Математические досуги - Свет Жанна Леонидовна - Страница 28

• Предыдущая
• 28/36
• Следующая

— Я не хотела хотеть!

— Я понял, — он сказал это так серьезно и добро, что я сразу поверила: конечно, он все понял, он не думает обо мне плохо, теперь бы и самой перестать о себе плохо думать — и все было бы прекрасно.

На этой мысли я уснула и проснулась от звука льющейся воды. В постели я была одна, в ногах у меня лежал махровый халат, который я надела и пошла на звук.

Евгений был на кухне, чистил картошку. Одет он был так, словно выходил куда-то. Услыхав мои шаги, он обернулся ко мне с улыбкой и сказал: Я в магазин ходил. Вернулся — ты мирно спишь. Так хорошо. Он снова отвернулся к раковине, а я прижалась щекой к его широкой спине, обтянутой красивой рубашкой и сказала:

— Я тебя люблю.

— Ну, прямо уж сразу — люблю, — хмыкнул он, не оборачиваясь, и я — в который уже раз — опять мысленно отшатнулась от него.

Это тоже было новым для меня. Существовали, оказывается, такие отношения между людьми, при которых драгоценное признание в любви никакой ценности не имело и не вызывало не только ответной эмоции, но — наоборот — рождало усмешку. Подобные отношения были новостью для меня и нужно было разобраться в них и понять, как вести себя и как бороться, чтобы самое сокровенное не выглядело скучным, обыденным. и дешевым.

Но Евгений был необычайно чуток. Услыхав, что я притихла, он обернулся, посмотрел на меня и сказал:

— Ну, какая любовь — ты меня не знаешь совсем. Пусть время пройдет, тогда можно будет о любви говорить. А теперь иди умойся — нужно поесть.

Весь день мы провели в постели, а вечером ему нужно было уйти: он вел в театр свою кузину — хозяйку квартиры. Мне мучительно было думать, что он уйдет, и нужно будет как-то несколько часов просуществовать без него, но мысль уехать домой опять не посетила мою голову.

Более тоскливого вечера в моей жизни не было. Телевизор отсутствовал в этой квартире. Книги были только на английском, а мой опыт технических переводов не слишком помог мне в чтении художественной литературы. Я убрала на кухне, приняла ванну, повалялась, но время не хотело двигаться.

В отчаянии сидела я на кухне, желание уйти становилось все сильнее, но Евгений, словно чувствуя, что я могу захотеть исчезнуть, не взял с собой ключ, сказав, что ему будет очень приятно, когда я ему открою дверь. Не могла же я уйти и оставить человека на улице!

Но вот на лестнице послышались шаги, он позвонил, я открыла, он с порога тут же меня обнял, и вся тоска, все сомнения исчезли, как не было.

Врач хотел положить меня в больницу, но я отказалась, под тем предлогом, что дома я лежу в тишине и покое, нет чужих людей, а в скученности и суете больнице мне станет только хуже. В действительности, я боялась, что Евгений придет, не застанет меня, никто ему не объяснит, куда я подевалась, и я его потеряю.

Время тянулось бесконечно, я жила в вязком мире. Вязкие мысли тяжело перемешивались в мозгу, вязкие слезы текли к вискам. Мешал дыханию вязкий воздух и никуда я не могла спрятаться от вязкого желтого света настольной лампы.

Однажды, проснувшись после очередного укола, я поняла, что хочу есть. Заглянув в холодильник, я обнаружила, что в нем даже повесившейся мыши нет и решила собраться с силами и пойти в магазин. Появление чувства голода уже было хорошим признаком, а если его закрепить волевым действием, то я могу выкарабкаться из своей вязкой желтой ямы раньше, чем рассчитывает мой врач. Нужно было сперва пойти в душ, и я занялась внушением себе, что это не страшно, я дойду, а мыться можно сидя на стуле…

Легкие торопливые шаги послышались в коридоре, и у меня почему-то сжалось сердце. Шаги замерли у моей двери, а в следующую секунду кто-то троекратно постучался.

— Войдите, открыто, — голос мой прозвучал слабо, но дверь, тем не менее, открылась, и в нее вошел Евгений. Он улыбался, но взгляд был напряженным и настороженным, так смотрит человек, не знающий, какая встреча его ожидает.

