Математические досуги - Свет Жанна Леонидовна - Страница 19

• Предыдущая
• 19/36
• Следующая

Люся моя болела дня четыре-пять, и каждый день мой новый знакомый подходил ко мне на пляже, играл с малышом, провожал нас до дачи и уходил, поклонившись и ничего не говоря.

Люська терялась в догадках, что за радость этому человеку быть добровольной няней у чужого ребенка, да и я не совсем понимала его побудительных мотивов.

В очередной раз, проводив меня, он вдруг сказал, что они с другом затеяли шашлык сегодня вечером и приглашают нас к себе. Так, ничего особенного, шашлык, немного сухого вина, музыку послушаем, его папа и мама тоже будут, они вас тоже приглашают — семейный вечер, если вы опасаетесь идти в гости к незнакомым людям. Да, извините, я до сих пор не представился. Меня Сергеем зовут.

Он умолк, глядя на меня. Мы с Люсей переглянулись, я собиралась отказаться, но она опередила меня и сказала, что, конечно же, мы придем. Мне показалось, что его отпустило какое-то напряжение, с которым он ждал ответа. Во всяком случае, создалось впечатление, что он перевел дух.

— А как же ребенок…— неуверенно начала я, — ему ведь спать нужно.

— А мы его в доме уложим. Мама друга очень детей любит — приглядит за ним. Так я вечером зайду за вами.

Он ушел, а мы стали кормить малыша, решать, что надеть вечером, мыть головы и накручивать волосы на папильотки из бинта и газетной бумаги — работы хватило как раз до темноты, а когда стемнело, Сергей пришел за нами, и мы ахнули, потому что был он в белой летней форме моряка торгового флота и выглядел просто потрясающе. Оказалось, что они с другом служат вместе, он — старпомом, друг — стармехом, у обоих отпуск, в который они решили приехать сюда и отдохнуть в тишине и безлюдье.

Чувствуя себя золушками на балу, мы отправились к дому друга, откуда доносились запахи жарящегося мяса, звучала какая-то танцевальная мелодия, а весь двор был освещен гирляндой из обычных лампочек, протянутой между деревьями.

Друг и его родители оказались армянами, очень радушными и веселыми. Мама, тетя Седа сразу схватила мальчика и стала с ним играть, время от времени шутливо накидываясь на сына с требованием немедленно осчастливить ее внуками и упреками в эгоизме, который заметен всем девушкам, а потому он дожил уже до тридцати лет, но все еще не женат, видимо такова ее горькая доля — умереть, не увидев его детей.

— Не до тридцати, а до тридцати двух, — смеясь поправил ее сын, — я не женщина, мне молодиться ни к чему.

Она безнадежно махнула на него рукой и унесла ребенка в дом, чтобы уложить спать.

Вечер, и вправду, оказался приятным. Шашлык был очень вкусный, тем более, что мы с подругой сидели на одних овощах и молоке: наш бюджет не позволял нам тратиться на мясо. Вино было легким и приятным, но я выпила всего полбокала, ведь я еще кормила малыша. Вина мне больше не предлагали, стали наливать в бокал яблочный сок, а я удивилась такой деликатности: никто ничего не сказал, просто и молча сделали так, как было лучше для меня.

Меня все удивляло в этих людях. И то, что Роман — сын — запросто шутил с родителями, и они его не обрывали, не говорили, что он забывается, не считали его тон непозволительным при разговоре с отцом и матерью. И то, что он мог вот так, запросто, пригласить к столу друзей — а получалось даже, что и не друзей, а совершенно незнакомых людей, подумаешь, пляжное знакомство. И то, что он привез с собой друга, опять-таки, незнакомого семье. Стол был заставлен замечательными армянскими соленьями, мать требовала, чтобы все ели побольше… Мне это было так странно и непривычно: ведь у нас дома еда готовилась по принципу пусть лучше не хватит, чем останется, и я с самого детства знала, что, проголодавшись вечером, лучше терпеть до утра — все равно ничего не дадут, зато наслушаешься.

Вот так живут нормальные люди, нормальные семьи, — с горечью думала я и не могла понять, почему именно мне не досталась такая семья.

