Математические досуги - Свет Жанна Леонидовна - Страница 16
- Предыдущая
- 16/36
- Следующая
Не подвела она меня и на этот раз. Однажды вечером в дверь кто-то постучал. Соседка по комнате открыла и сказала через плечо:
— Это тебя.
Я вышла и увидела в коридоре какую-то квадратную девицу, такой комод на ножках. Выглядела она мощно, лицо у нее было грубо сработано, крупные черты выглядели топорными и неженственными. Видела я ее впервые, а потому вопросительно уставилась на нее и стала ждать, что последует дальше.
Она, явно нервничала, а я не могла понять причины. Наконец, она слегка вызывающе сказала:
— Ты — такая-то? Я Зина.
Удивлению моему не было предела. Эта простецкая баба так не шла моему другу, настолько дико они должны были выглядеть рядом друг с другом, что я сразу же поверила: любви не было, я ничего ни у кого не отнимаю. Внешне я оставалась бесстрастной — мне очень рано пришлось научиться искусству скрывать чувства: родители так часто обижали меня, вольно и невольно, требуя при этом демонстрации хорошего настроения, что я и сама не всегда понимала, показывает ли мое лицо истинные эмоции, или же маска холодного равнодушия и есть мое истинное лицо.
Зина, продолжая вибрировать, предложила отойти в спокойное место и поговорить.
— А нам есть, о чем говорить? — спросила я. Она заверила меня, что есть, иначе бы она не пришла ко мне ни за что.
Мы отошли к окну, я села на подоконник, она продолжала стоять.
— Я слушаю, — напомнила я ей.
— Ты встречаешься с моим парнем, — в голосе ее звучали обличающие нотки.
Я поморщилась.
— Во-первых, договоримся сразу: брудершафта мы не пили, а потому на ты разговаривать не будем. А во-вторых, с кем я встречаюсь? — я вовсе не собиралась показывать ей, что знаю о ее существовании или даже думаю о ней.
— С таким-то. Он мой парень. Меня предупреждали, что ты непростая штучка… Но ты превзошла мои ожидания
Я сделала вид, что слезаю с подоконника:
— В таком ключе я с вами разговаривать отказываюсь.
Моя собеседница сбавила тон:
— Хорошо-хорошо, вы. Дело в том, что мы с ним встречались полтора года, договорились, что поженимся после моей практики, я уехала, вернулась, а тут такой сюрприз.
— Да, сюрприз, я понимаю, не из приятных. Но почему Вы пришли ко мне? Идите к нему. Ко мне какие претензии? Я о вас ничего не знала, мне понравился человек — я должна была сначала о нем сплетни собрать? Это ваши с ним дела — разбирайтесь с ним.
— Да я уже ходила к нему, он разговаривать не хочет. Я ведь уже десять дней, как вернулась, уже раз пять с ним говорить пыталась: и в лабораторию к нему ходила, и домой к нему ездила — тетка только плачет, а он ушел и в ванной заперся. Отдайте мне его! У нас с ним все, все было, я ведь надеялась, что мы поженимся, поэтому на это пошла, а как же мне теперь? Вы молодая, красивая, у вас еще много будет парней и получше, а он — мой, оставьте его мне!
Я была ошарашена. Все было мне странно и неприятно — и трусость моего героя, не желавшего честно поговорить с девушкой и объяснить, глядя в глаза, не прячась за письмо, за равнодушную бумагу, что все в жизни меняется и что придется смириться с этим; ее страстное желание заполучить любой ценой, ценой унижений, предавшего ее любовника, ее неумение вести себя с достоинством.
Ситуация, пережитая мною год назад повторялась с точностью наоборот — я была разлучницей, мой возлюбленный пытался втихаря сбежать от прежней подруги, я должна была стать причиной ее слез и переживаний и вызвать на себя ее проклятья.
— Представляете, он ведь мне до последнего дня писал письма, да такие, что я ничего и не заподозрила. Приезжаю, а мне девки и говорят… Отдайте его мне!
Меня коробил ее пафосный тон, да и вся сцена была такой безвкусицей, такой пошлятиной, такой грязной показалась я себе самой, что захотелось убежать куда-нибудь, где не было бы этих мелких людишек с их постельными страстями.
