Заглянуть вперед (Сборник) - Браннер Джон - Страница 29

• Предыдущая
• 29/59
• Следующая

Это был подходящий момент. Одним прыжком Макс влетел в операционную, схватил алюминиевое блюдо, и, чуть его не уронив, — оно оказалось неожиданно тяжелым — выбежал в коридор.

За его спиной раздались крики, топот бегущих ног. Он не обращал внимания, даже не оглянулся.

Вцепившись в блюдо изо всех сил, он мчался вниз по коридору, будто сам дьявол гнался за ним по пятам. Он никогда раньше не думал, что коридоры эти такие длинные, длинные, как бесконечный ужас кошмаров, каждый поворот — непроходимое препятствие, как глухая стена.

— Вернитесь! Остановите его!

Бесплотными призраками плыли их крики вокруг него, но бешеный гул крови в ушах забивал их, глушил, уносил прочь.

Он был уже в вестибюле, люди испуганно шарахались в стороны. Сиделки. Вахтер. Пациенты — одни только пришли, другие уже выписываются. Он увидел, что вахтер бросился ему наперерез, закрывая дорогу к большой стеклянной двери, сейчас начнет задавать вопросы, а телефон трезвонит, не переставая. Он поднял алюминиевое блюдо, и, держа его, как щит, или, скорее, как таран, прошел сквозь дверь, осыпав пол дождем стеклянных осколков. Кажется, несколько осколков впились ему в руки, но до порезов ли сейчас, когда на осуществление задуманного плана остаются считанные секунды?

Быстро лавируя между автомобилями, аккуратно поставленными у обочины так, чтобы оставался свободным проезд для машин скорой помощи, он бросился на мостовую. Это должна быть та же труба, смутно пронеслось в голове. Иначе нет никакой гарантии, что кости найдут, и что Смиффершон использует их, посылая кошмарные видения Уилфреду Мяснику Фитцпрайеру. Вонючий Вилли. В мозгах у него гангрена. Лучше бы ему голову отрезали. У-ухххх!

Он почти упал на тротуар, блюдо со звоном ударилось об асфальт. Он не обращал никакого внимания на толпы прохожих, на машины, которые со свистом проносились в полуметре от его склоненной головы. Окровавленными руками он вцепился в прутья решетки, закрывающей канализационную трубу, в которую упал обрубок его пальца; повязка, только что наложенная Фолкнером, быстро почернела от грязи, и, когда он упирался свежей раной в прутья решетки, острая боль пронизывала все его тело, но он не обращал внимания. Он вцепился в прутья мертвой хваткой и рвал их на себя, растягивал, дергал из стороны в сторону. Бесполезно. Решетка не сдвинулась с места.

От напряжения у него ныли легкие, кружилась голова; тяжело дыша, он повернулся к блюду, лежащему рядом. Крышка, проклятая крышка, как же она открывается? Плевать на этих кретинов, которые стоят вокруг, пялят глаза и задают идиотские вопросы — это же все ради них, ради будущего. Крышка поддалась. Зазвенела об асфальт. Затолкать ногу внутрь, пусть хоть один кусочек попадет в трубу, маленький кусочек, одна крохотная косточка, такая, как моя!

Рядом раздался женский визг. Кричали что-то мужчины. Вопил ребенок, которого оттасткивали из быстро набежавшей толпы.

— Макс! Макс!

Расталкивая остолбеневших зевак, показался Ленш. За ним бежал вахтер. Попался, проклятье, что делать, о, господи…

Он вскочил, прижал к себе ногу Уилфреда Фитцпрайера — свой инструмент для связи с будущим, и увидел вокруг только врагов, пришедших, чтобы помешать ему выполнить свой план. Он круто повернулся и выбежал прямо на мостовую.

Машина уже не могла остановиться; шофер изо всех сил надавил на тормоза, выворачивая руль, но крыле радиатора подсекло Макса Хэрроу пониже колен, смяло его, и, как вялый, наполовину пустой мешок, с размаху швырнуло на землю.

Забрызганные кровью шины с визгом заскользили по асфальту.

— Надо было заставить его как можно дольше не выходить на работу после смерти сына, — сокрушенно вздохнул Ленш. Он сидел за столом, нервно перебирая пальцами нож для разрезания бумаги.

Сидящий напротив Фолкнер пожал плечами и сказал, будто оправдываясь:

— Но он так тщательно скрывал свое состояние почти до самого последнего дня.

— Да… — ответил Ленш, не поднимая головы. — Я заходил к его жене, после того, как это случилось, хотел узнать, могу ли что-нибудь сделать для нее. Там был Скормен, вы его знаете, участковый, он живет неподалеку от них. Это его собаку убил Смиффершон.

Фолкнер кивнул.

— Что он сказал?

