Замок в Пиренеях - Гордер Юстейн - Страница 22

• Предыдущая
• 22/41
• Следующая

И вот я мысленно обращаюсь к своей собственной жизни. Пожалуй, я даже не думаю о ней, а возвращаюсь в семидесятые годы и вижу тебя там, наверху, на озере Крингшё… Ты так ласкова, приветлива, ты улыбаешься, и мы занимаемся вместе обычными делами. Мы собираемся перекусить и отправляемся на высокогорное пастбище Оллевольсеттер, мы едем на велосипедах к Блиндерну, мы, сидя дома — каждый на своем конце дивана, — готовимся к экзамену. Мы едем на автомобиле в Нормандию, мы живем на маленьком островке, на который добрались во время отлива… Ты подобрала со дна моря морскую звезду. А вот мы совершаем велосипедную прогулку в Стокгольм. Нам пришлась по душе старая лодка, которую мы взяли напрокат у одного крестьянина в Тутене. Он сразу понял, что мы сумасшедшие! Только поэтому мы и взяли у него лодку. Старик понял, что мы не в себе, и ему стало нас жалко.

Я смотрю вниз на обугленную планету. Это моя колыбель, это колыбель сознания. Я могу выбрать, где и когда мне находиться там, внизу, и выбираю обочину дороги у шведского озера Меларен. Нам пришлось остановиться, потому что у моего велосипеда спустилась шина. Я совсем скис, но ты меня пристыдила… и сейчас — наверху, на орбите, когда погиб весь мир, я понимаю, что в тот полдень ты была права. Ты сказала: как может испортиться настроение только из-за того, что придется чинить велосипедную камеру? Вокруг нас лето, дурак ты набитый, а мы живем!

Я снова внизу и переживаю все — вместе взятое — заново. Мы одолжили автомобиль у твоих родителей и едем из Бергена в Рутледаль. Мы стоим на палубе парома и смотрим на Согне-фьорд, мы причаливаем у Кракхеллы в узком проливе между Лосной и Сулой. Мы проплываем мимо островов и садимся на маленький паром, идущий в Нуру. Скульптурный архипелаг, со всеми своими заливами и мысами, проливами и озерами, существует, словно целый мир сам по себе, для самого себя.

Мы одолеваем последние километры к Кольгруву, но сначала ты хочешь, чтобы мы припарковали автомобиль, и ты покажешь мне самый лучший вид на море. Ты вне себя от радости, что я оказался с тобой в раю твоего детства, и совершенно не в силах совладать с собой… Мы подъезжаем вверх — к дому Ранни — твоей бабушки, и когда я встречаю ее, я думаю, что знал ее вечно… Но это лишь потому, что вижу в ней столько твоего! Мы там словно дети. Идем в сельскую лавку, покупаем мороженое и леденцы. По вечерам лежим в комнате с синими обоями и шепчемся о том, что увидели и узнали в течение долгого дня…

Все вращается вокруг двух историй: истории моей личности и истории Вселенной. Обе эти истории сливаются воедино, потому что у меня не было бы истории, не будь ее у Вселенной. К тому же я отдал половину своей жизни на изучение истории Вселенной — если б не я, Вселенная гораздо дольше не знала бы о себе. У нас нет другой памяти, кроме моей.