— Что значит — отдайте? Игрушка он, что ли? Взрослый человек, сам думает, что ему делать. Как я его отдам? Я и не держу его. Сумеете забрать — забирайте. Кому он нужен, если его можно забрать, отдать. Вы его совсем не уважаете? Разве можно о человеке, как о вещи — отдайте.
Эх, девочка, зачем мне его уважать — я его люблю. А вот любите ли его вы, это вопрос.
А я и сама уже не понимала, люблю ли я его. Это был первый раз, когда я поняла, что умею любить только лишь до возникновения первых заморозков. Сама я была человеком неконфликтным, если влюблялась, то объект любви становился в моих глазах самым красивым и умным, домашняя школа приучила меня не капризничать, а потому, рано или поздно, начинали капризничать мои избранники, и моя любовь тут же шла на убыль, в разных случаях с разной скоростью. А мне бы так хотелось всю жизнь провести с кем-нибудь в мире и согласии. Однажды, только однажды мне повезло… Нет, не сейчас, это было много позже… Может быть, расскажу, если успею.
Зинка ушла, а я стала обдумывать все, что произошло. И тут я поняла, что она уже десять дней в Москве, уже встречалась с ним, а я об этом ничего не знаю, он скрыл от меня эти встречи. Мне не понравилось это чрезвычайно, а потому на следующий день я не стала дожидаться обычного времени наших встреч, а пошла прямо к нему в лабораторию.
— У меня вчера Зина была. Что же ты не сказал, что она вернулась? Я бы морально подготовилась, а так она меня врасплох застала — не люблю.
— Что она тебе говорила?
— Говорила, что вы с нею пять раз встречались, что ты ей до конца практики писал, но обо мне не сообщил, что у вас все было, чтобы я тебя отдала ей.
— А ты что?
— Слушай, я вообще, не должна была с ней разговаривать! Ты не понимаешь? Ты обязан был разобраться во всем сам, не впутывая меня. Просто душераздирающая картина! Индийское кино: обесчещенная невеста, торжествующая разлучница и бессердечный жених! Почему ты допустил, чтобы она ко мне явилась? Это твоя жизнь, твое прошлое, ты сам должен был в нем уборку сделать, не понимаешь, что ли? Ты прячешься, не хочешь ей в лицо сказать правду — теперь я уже сомневаюсь, правда ли то, что ты меня любишь — а она бегает по общежитию и рассказывает, какая я мерзавка — увела чужого мужика. Гадость какая! Грязь, и ты в этом виноват. Делай выводы. Если у тебя с нею все — объяснись, не прячься. Если нет — скажи мне, и я удалюсь. Но чтобы я ее больше не видела и не слышала! — Что ты ей ответила на отдай мне его? — Забирайте, если сумеете! Доволен? — и я в бешенстве ушла на занятия.
Несколько дней он не появлялся, но однажды, выходя с лекции, я увидела его у дверей аудитории. Лекции закончились, а потому мы с ним вышли из здания института и пошли по бульвару, отделявшему тротуары от проезжей части. Я молчала, он тоже, но было холодно, и я сказала, что хочу домой — замерзла. Он перевел дух и сообщил мне, что все не так просто:
— Зинка беременна и даже справку от врача показала, — а он теперь не знает, что делать — не может он подлецом оказаться и ребенка бросить.
— Не бросай, — ответила я, — брось меня и живи спокойно.
— Не хочу я с ней жить! Она мне противна, понимаешь!
Я все понимала, и мне тоже было противно. А главное, что я поняла: все кончилось. Он стал безразличен мне, мне не было больно при мысли о расставании, мне не было интересно, как сложится его жизнь в дальнейшем. Даже самолюбие мое молчало, не было уязвлено победой соперницы.
Он был лекарством. Лекарство вылечило меня от прежней болезни любви и перестало быть нужным. Здоровая, чистая и свежая, я могла продолжать жить и радоваться жизни, но нужно было только отбросить подальше от себя грязные простыни жизни чужой, чтобы они не волочились за мной, не путались в ногах, не отравляли воздух своим несвежим запахом.
Значит, так, — сказала я железным голосом, — я больше с тобой быть не хочу, понятно? Я перестала тебе верить, мне не нравится, что из-за меня ребенок останется без отца, и вся эта грязь мне надоела. Иди к Зинке, к кому хочешь, а ко мне больше не подходи. Все — выпалив все это, я развернулась и ушла.
- Предыдущая
- 16/36
- Следующая