Я чуть не задохнулась, сердце начало колотиться и требовать, чтобы его выпустили наружу, оно грохотало в ушах так, что я на какое-то время просто оглохла. Голова закружилась, и я упала на подушку. Евгений подскочил ко мне, обнял и помог сесть.

— Что с тобой? Ты больна? — спросил он.

Я только кивнула. Он прочел названия лекарств, лежащих на тумбочке, и удивился:

— Сердце? У тебя больное сердце?

Я уже справилась с собой и сумела сказать, что не само сердце, что у меня нервное истощение, а эти препараты мне дают, чтобы сердце поддержать.

— Что это ты придумала — болеть? Зима кончается, наконец-то весна наступила, гулять нужно, а не болеть. У тебя все есть, что нужно? В аптеку не нужно или в магазин? Что ты ешь, ты голодная?

Он заглянул в холодильник, хмыкнул и сказал, надевая шапку:

— Я — в магазин. Что купить? Особые пожелания есть?

У меня было одно желание: чтобы он, наконец, сел и никуда больше не девался, — что я ему немедленно и сообщила. Он хохотнул коротко:

— После магазина — пожалуйста. А сейчас говори, что покупать?

Я попросила сливок и чего-нибудь сладкого, он кивнул и ушел.

Уже через две минуты мною овладела паника. Мне казалось, что он никогда не вернется, я ругала себя за то, что отпустила его, могла бы и обойтись, спустилась бы в буфет, на худой конец, а вот теперь что делать — ушел, вернется ли?

Время перестало быть вязким и понеслось вскачь, часы стучали громче моего сердца, ожидание становилось нестерпимым, я уже была готова закричать от невозможности вынести эту муку, но тут дверь отворилась и на пороге появился Евгений с охапкой свертков в руках.

Он что-то понял по моему лицу, потому что торопливо сбросил свертки на стол и кинулся ко мне.

— Ну, что ты, что ты. Успокойся, перестань. Вот же я — пришел. Ты что себе напридумывала, дурочка?

Он гладил мои волосы, вытирал своим платком глаза и шептал, шептал мне в ухо какие-то слова, а я успокаивалась в его руках, затихала, сникала.

Потом он кормил меня, поил чаем со сливками, потом мы сидели и молча глядели друг на друга.

Я ждала, и он знал это, но ему трудно было начать. Наконец, собравшись с силами, он произнес:

— Капитанова невеста жить решила вместе.

— Что это значит? — не поняла я.

— Это значит, что жена решила вернуться.

— И?

— Ты пойми: мы десять лет вместе. У нас ребенок. Мы жили нормально до этой ссоры, понимаешь? Ты ведь тоже замужем, ты готова развестись завтра?

Я прислушалась к себе и поняла, что я не только не готова к разводу завтра, но и, вообще, к нему не готова. Лишить Мишку отца, семьи? Да ни за что! Уйти самой и тем самым поселить в его душе комплекс брошенного матерью, ненужного ей ребенка — ни в коем случае, да и я без него жить не смогу. И родителей Сережи я не могла так оскорбить, и самого Сережу. Они помогли мне выжить, независимо от побудительных мотивов, а я опять сделаю их сына одиноким и не просто одиноким, а брошенным? Я знала, что не пойду на это.

Евгений наблюдал за мной. Он, явно, видел, какая во мне шла работа, и по моему лицу понял ее результат.

— Вот видишь? А ведь ты замужем всего-то три года! И мужа не любишь — сама говорила. Думаешь, я стал бы тебе голову морочить, если бы ты сказала, что любишь его? А она меня любит. И мы давно вместе. Правда, последнее время у нас что-то разладилось, боюсь, дело к концу идет. Но пока я это не выяснил, я никаких шагов предпринимать не буду. Если суждено всему кончиться, пусть оно кончится естественным образом. Разводиться можно только тогда, когда ничего не удерживает вместе. Если хоть крошечный крючочек цепляет, разводиться нельзя.

— А я, что будет со мной, с нами?

— Будем встречаться. Мы ведь с тобой так и так собирались просто встречаться, правда? Не было речи о разводах, женитьбах и тому подобных катаклизмах? Я вижу один, правда, существенный минус: встречаться мы будем реже, чем я надеялся. Но даже если бы она не вернулась, я бы вскоре стал малодоступным. Мне нашли нового руководителя, и я должен готовиться к защите, а это — читалка двадцать пять часов в сутки.

• Предыдущая
• 28/36
• Следующая