Подруга моя вовсю кокетничала с Романом, ему это, явно, нравилось, родители его несколько раз многозначительно переглянулись, и отец — дядя Аркадий — ухмыльнулся, а мать понимающе ему подмигнула. Кому-то пришла идея потанцевать, мы поднялись, сильные руки взяли меня за талию, очень близко я услыхала мужское дыхание, мы стали двигаться под музыку, лившуюся из маленького приемника, но никаких особых эмоций я не ощутила. Мне было так хорошо от царившей в этом дворике семейной атмосферы, совершенно не знакомой мне ранее, что на более сильное чувство я была просто не способна.

Все хорошее когда-нибудь кончается. Кончился и этот праздник, Сергей вынес из дома спящего малыша, и мы пошли к нашему двору. Дошли до него только мы с ним — наши друзья по дороге куда-то делись. Сережа положил мальчика на постель, погладил меня по голове и ушел, сказав спокойной ночи.

Я осталась одна в темноте и была даже рада этому. Что-то новое входило в мою жизнь, что-то большое — больше, чем я могла в тот момент осознать, оно не помещалось в мое сознание, нужно было подумать, но вот беда, о чем думать — я не знала. Знала только, что любой человек, оказавшийся в тот момент рядом со мной, был бы лишним.

Уснула я неожиданно быстро, утро было лучезарно, настроение прекрасное, я пела, моя малыша, готовя ему и себе завтрак, на запах которого из дома выползла, сонная и томная, Люська.

На пляж мы теперь ходили вчетвером, надобности в тачке не было никакой: малыш теперь приезжал к морю на сильной шее Сергея, а назад, как правило, возвращался уже спящий, лежа в его же сильных и надежных руках. У нашей парочки вовсю раскочегаривался роман, Люська моя ходила ошалевшая и мало контактная, что меня вполне устраивало: меня переполняли тишина и покой, и мне не хотелось их спугнуть.

Идиллия эта продолжалась недолго: задул холодный северный ветер, на море начался шторм, жить на даче стало невозможно, и мы решили вернуться в город. Родители Романа уже уехали — они оба работали и приезжали на дачу только в выходные дни, ребята договорились с соседом, у которого была машина, и он отвез нас всех домой.

Отпуск у парней еще не закончился, а потому мы продолжали встречаться: ходили вместе гулять, в летний кинотеатр, куда можно было взять малыша в коляске, и он мирно спал, пока мы смотрели фильм. В особенно холодные вечера мы сидели у Романа, в квартире его родителей: болтали, слушали музыку — там были такие пластинки, какие только из загранплавания и можно было привезти, — тетя Седа кормила всю нашу ораву и тетешкалась с моим малышом. Ему она страшно нравилась — видно, детям необходимо общаться с бабушками, он и стал ее бабой называть, а она чуть не рыдала от умиления. Дядя Аркадий тоже хотел получить свою порцию любви от маленького человечка, ревновал его к жене, они пару раз даже поссорились из-за того, кто будет его чаем поить… Такие добрые и светлые были люди… Почему бы всем не быть такими?

Мне было очень хорошо с ними, но сердце щемила одна и та же боль: скоро парни уедут, и все закончится, а я останусь со своими родителями — чужими, недобрыми, жадными; с их неприязненными взглядами при редких встречах, с их ханжеством и неискренностью. Хватит ли сил у меня снова втиснуть свою расправившуюся душу в холодную раковину бесчувственности и апатии — потому что, если не хватит, погибнем мы оба: и я, и мой ребенок.

Дня за три до отъезда ребят Люся сообщила мне, что Роман зовет ее с собой, отказывается без нее ехать, что уже и с родителями его разговор был, они очень довольны, и даже уже билеты куплены…

Это был удар! Я была очень рада за нее, но ее отъезд означал, что я остаюсь одна, совсем одна — без поддержки и помощи — а ведь прошлую зиму я только благодаря подруге и пережила. Что бы я делала, если бы не выходные, когда можно было отдохнуть и отдышаться от своей тюрьмы в родительской квартире?!

Последний вечер прошел очень тяжело для меня. Я была, словно в тумане. Улыбалась, говорила что-то, ела, пила, но все это происходило автоматически, без моего участия, а сама я находилась на дне черного отчаяния, где билась лишь одна мысль: как мне дальше жить?

• Предыдущая
• 19/36
• Следующая