сюда по делу, и чем скорее он этим делом займется, тем скорее почувствует себя в своей тарелке.
Для начала нужно сориентироваться. Юноша выбрал магазинчик «Замороженный йогурт», где было меньше всего народу, и нырнул туда. Там его встретили с таким радушием, что он испугался, будто его узнали.
– Привет! Чем я могу вам помочь?
– Я… нездешний, – начал он. «Дурацкое заявление», – мелькнула мысль. – Я хотел узнать… узнать, где мне купить карту?
– Карту Калифорнии?
– Нет, карту вашего города. – Он старался говорить короче, чтобы его заикание было менее заметно.
Человек за прилавком улыбнулся еще шире.
– Зачем вам карта? У нас маленький город.
– Ясно. А как насчет гостиницы?
– Конечно! Легко. Есть одна совсем рядом. Или новая, в Стиллбруке.
– Какая самая дешевая?
– «Терраса». С другой стороны молла.
– Прекрасно.
Улыбка, которую он получил в ответ, говорила: «У нас все прекрасно». Он и сам в это почти поверил. Множество блестящих новеньких машин; светящиеся указатели торгового центра, яркий, словно воскресный утренний мультик, большой плакат на фасаде мотеля: «Добро пожаловать в цветущий рай Паломо-Гроува!» Юноша добрался до гостиницы, снял номер и с облегчением задернул шторы, чтобы отгородиться от дневного света и немного полежать в полумраке.
Последний отрезок пути порядком его утомил. Он решил сделать зарядку и принять душ, чтобы привести себя в порядок. Он относился к своему телу как к механизму, а сейчас оно слишком долго просидело в машине и нуждалось в разминке. Минут десять он разогревался, имитируя бой с тенью, проводил комбинации ударов руками и ногами, затем последовала его любимая связка из более сложных приемов: «топор», «полумесяц в прыжке», хук с разворотом и удары ногами в прыжке с разворотом. Как обычно, физические упражнения помогли привести мысли в порядок. Когда он дошел до растяжек и приседаний, он уже был готов перевернуть полгорода в поисках ответа на вопрос, из-за которого сюда приехал.
Кто такой Ховард Катц? Ответ «я» больше его не устраивал. Он был просто машиной. Он хотел знать больше.
Первой этот вопрос задала Венди – в долгий вечер споров, закончившийся тем, что она от него ушла.
– Ты мне нравишься, Хови, – сказала она – Но я не могу любить тебя. И знаешь, почему? Потому что я не знаю, кто ты.
– Сказать, кто я? – ответил Хови. – Человек с дырой в Душе.
– Довольно странное определение.
– Довольно странное ощущение.
Это было странно, но это было правдой. У других были разные способы ощущать себя людьми: честолюбие, убеждения, вера. Ему досталась лишь жалкая неопределенность. Те, кому он нравился – Венди, Ричи, Лем, – относились к нему терпеливо. Они ждали, пока он, заикаясь и запинаясь, выскажет свое мнение, и даже пытались найти смысл в его словах. («Ах ты, святая простота», – сказал как-то ему Лем, и Хови до сих пор это помнил.) Но для прочих он был Катц-недотепа Открыто ему этого не высказывали – никто не рисковал меряться с ним силой. Но он знал, что за его спиной люди так говорят. Каждый раз все сводилось к одному: Кати – неполноценный.
- Предыдущая
- 21/127
- Следующая