Я могу долгими часами сидеть в космической капсуле и словно бы воочию видеть, как история Вселенной и земного шара, будто космическая кавалькада, проходит мимо, чтобы уже через несколько часов эпоха памяти и сознания безвозвратно миновала. Когда я думаю так, от имени бесконечно превосходящего меня большинства, я одновременно сижу в капсуле и присутствую в своих воспоминаниях. Ни разу не случалось, как это бывает порой во сне, чтобы я, не до конца проснувшись, сознавал, что сплю. Я нахожусь в этом космическом корабле после того, как огромный астероид столкнулся с Землей. Я вспоминаю экраны, мониторы и дисплеи на приборной доске. Отчетливо вижу пред собой Еффа и Хасана, я знаю их лучше кого бы то ни было, досконально знаю черты и мимику их лиц; мы провели много часов в тесной космической капсуле, а теперь здесь лежат их безжизненные, одеревенелые тела. В том, как я переживаю все это, есть какая-то двойственность: оставаясь в космическом корабле, я способен покинуть его и оказаться вместе с тобой во всех тех местах, где мы бывали. Все происходит совершенно бессвязно и хаотично, и однако же я словно могу сам выбирать, где или когда мне находиться там, на Земле. Когда мы вместе в Нормандии, мы действительно там. Если на горном Плато Хардангервидда мы сидим каждый на своем камне и едим жареную форель, то до меня даже доносится ее запах. Между прошлым и настоящим нет и мельчайшего зазора. Нет последовательного хода времени, есть лишь настоящее. Вечность подобна огромной бочке, из которой можно доставать мелкие кусочки мозаики, точнее кусочки мозаики из цветного стекла, заключенные в огромном калейдоскопе. Я смотрю сверху, из космического корабля, в этот калейдоскоп и выбираю, на каком кусочке воспоминаний хочу остановиться и пережить все заново.

Выберу, будто бы ты осталась в живых под толстым ковром из копоти и угля. Единственная, кто остался на Земле живой… У этой мечты своя логика, а вернее, полное ее отсутствие. Мне пришло вдруг в голову, что ты поможешь мне спуститься вниз. Ты выжила, потому что нашла убежище в одном из глубоких туннелей Вестланна. Только ты сумеешь спустить меня вниз. Скоро я упаду в рукав фьорда под Юстедальским ледником, а ты откроешь капсулу, покачивающуюся на водном зеркале фьорда. Во сне это совсем нетрудно, надо всего лишь сесть в лодку и забрать меня с собой.

Я вспоминаю, как в тот раз мы с тобой плыли на лодке по фьорду. Мы ложимся в траву возле заброшенного сеновала на другом берегу фьорда и греемся на солнце. Лежать с обнаженной грудью на газоне перед гостиницей вряд ли было бы уместно. Под солнцем тепло, градусов двадцать, мы положили охладить бутылку «Соло» в воду. Потом направляемся обратно и видим двух моржей, которые плывут по фьорду к Балестранну. Моржи кружат возле лодки, пугают нас, но вскоре уплывают прочь.

Я кружу вокруг черной планеты. У меня разрывается сердце от того, что всего через несколько часов Вселенная снова лишится духовной жизни. Я складываю ладони и молю Бога, в которого не верю: «Умоляю тебя — переделай все заново! Будь добр, дай мне еще один шанс! Почему бы не дать этому миру еще один шанс?»

И тут происходит нечто удивительное, но это не кино, это сон. Ефф и Хасан начинают вдруг шевелиться, потом открывают глаза. А дальше? Вся пыль и копоть вокруг земного шара куда-то исчезают, и я вижу внизу под собой темно-голубой Атлантический океан; мы на пути к западному берегу Африки…

Я просыпаюсь и долго не могу понять, что это всего лишь сон. Самое странное в нем — Ефф и Хасан. Они такие живые, такие настоящие и совершенно не похожи ни на кого из моей реальной жизни. Неужели и впрямь существуют параллельные реальности, неужели такие путешествия души действительно возможны?

Между горных склонов по-прежнему плывут клубы тумана. Какой дивный вид на фьорд!

Я спускаюсь вниз и завтракаю, поглощенный мыслью о том, что мне приснилось. Потом беру с собой на веранду чашку кофе.

А там ты!

>>>

А там я. Тебе не приходило в голову, что ты видел вещий сон?

>>>

Пожалуй…

>>>

Ты чем-нибудь занят?

>>>

Нет! А что?

>>>

Я имею в виду… Ты вечером занят?

>>>

Нет! Берит отправилась со своей сестрой в театр.

>>>

В таком случае мы можем продолжить нашу беседу. Нильса Петера дома нет, он ушел к приятелю играть в бридж. У нас с тобой целый вечер. Так приятно сидеть здесь и смотреть на город.

А ты? Ты где сидишь?

>>>

Я дома в кабинете на втором этаже. Письменный стол стоит у окна, которое выходит на город. Осло погружается во тьму, в окнах зажгли свет. Отсюда видны огни на Эйкеберге[62] и в уезде Несоддун.

• Предыдущая
• 22/41
• Следующая