— Да ничего особенного. Дал ей снотворное и уложил в постель. Сказал, что хочет как можно скорее отправить ее к родителям, пусть немного успокоится. Больше ей ничем не поможешь.

— Да, пожалуй, — согласился Фолкнер.

Он нерешительно помолчал, потом заговорил снова:

— Проф, а зачем ему понадобилась нога Фитцпрайера? Вы не знаете? Или это произошло случайно, из-за психического расстройства, а определенной цели у него не было?

— Я… О, вам я, пожалуй, могу оказать. Вы ведь были самым близким его другом в нашей клинике, не так ли? Так что, в случае, если вы увидите его жену, чтобы не сказали что-нибудь не то.

Ленш откинулся на спинку кресла и стал смотреть в окно.

— Он построил одну фантастическую, но очень остроумную гипотезу насчет Смиффершона. По его утверждению, Смиффершон каким-то образом явился к нам из будущего, после ядерной войны. Это должно было объяснить и его необычный язык, и то, что он не имеет никакого понятия о тканях, и его невосприимчивость к радиации, и то, что он сумел дожить до такого возраста, страдая гетерохилией. Макса, по-видимому, мучили по ночам кошмары, действие которых постоянно вращалось вокруг этих его идей, и особую роль в них играла верхняя фаланга среднего пальца. Очевидно, после несчастного случая с рукой у него подсознательно возникла уверенность в том, что он потерял именно этот палец, похожий, к тому же, само собой, на кость, найденную у Смиффершона. Если я правильно его понял, он считал эту кость чем-то вроде промежуточного звена психической связи.

Вы сами рассказывали мне, как озлоблен он был против Фитцпрайера и подобных ему политических деятелей, считая радиоактивные осадки причиной смерти своего сына, что вполне возможно. Так что, при таких обстоятельствах, в его поведении не было ничего противоестественного. А ногу, как мне кажется, он хотел бросить в ту же сточную трубу, куда упал и обрубок его пальца, с тем, чтобы люди из будущего смогли посылать свои кошмары человеку, которого Макс считал виновным в смерти своего сына.

Ленш грустно улыбнулся.

— Остроумно, правда?

— Очень. Значит, сумей мы вовремя найти рациональное объяснение Смиффершону, Макс и сейчас был бы с нами?

Фолкнер с силой ударил кулаком в ладонь другой руки.

— Проф, мы обязаны узнать всю правду об этом проклятом бродяге!

— Со временем узнаем, непременно узнаем, — не очень уверенно сказал Ленш. — Насколько я понимаю, ваша знакомая находится сейчас у него. Почему, собственно, вы здесь, а не там, с ней?

— Нам пришлось ограничить время пребывания в одной с ним комнате. Он так заражен, что стоит ему только дунуть на счетчик Гейгера, тот начинает трещать как взбесившийся будильник. Просто чудо, что за неделю пребывания в общей палате он никому не причинил вреда, во всяком случае, по нашим последним данным. К тому же, Лаура — единственный человек, который ухитряется с ним общаться.

— Ну, она-то, конечно, защищена?

— О, да. Она надевает маску, когда заходит к нему, а когда уходит — переодевается и принимает душ.

— Хорошо. Вот что, Гордон. Я сейчас уезжаю. У меня есть еще минут пятнадцать, и я хотел бы поговорить с мисс Дэнвилл, узнать, как идут дела. Вы не могли бы попросить ее зайти ко мне?

— Конечно, — сказал Фолкнер и встал.

Глубоко задумавшись, он медленно шел по коридору к палате, в которой был изолирован Смиффершон. По дороге он обогнал сиделку, раздраженно толкавшую перед собой тележку, плотно закрытую воздухонепроницаемым полиэтиленовым чехлом. Это было сделано ради Смиффершона; он требовал к себе, пожалуй, гораздо больших мер предосторожности, чем больной оспой.

Черт возьми, в самом деле, можно понять, как такой, обычно уравновешенный человек, как Макс Хэрроу, мог поверить своим диким предположениям! — подумал Фолкнер. Смиффершон, должно быть, невероятно невосприимчив к радиации, как будто из миллионов людей природа выбрала именно его, безжалостно пропустив через особый генетический фильтр. И откуда только в наши дни мог взяться в его крови и костях такой заряд смерти? Макс ничего не знал о панике, которая поднялась тогда вокруг Смиффершона, потому что ему приказали не выходить из дома: была поставлена в известность полиция, в клинику, а также в те места, куда, как было известно, заходил бродяга, выехали эксперты в поисках опасной для жизни радиации. Даже через несколько дней они смогли обнаружить очень слабые следы облучения, хотя, к счастью, никто не пострадал: радиация была не сильнее, чем от циферблата светящихся часов.

• Предыдущая
• 29/59
• Следующая